Но отец говорил, что самой главной диковинкой было море. Он, как и я, ни разу не видел его. Синее-синее и бескрайнее, как небо, — так описывал отец море. Сложно было представить бескрайнее тому, кто родился и вырос в королевстве Крамтон. Все у нас упиралось в Серую стену.

Море было живое и умело хмуриться. Тогда оно становилось темным, как вечернее небо, и высоко-высоко взлетали пенистые волны. А еще отец говорил, что на море бывали рассветы. Когда солнце только просыпается, и первые яркие лучи выглядывают из-за горизонта — золотые, розовые, огненные — и окрашивают море. И прекраснее этого зрелища на земле только моя мама. Я смеялась словам отца, ведь он никогда не видел рассвет. В Крамтоне солнце выползало из-за Серой стены уже тускло-желто— беловатое, быстро проходило по небу и снова скрывалось за стеной, уже с другой стороны. Словно мы сидели в глубокой яме, и видели только часть дня.

— Я не видел, — соглашался отец, — но предки мои моряки. И море, и рассветы в крови у меня. И у тебя.

Я снова смеялась на эти слова. Как часто я смеялась в те дни, когда все мы были вместе. Я невольно взглянула на Кадди, которую отвергла родная семья, а едва она обрела любовь королевы, как потеряла и ее. Кадди поймала мой взгляд, вспыхнула и остановилась. Ничто не могло вывести ее из себя больше, чем жалость.

— У тебя палец в крови, Кадди, — нашлась я, — я могу помочь.

В моих карманах еще оставались травы из Зеленого леса. Брюнетка взглянула на палец и резко ответила:

— Не нужно.

Мы шли по тропам, знакомым мне до боли. И все больше приближались к моему дому — путь лежал рядом с ним. И когда буро-зеленая крыша вынырнула из-за корявых деревьев, я остановилась. Сердце мое сжалось от боли и тоски. Мой отец больше не ждет меня там, и его похоронили без меня. Симмиус остановился рядом и взял меня за руку — он все понял.

Я должна была еще раз взглянуть на свой дом. Подошла как можно ближе и выглянула. Дом был пуст, и там никто не жил, это было видно. Никто не ухаживал и за двором. Жесткая болотная трава пробивалась возле крыльца и под окнами. Только в вазонах ее не было. Тщательно вычищенная нами земля дала силу росткам, они не только проклюнулись, но и тянулись к тусклому небу, с благодарностью ловя любой луч солнца. Прошедшие дожди напоили их влагой, и выглядели они крепкими.

— Они будут синими-синими, когда расцветут, — прошептала я, — мы с папой всегда ждали этого дня.

Симмиус сжал мою ладонь.

— Теперь в этот день с тобой буду я, — сказал он.

Я смотрела на дом и не понимала, почему ушли Диплы. Что бы не случилось, они обещали ухаживать за цветами, пока те не расцветут. В память о моей маме. При мысли, что их убили стражники Серой горы, мне стало очень горько. Симмиус не отпускал мою руку. Кадди хмурилась, но не сказала ни слова.

Я мысленно попрощалась с домом, и мы пошли дальше.

Если на Болотах раньше и было озеро, то очень давно. А теперь это были редкие лужи буро-зеленой воды с островками жухлой травы и кустарника и угрюмо торчавшими голыми корявыми стволами мертвых деревьев. Эти лужи были обманчивы, стоило ступить в нее и уйдешь с головой. И там, на дне, что-то крепко обхватит тебя и никогда не выпустит. Многие пытались скрываться здесь от преследования короля или спасаясь от Нежити. И большинство из них погибли. Пройти здесь мог только тот, кто хорошо знал тропы. Мой отец их знал.

Но даже я, привыкшая к эти местам, не понимала, как можно жить на Топких болотах. Туда не решались соваться даже беглые заключенные. Если здесь, где я жила, зелено-бурые лужи всегда оставались на своих местах, чуть мелея во время засухи и наполняясь во время дождей, то на Топких болотах они были бродячими. Внезапно дно лужи могло начать приподниматься, и вместо нее вырастал островок земли, поросшей склизкой травой. А тот клочок твердой поверхности, на котором ты стоял, напротив, рухнуть вниз и наполниться водой. При этом трава словно оживала и опутывала ноги, не давая выбраться. Поэтому я всегда была уверен, что там может жить только ведьма.

Но именно на Топких болотах жила семья Симмиуса. И именно туда мы сейчас шли.

— Как вас угораз. Как вам. Как вы… — начал Риб, никак не подходя нужной фразы.

— Как мы решились жить здесь? — понял его Симмиус.

Медвежонок благодарно кивнул.

— Нам пришлось, — ответил Симмиус, — после того, как мою мать объявили ведьмой.

Он больше ничего не добавил и не взглянул на меня. Симмиус замолчал, и никто из нас не решался проронить ни слова. Мы шли молча, шаг в шаг за Симмиусом. А невдалеке от нас, теперь не скрываясь, пробиралась риппи. Это было крупное животное, похожее на огромную кошку, с плотной густой зеленовато-серой шерстью и большими ясными глазами. Риппи легко вскакивала на корявые деревья и осматривала окрестности. Потом так же легко спрыгивала и продолжала путь. Она успевала охотиться, вылавливая в болотных лужах какую-то живность, о которой мне даже знать не хотелось.

Мы вошли в Топкие болота и быстро поняли, почему никто не решался ходить сюда. Поверхность, казалось, дышала. Островки суши оседали, а лужи вздымались, корявые деревья качались и скрипели от этого движения, кустарник шелестел. Тропы были узкими и сколькими от влаги, а воздух тяжел.

— Возле нашего дома дышать легче, — заверил Симмиус, но задурманенная испарениями болот голова верила в это с трудом.

Как он находил тропу среди всего этого движущегося хаоса, я не понимала. Но Симмиус словно знал, какой клочок суши уйдет под воду следующим. Мы поспешно шли за ним по пятам, и все же недостаточно быстро. Риб, замыкавший шествие, вдруг вскрикнул. Когда через долю мгновения мы обернулись, он уже по пояс ушел под воду. Я протянула руку, и он схватился, но то, что затягивало его, было сильнее. Симмиус издал странный рык и бросился на помощь. И одновременно с ним прыгнула риппи. Я даже заметить не успела, откуда она взялась. Риппи метнулась на корявое мертвое дерево неподалеку, и какое-то поющее рычание вырвалось к нее из пасти. Я уже слышала такое, когда на нас напал земляной вепрь. Симмиус пробрался к этому дереву и повис на нем, раскачивая и наклоняя.

— Держите его! — кричал он нам.

Кадди стояла совсем рядом, держа Риба за вторую руку. На меня она не смотрела. Болотная вода скрывала его уже по грудь и наползала дальше. Корявое дерево заскрипело и рухнуло, упав рядом с тонущим. Симмиус вскочил на серый ствол, ловко пробежал по нему и крепко схватил Риба. Риппи прыгнула на ветку и вцепилась в ворот утопавшего. Вместе они втащили его на дерево. Едва Риб ухватился за него покрепче, как стал подтягиваться сам. Несмотря на его огромную силу, это давалось ему тяжело.

Мы с Кадди не отрывали от них глаз, и едва не ушли под воду сами. Симмиус вовремя бросил взгляд на тот клочок земли, на котором мы стояли, и скомандовал:

— Вправо три шага, быстро!

Мы повиновались, и вовремя — клочок ушел под воду. Симмиус вытащил Риба на тропу, и мы поспешно двинулись дальше. Когда впереди показался настил из сухих бревен, выложенный, как кривая тропа, это показалось чудом.

— По ним идти безопасно, — сказал Симмиус, — болото здесь спит.

Он и договорить не успел, как прямо над его головой просвистела стрела и чуть в стороне от нас вскрикнула птица.

— Ромус! — строго крикнул Симмиус, и из густого кустарника показалась серая голова.

Голова довольно улыбалась, а зеленые глаза ярко сверкали. Ромус выпрямился, и оказался высоким стройным юношей. А когда стянул с головы серую шапочку, по плечам его рассыпались огненно-рыжие кудри.

— С возвращением, Симмиус! — довольно закричал он. — Вы так шумели на болотах, что я вышел проверить. И заодно забить птицу к вашему приходу.

— Мой младший брат Ромус, — представил его Симмиус.

Птица лежала в стороне от выложенной из бревен тропы, и мы ждали, что он пойдет за ней. Но он не пошел. В несколько прыжков рядом с добычей оказалась риппи, подхватила ее и принесла. Симмиусу.

— Ну почему всегда так! — шутливо-обиженно произнес Ромус.