Раньше она и близнецов заставляла выходить вместе с ней, но они так ныли, как, мол, долго идти, что в конце концов она оставила эту затею. Раз начав прогулку, её действительно нельзя было закончить в любой момент. Каждые сто-двести шагов попадались и другие сторожевые башни, но их десятки лет никто не чистил, и лестницы внутри заросли ежевикой и папоротником в комплекте с живущими в них существами. Пригодными для спуска и подъёма оставались только пара башен по краям.

– Погода великолепная для поездки, – сказала Айла. Кекс она по-прежнему держала в руках несъеденным. Мерида сжимала и плющила свой во всех возможных направлениях. Эйлин не пришлось бы по душе, что Мерида не ценит её творение – лёгкую, воздушную мякоть, но пряная выпечка нравилась Мериде именно такой, клейкой и плотной.

– Да, думаю, вам понравится, – ответила Элинор.

Мериде понадобилось пройти несколько шагов, чтобы осознать странность формулировки.

– Нам понравится? – переспросила она.

Элинор глубоко вдохнула, втягивая носом землистый запах стены, скрытой от глаз мхом и размокшими ветками плюща.

– Думаю, да.

– Нам понравится? – повторила Мерида чуть более угрожающе. – Что значит, нам? Ты ведь тоже едешь.

Не прекращая моциона, Элинор ответила ровно тем же тоном, каким начала разговор:

– Ты же слышала наши с отцом обсуждения, я знаю. Мы в итоге решили, что один должен остаться дома, управлять государственными делами. Всё-таки наступает рабочая пора, никому надолго руководство не оставишь...

«Уловка, – поняла Мерида. – Такая же хитрая уловка, какими пользуется Кальях».

– Ничего я не слышала. И ты знала, какая наступит пора, когда соглашалась ехать!

– Я слишком отдалась надеждам, – ответила Элинор. – Слишком оптимистично смотрела вперёд. Но натолкнулась на подлинную реальность.

– Мадам, возможно, вы могли бы поехать, а его величество остаться? – заметила Айла. – За делами я бы присмотрела.

Элинор мягко рассмеялась и взяла Айлу под ручку.

– Очень великодушно с твоей стороны, Айла. Но король обожает Кинлохи, и я не стану отбирать у него эту поездку.

Вечно она так делала. Выставляла своё решение как неизбежное. Мериде стоило бы раньше задуматься о судьбе испанского путешествия, а она вместо этого тешила себя воспоминаниями о последнем их с мамой выезде на горные пастбища.

Туда они съездили много лет назад, Мериде тогда было примерно столько же, сколько сейчас близнецам. Мерида уже вовсю каталась верхом по окрестностям, но пожить на земле ей не доводилось. Она ничего не знала о подданных своих родителей: о фермерах, о рыбаках, о молочниках или ткачах. Ей казалось тогда, что, видимо, все живут в замках. Другого Мерида не видела и делала вывод, что все, кто у них работает, возвращаются потом в свои собственные замки.

И вот как-то по весне Элинор объявила Мериде, что пора ей узнать, в чём состоит работа королевы. Собрала дочь в дальнюю дорогу, и они отправились в первое в жизни Мериды путешествие. Оно оказалось просто чудесным.

На горных пастбищах стояли временные лачуги. Каждую осень фермеры сгоняли скот вниз, к деревне, на долинные пастбища посытнее, и за зиму скотина обгладывала траву под черенок. Весной же фермеры уводили отощавших коров в горы, где пасли на зелёных склонах, пока восстанавливаются долинные луга.

Эти горные пастбища были не просто местом. Они были образом жизни. Народ проживал тёплые месяцы года в простеньких летних лачугах, с тюками вереска вместо кроватей, и питался овсом, сыром и маслом с молоком, что давали коровы на выпасе. Люди распевали песни и обменивались историями под звёздным небом. Это было лучшее время их простой жизни, и оно отличалось несказанно от лучшего времени замковой жизни.

Мерида расцвела. Больше не надо было закручивать волосы под платок и чепец. Больше не надо было держать себя подобающим образом, изображать из себя кого-то чужого. Каждый день приносил что-нибудь новое.

Но, что ещё удивительнее, расцвела и Элинор. Утончённая образованная Элинор, рождённая для придворной жизни, там, среди лачуг, была сама стихия. Никогда ещё Мерида не видела в ней такого могущества, как в то лето, когда мать ходила в простой тунике и с волосами, схваченными на затылке неаккуратным узлом – лишь бы не попадали в масло, которое она сбивала наряду с другими женщинами. Дни напролёт, где бы она ни была, к Элинор приходили за советом, указаниями, просили разрешить спор. Она никем не распоряжалась, но благодаря своему уму и честности в итоге стала управлять жизнью летних посёлков – не потому, что имела титул королевы, но потому, что всегда знала, как сделать лучше.

Мериде никогда особенно не казалось, что она похожа на мать, но в то лето она ничего не хотела сильнее, чем стать такой же, как мама.

И сейчас где-то на задворках сознания она лелеяла надежду, что поездка в Кинлохи станет чем-то подобным.

Однако на этой прогулке по стене Мерида осознала, что успела забыть, почему Элинор есть Элинор, которая никогда никуда не поедет. Мерида взмолилась:

– Ма-ам! Ну пожалуйста! Поехали!

Своим деликатным тоном в разговор вмешалась Айла:

– Вы говорили, мадам, что я отменно справляюсь, помните? Что когда есть такая работница, как я, можно было б и вырваться куда-нибудь ненадолго?

Мерида перехватила её взгляд и подметила, что вид у Айлы заговорщический. Они на одной стороне.

– Всего на пару недель, мам! – поддала Мерида.

– Раз Эйлин не надо будет готовить на всю семью, то она и с делами по замку тоже поможет, – продолжала Айла.

Королева окинула взглядом темнеющий пейзаж. Отсюда открывался прекрасный вид на озеро, золотое в блеске догорающей зари. Ещё оставалась пара-тройка лебедей, и они скользили по сверкающей воде, точно тёмные драконы. Где-то невдалеке пролаяла лисица.

– Сейчас не время, девочки.

Мерида не выдержала.

– Вечно ты так! Вечно выкручиваешься да находишь отговорки!

– Не надо кипятиться, – возразила мать, ничуть не повышая голоса. Несколько лет они не вздорили, и сейчас королева явно не собиралась начинать. – О, смотри, два голубка. Не забудь потом Лиззи сказать.

– Да плевать я хотела на голубков! Всё это время ты давала мне понять, что едешь, а теперь прикидываешься, будто и не собиралась! У тебя вечно какие-нибудь оправдания!

– Быть королевой, – сказала мать, и на этот раз в её голосе проскользнула острая нотка, – это тебе не отговорки. Это труд.

На Мериду накатила удушливая волна злости. Злость шипела в ушах. В голове всплыла госпожа Маклаган со своими сентенциями насчёт Данброха, каким его видят в Ардбаррахе, и щёки у Мериды вспыхнули так же жарко, как в тот самый день.

– Так и в чём же труд королевы, мам? Над чем ты трудишься целыми днями? Кому пишешь письма у себя за столиком? Что такого случится, если ты перестанешь?

– Мерида! – резко прервала её мать. И, сделав немалое усилие, добавила уже более спокойным тоном: – Мерида. Ты ведёшь себя неприлично.

– Это правда, правда тебе неприлична? Да ничего ты не делаешь больше! Просто притворяешься королевой! А папа притворяется королём! Весь мир над нами смеётся! Мы не... – Мерида вовремя себя оборвала, чтобы не сказать «меняемся» , иначе нарушила бы условия договора. Вместо этого она выпалила: – Разозлись уже, ну! Наори на меня! Давай! Сделай уже что-нибудь!

Но Элинор не вышла из себя.

Она лишь посмотрела на дочь, и в глазах её была грусть и ласка.

– Я не злюсь, доченька. Мне только жаль, что ты так меня видишь, только и всего.

Раньше из этого вырос бы большой скандал, потом мать и дочь помирились бы, пришли к компромиссу, и что-то изменилось бы. Теперь же выглядело так, будто Элинор просто поддаётся.

Шипение в ушах переросло в грохот, и Мерида выкрикнула:

– А мне жаль, что ты такая и есть!

Развернулась на каблуках и ринулась прочь.

Больше не верилось, что ей когда-нибудь ещё захочется стать такой же, как мама.

– Прекрасная погодка! – прогоготал Фергус.