Внезапно до слуха Мериды донёсся переливчатый звон.

– Хэмиш! – в ужасе вскрикнула она.

Мальчонка сидел, затаившись в углу Тронного зала, и большой стол почти совсем его загораживал. На коленях он держал небольшую арфу, которую на памяти Мериды мама строго-настрого запретила трогать. Заметив Мериду, Хэмиш тут же попытался спрятать арфу за спину, но сестра безжалостно ткнула в него пальцем и потребовала ответа:

– Что. Ты. Услышал?

– Э, что? – застенчиво переспросил Хэмиш.

– Ты слышал, о чём мы разговаривали?

Братик покачал головой. Он всё ещё не оставлял надежд спрятать арфу и медленно подталкивал её за спину, словно стоит арфе пропасть из виду, как Мерида просто про неё забудет. Впрочем, Мериде и самой было знакомо это чувство. Не оборачиваясь к Ферадаху, она яростно ткнула за спиной в сторону выхода и мысленно взмолилась, чтобы Ферадах покорно исчез за дверью.

– Я никому не скажу, – успокоила она Хэмиша, – только смотри не сломай. Мы пойдём во двор.

Но Ферадах не исчез за дверью, как она надеялась. Потому что Хэмиш бросил попытки спрятать арфу и теперь пялился во все глаза на Ферадаха. Он смотрел настолько пристально и неотрывно, словно их соединяла невидимая связь – связь, которую было бы жестоко просто взять и разорвать. И поэтому Ферадах просто стоял на месте, позволяя Хэмишу таращиться на него, а мальчик застыл, точно кролик под взглядом удава.

Не отрывая глаз от Ферадаха, Хэмиш поднял свой паучий пальчик и провёл по щеке – задумчиво, как будто не осознавал, что делает. Наверное, видит что-то на лице Ферадаха, поняла Мерида – шрам или отметину, что-то настолько поразительное, что оторваться невозможно. Мать обязательно сделала бы замечание, дескать, пялиться на человека, да ещё привлекать внимание к его внешнему виду – это же совершенно неприлично. Мерида и сама бы сделала такое замечание, если бы знала, что именно Хэмиш видит.

– Можешь спросить, – сказал ему Ферадах. – Я не обижусь.

Хэмиш бросил взгляд на Мериду, точно за разрешением. Она пожала плечами. И тогда тоненьким голосом Хэмиш спросил:

– Сильно болит?

Рука Ферадаха взметнулась к щеке, но не коснулась.

– А как тебе кажется?

– Кажется, что очень, – тихо и взволнованно ответил Хэмиш. Глаза у него округлились до невероятных размеров. – Это волк вас так?

– Волк... – Ферадах осторожными, трепетными пальцами ощупал на щеке что-то, невидимое Мериде. Под конец пальцы застыли ровно в том месте, куда указал до этого жест Хэмиша. Он прищурил глаза, вроде как припоминая что-то, и затем сказал: – Не волк, собаки. Но больше не болит. Теперь это только воспоминание, а второй глаз – тот вообще прекрасно видит. И ты, дружок, не давай воспоминаниям болеть сильнее, чем ранам.

Хэмиш нервно скручивал пальцы. На памяти Мериды это был самый долгий разговор между ним и чужим человеком; в обычном случае она бы обрадовалась, что брат в кои-то веки не застеснялся, но только не сейчас, когда перед ним стоял бог, намеренный уничтожить их всех.

– Положи арфу на место, – скомандовала Мерида брату. Вот-вот могла появиться Айла, и Мерида твёрдо решила убраться отсюда до тех пор, пока не случился новый казус. – Матери об этом разговоре ни слова, иначе я расскажу, как ты пялился на человека в упор. Ферадах, за мной.

Мерида одним прыжком пересекла зал и толкнула дверь наружу – но не одну из парадных дверей на крыльцо, а маленькую неприметную дверку во внутренний двор. Едва выскочив на солнце, она потащила Ферадаха через успевшие зарасти ярко-зелёным сорняком задворки, мимо грядок, мимо псарен и курятника.

Наконец они оказались за воротами, по ту сторону замковой стены. Здесь, в тени, стояла прохлада, но зато вид на блестящую гладь озера открывался просто чудесный. К тому же из свидетелей оставались лишь высокие сосны – можно было говорить без оглядки.

Мерида круто развернулась к Ферадаху, и в воздухе разлился душистый аромат сосновых иголок, по которым они нервно топталась.

– Ты говорил, что знаешь, кем кажешься, только если люди сами тебе об этом скажут.

Ферадах поднёс руку к коре ближайшей сосны, но не дотронулся.

– Верно.

– Хэмиш не сказал тебе, что видит. Он только сказал... что он там сказал? Он просто спросил, не волки ли тебя покусали. Остальные, понятное дело, видели другое, их приметы не в счёт. И для меня ты, понятное дело, выглядишь по-другому. Так что, в чём правда?

Ферадах притронулся к своему лицу, пробежал пальцами по светлым волосам; но похоже, пальцы не давали ему ответов, он пытался угадать и не мог.

– Он сказал мне достаточно, чтобы я вспомнил.

– Вспомнил что? – не поняла Мерида.

– Я принимаю обличье тех, кого уничтожил, – был ей ответ.

Прекрасный весенний день моментально потерял краски, и Мериду пронзил тот же ледяной ужас, что и в ночь сочельника, когда она впервые повстречала Ферадаха. Так значит, все эти тончайшие черты и приметы были просто личиной мертвеца, надетой на убийцу.

Не желая обнаружить свою тревогу, Мерида придала голосу беззаботности и храбро объявила:

– Значит, потом ты, возможно, будешь выглядеть, как я.

Ферадаха передёрнуло. Или, если точнее, тело, которое он носил, передёрнуло. Больше Мериду не проведёшь: там, под этим костюмом, сидел монстр.

– Я думал, – сказал Ферадах, – ты спросишь, как мне удаётся помнить их всех. Ведь ты, кажется, не ставишь под сомнение, что это так.

– Нет, – возразила Мерида, – этого я спрашивать не собиралась. Мне всё равно, почему ты их помнишь и что ты к ним чувствуешь. Единственное, что мне не всё равно – это победить в споре.

Когда Ферадах ответил, голос его звучал заметно холоднее.

– Что ж, в таком случае, чем скорее мы исполним требование Кальях, тем быстрее я вернусь к своим делам.

Будь перед Меридой обычный человек – да хоть бы и из тех, чей облик Ферадах успел принять за сегодня, – ей бы непременно стало стыдно за то, что она его так задела. Но перед Меридой был не обычный человек, поэтому она просто сказала:

– Что ж, пошли смотреть, что ты уже уничтожил.

Чёрт побери эти титулы!

Стоило Мериде выступить из-под стены на свет, как сверху до неё донёсся голос матери, которая тут же попросила Мериду немедленно вернуться во двор. В голосе звучало подозрение: мать, очевидно, решила, что Мерида хочет сбежать с молодым человеком, так похожим на жениха. Когда Мерида сообщила, что идёт гулять, далеко, королева потребовала, чтобы она взяла с собой Лиззи.

– Мам, я иду гулять одна, – повторила Мерида.

– Тем более возьми Лиззи, – заключила королева и зловеще добавила: – Принцессе не подобает отправляться в путь одной.

Как принцессу, которая чуть не с год пробыла в пути одна, Мериду возмутило это отношение. Мало того что от Лиззи в случае опасности защиты всё равно никакой, так она и фривольному свиданию с женихом никак не помешала б – её же отвлечь легче простого. И королева Элинор это прекрасно знала. Но нет, не хватало ещё Мериде тащить Лиззи с собой на осмотр следов разрушения. Попробуй объясни, не выдавая спора, зачем они слоняются по всяким развалинам – а врать и выкручиваться Мериде уже порядком надоело.

Но как только королева выпихнула Лиззи во двор, Мерида поняла истинные намерения матери. Милое Лиззино личико было залито слезами, веки припухли, и весь вид её кричал о помощи – куда выразительней, чем когда-либо. Она совершенно очевидно провела в рыданиях немало часов. На голове у неё красовался самодельный венок из ярко-лиловой дрёмы и листьев душистой восковницы, и с обеих сторон лица свисало по ветке, будто венок тоже плакал.

– Погуляешь, развеешься, – сказала ей королева и захлопнула за ней дверь, оставив девушек одних на залитом солнцем дворе.

– Лиззи, чего ты плачешь? – спросила Мерида, подтыкая в венок выбившиеся веточки.

– Если скажу, всё испорчу, – сообщила Лиззи довольно радостно. – Как только начинаешь объяснять причины, то больше уже не плачется. – Она утёрла нос рукавом. – Ой, добрый день, вы в замок?