— Тувалкаин, а ты умеешь бесов из человеческого тела изгонять?

— Умею… — кивнул старик.

Так. Отличненько. Сейчас мы ее быстренько изгоним, а тело, так и быть, я на себе утащу. Ну, по крайней мере — попытаюсь.

— А что для этого нужно?

— Нужно отвести это тело отцам-экзорцистам…

Тьфу ты. Так и я изгонять умею.

Ладно. Не прокатило, вычеркиваем. Тем более что знакомых отцов-экзорцистов у меня нет… разве что отец Азарий. С ним, правда, неясно, но вдруг он все же изгонит беса из этой блондинки. Так сказать, кустарным способом…

— Ладно, — сказал я, — уходим.

Разумеется, рано или поздно бесовку найдут, и она расскажет, кто на нее напал и зачем.

Кто? Два молодых парня. Потому что в мешковатой одежде, шапочках и гриме на лице — фиг поймешь, кто мы по половой принадлежности. Только по голосу, а голос она слышала только мой — Насте она его почти сразу обрубила Молчаливым Словом, вон, только недавно заговорила, да и то тогда, когда Бесовка уже под Ожерельем подчинения была. А Тувалкаин заверил, что в нем она ничего не видела и не слышала. Потому что, хотя амулет и назывался Ожерелье ПОДЧИНЕНИЯ, но именно подчинять он не мог. Ну а что вы хотели от сляпанного дендрофекальным способом поделия?

Зачем? Ну так понятно — зачем. Тувалкаина освободить. Или украсть для, так сказать, собственного употребления (зачем-то ж он Морозовым нужен, верно?). А про Источник мы ни слова не упоминали. Старик нам в этом плане удачно подвернулся, иначе у Морозовых могла бы закрасться мыслишка — а что эти загадочные воры тут искали?

Думаете, если бы нам не повезло и мы не наткнулись на Бесовку, там мы бы тихонечко скрылись? А вы не подумали — КАК бы мы это сделали? Это въехали мы в Дом зайцами, вернее — гномами, в бочке. А выехать отсюда — как? Днем — заметят какую-то странную парочку, ночью — тем более заметят, охрана тут не зря свой хлеб ест. Так что выбраться из Дома — сложновато.

Загибайте пальцы: пройти из подвалов на кухню — раз. Причем это — самое простое, потому что подвалы не охраняются. А вот кухня — возможно, да. Какое-нибудь ночное хлебопечение, ранний завтрак, поздний ужин, в общем — кто-нибудь может отираться. Потом — из кухни во двор, это два. Уже сложнее — возле черного входа может стоять охрана и в любом случае по двору бегают собаки и медведи. Три — перебраться через стену. Самое сложное, потому что ворота точно заперты и точно охраняются, а по стене, как мы совершенно точно знаем — бродит стража. Думаете, всё? Ага, щас. А про поле с волчьими ямами забыли? Через него перейти — это четыре. Ну и второй заборчик — пять, это вообще плевое дело. Перебрался через него — считай, все, скрылся.

В общем, мы оказались в роли вора из одного видосика с Ютуба. Который пролез в супермаркет через люк в потолке, набрал, что хотел — и внезапно осознал, что до люка ему теперь не добраться, слишком высоко.

Но это тот незадачливый воришка, а мы пойдем другим путем.

Я осторожно выглянул через небольшое кухонное окошко во двор. С кухней нам, кстати, повезло — никого не было. Видимо, горячий хлеб в семье Морозовых не очень популярен.

Выглянул — и отшатнулся. Через толстое стекло на меня смотрела счастливая медвежья морда. И чего это он такой довольный? Это ведь не тот мишка, которого мы прикормили пирожками — да, я докатился до того, что начал различать медведей — с чего бы это ему радоваться? Тому, что ужин скоро сам придет?

Плохо. По нашему плану, из окна нужно было высунуться, а тут — высунешься, а обратно засунешься уже без головы.

Придется подниматься на этаж выше… И увеличивается риск наткнуться на какую-нибудь зевающую горняшку, которую хозяйка послала… ну, не знаю… За новой подушкой, например.

Но риск, как известно, дело благородное. Кто не рискует, тот не пьет шампанское… и того не закапывают потом в лесу в четырех пакетах… Блин, не самая мотивирующая мысль…

Тувалкаина мы оставили у черного хода. Старик уж точно не смог бы достаточно бесшумно пробраться наверх и достаточно быстро сбежать вниз, когда начнется. Пусть лучше в углу сидит, кучу старого тряпья изображает. Тем более что ему для этого ничего не нужно, просто будь собой.

Старик остался внизу, а мы с Настей двинулись к выходу из кухни. С удовольствием и ее бы оставил, но, к сожалению, именно она и нужна наверху. Наш план бегства без мня бы сработал, а вот без Насти не получится.

Осторожно приоткрыли дверь, ведущую с лестницы, и выглянули в щелку.

Коридор. Резные деревянные стены, на них горят тусклые плошки, только что света хватает, чтобы не споткнуться. Из коридора ведут двери. И если прикинуть, то нужная нам…

Вон та, слева, почти перед тем местом, где проход резко изгибается и уходит вправо.

Мы осторожно и бесшумно — в шерстяных носках, помните? — двинулись по коридору.

Шаг, еще шаг, еще… нужно дверь уже почти рядом, вот она, руку протяни…

И тут на меня налетает какая-то девчонка, вылетевшая из-за угла, и что-то бормочущая.

— Ааа…п, — ее глаза расширились, при виде меня, размалеванного черными полосами, но я вовремя зажал ей рот, а Настя успел подхватить у самого пола глиняный горшочек, который девчонка с перепугу выронила из рук.

Не раздумывая — кто знает, кто там еще из-за угла может выскочить — я толкнул плечом ближайшую дверь — правую, к сожалению — и затащил служанку внутрь, следом юркнула Настя.

Небольшое помещение, без окон, по краям лавки, на стенах висят какие-то тряпки, пахнет сыростью и еще чем-то знакомым, что я не сразу опознал.

Настя сунула мне в руки горшочек — вот на кой он мне? — заткнула девчонке рот ближайшим полотенцем — а, вот что это за тряпки… — и принялась сноровисто крутить ее с боку на бок, связыва…

А, нет, не связывая. Раздевая.

«Зачем?!» — поинтересовался я мимикой и жестами. Служанка-то в сознании, и, хотя глаза моя ведьмочка ей тоже завязала, но уши-то не затыкала. Та может услышать наши голоса и потом опознать. И все же — зачем ее раздевать.

Настя такой же пантомимой объяснила мне, что…

Блин, нифига не понятно.

«Зачем?».

«Чтобы…» — снова яростные жесты. Чтобы… потом… раздеться самой?! ЧТО?!

«Совсем дурак, что ли?!» — показала Настя, сообразив, что я подумал что-то совершенно не то. Плюнула и принялась расстегивать куртку. Распахнула ее… потом, резко покраснев, запахнула и показала, чтобы я отвернулся и не подглядывал… И на голую служанку тоже не пялился! А чего там пялиться — после настиного заматывания у нее из полотенеченого кокона видны только макушка и пятки.

— Ираидка! — выкрикнули из-за двери. Не той, через которую мы вошли, второй.

Мы замерли.

— Давай быстрее, а то конюхам отдам!

Голос женский, властный, и если служанка не подойдет — а она не подойдет, она сейчас только подползти может, как гусеница — то хозяйка голоса может и отправиться на поиски куда-то запропастившейся Ираидки.

Настя быстро одернула сарафан служанки — а, так вот зачем ей понадобилась ее одежда, разумно… — и показала мне, чтобы я отправился туда и нейтрализовал обладательницу голоса.

И в этот раз я эту пантомиму понял безошибочно.

Только — как?

А, ладно, главное, как говорил Суворов — это быстрота и натиск. Или это поручик Ржевский говорил? А, неважно.

Вперед.

Я, как был, с горшком какой-то приятно пахнущей мази в руках, шагнул вперед, резко раскрыл дверь и…

Бондарь — это мастер, который делает бочки. Однако не бочками едиными живет бондарь, емкостей, который, подобно бочке, изготавливаются из узких дощечек-клепок — достаточно много.

Если клепки сужаются к краям и получившаяся тара обладает выпуклыми боками — это собственно бочка, основная тара на Руси.

Если клепки прямые и тара выходит с прямыми стенками — это кадка.

Если у кадки две противоположные клепки торчат вверх, как уши — это ушат. Если в эти уши продета дужка — это уже ведро. Если ушат больших размеров — то это бадья. А если маленький и ухо только одно, зато длинное — ковш.