— Сегодня при любом раскладе тебя бы не стали экзаменовать.
— Это ещё почему!? — снова искренне возмущается. Похожа на надутого промокшего под холодным дождём воробья, отчего в груди вновь защемило.
Я эмоционально устойчив. Без этого качества в моём мире не выжить. Слишком часто женщины выбирают тактику: давить на жалость, обманываясь моим внешним дружелюбием, но… это же Моди… Она…
Перевожу дыхание. Прежде всего нужно донести до неё те самые, элементарные вещи, которые должен был объяснит ей Степан.
— Дело не в тебе. Всё потому, что для всех абитуриентов, независимо от возраста и места жительства, существует определённые правила и сроки поступления. Это закон, и учебные учреждения ему следуют. Понимаешь?
— Понимаю, — выдыхает, а в глазах вместо новой волны возмущения, благодарность. — Вот ты — человек, объяснил! Сказал, и понятно сразу. А они… — прерывисто вздыхает.
— Неужели ты ничего в интернете не нашла про поступление? — Сжимаю зубы, стараясь скрыть настоящие эмоции. Слишком сильно захватили. Ярость лишь мешает здраво мыслить, но Степан, в конце концов, хотя бы это должен был ей сказать?! — По телевизору какая-то информация могла мелькать… — Не стал спрашивать про Степана, усугубляя.
Всё же не в моих правилах в чужие отношения лезть. Даже когда Валя рассказала мне о своих чувствах к другому, далеко не самому лучшему, на мой взгляд, варианту, я не стал вмешиваться. Хотя планировал завоевать сердце этой девушки, которая смогла меня удивить и заинтересовать собой. В отношения Степана с Моди я тем более лезть не стану.
Но… смотрю на Моди, и эмоции бурлят. Даже чувство жалости не могу сдержать. Она хоть и колючая, но как никто другой нуждается в защите. Сегодняшний визит ко мне тому доказательство.
— А чего искать? Все же, как заканчивают школу, — идут и поступают. Я тоже думала, приду, и мне там всё расскажут, покажут, спросят. Посмотрят, к чему я больше способна, в конце концов! А они вон как со мной… Ноги моей там не будет! Сами виноваты!
— Не горячись. Ты взрослая девочка, должна понять, что в любом обществе людей, выделяющихся из массы, сторонятся. Чаще всего от страха перед необычным. Есть очень суеверные люди.
— Да знаю я! Или из брезгливости… Цыганку, что ли, научить пытаешься?!
Усмехаюсь. Снова хорохорится, будто воробушек. От вида её задранного носа и горящих, ещё не до конца просохнувших глаз с размазанной тушью, в груди разливается тепло, перетекающее в желание защитить.
Глава 14
— Конечно, знаешь. — Стараюсь говорить с теплом, но не сюсюкать, могу снова зацепить взрывной характер. Вместо этого, успокаивающе глажу девушку по плечу. — Тебе нужно было поступить мудрее. Хотя бы дать им всем к себе привыкнуть, а потом уже одеваться, как привыкла.
— Я что?! Нога костяная, ко мне привыкать?! — всё же взрывается она! — Я — это я! И притворяться кем-то другим не намерена! — снова гордо вздрагивает нос, уже привычным мне жестом, но от меня всё же не отстраняется.
— Знаю.
— Ты думаешь, я не вижу, что как оденусь в ваше дорогое шмотьё, так восхищённые взгляды спину прожигают, а стоит одеться, как душа лежит, сразу с грязью мешают да по дуге обходят, через левое плечо поплёвывая.
— Таково общество.
— Лёв, ну ты мне скажи, где справедливость? Я, что ли, внутри меняюсь, одев другое тряпьё?
— Не думаю, что в нашем мире нужно искать справедливость.
— Правильно, искать не нужно. Нужно её устанавливать. Это я и сделаю! Собственноручно!
— Извини, но от твоих слов мне становится страшно. Может, поделишься планами?
— С тобой? — киваю. — Поделюсь. Только ты никому не рассказывай, хорошо?
— Разумеется.
— Даже Судьбинушке! — при слове «Судьбинушка» в её голосе прослеживается явная обида. Сама понимает, что он по каким-то причинам специально молчал.
Я бы сам обиделся, если бы кто-то из близких меня за дурака держал.
— Заметил?
— Заметил, — не отрицаю.
— Я ж сначала к нему шла. Он ведь здесь, у тебя, на последнем этаже работает.
— И? Что-то ещё произошло?
— Ага, — поникла. — Как зашла, поймала на себе все эти взгляды, и его взгляд вспомнила. Вот, точно такой же, как сегодня у остальных, взгляд его вначале был. Долго он на меня этим взглядом смотрел. Лишь недавно перестал, и то, когда я переодета в те вещи, которые он мне купил. А ко мне настоящей никак привыкнуть не может. Я старалась не замечать, не видеть. Долго терпела, но недавно… — она замолчала, но подумав продолжила. — Чувствую, что до сих пор он меня стесняется и у себя на работе не будет рад увидеть. Вот мне под дых и подкатило. Сама не поняла, как ноги к тебе принесли…
— Молодец, что пришла. Ценю твоё доверие. Но, Степан же твой мужчина. Конечно, он будет рад тебя видеть. — Говорю, а сам начинаю сомневаться, довольно красочно представив ситуацию.
— Ага, мой. Который, видать, в меня никогда и не верил, раз не сказал того, чем ты со мной сейчас поделился.
Не думал, что у них с Моди есть проблемы. Особенно неожиданно, что человек которого я с недавних пор считаю другом, может настолько наплевательски относиться к чувствам девушки, с которой живёт.
— Может быть, у него причины были, — и зачем я за него заступаюсь? Возможно потому, что не привык делать выводы, основываясь на частичной информации?
— Да какие причины?! Ведь знал же всё наверняка, а разговора со мной не завёл. Да и мялся как-то странно, когда я об учёбе заговаривала. Мне же даже Макс намекал, на что обратить внимание, но я Судьбинушке доверилась. Надеялась, направит.
— Понимаю, — меня вновь наполнила злость на Степана.
Я его представлял пусть и не слишком разборчивым в связях, но добросердечным и чересчур мягким с женщинами. Всё равно что-то не сходится. Не мог я так ошибиться в человеке.
— Ты уверена, что Степан с тобой об этом не говорил? Может быть, он пытался, но ты его не так поняла? — уже сейчас понимаю, что в это дело я всё-таки влезу.
— Уверена. Так и есть. Ты единственный меня и понимаешь, да Валькин жених ещё. Правда, тот хоть насквозь видит, но не шибко-то ко мне расположен.
— Он вообще мало к кому расположен, — усмехаюсь, вспоминая Макса.
— Это так. Хотя мужик он крутой, не отнять! Вон как с бубновым королём разобрался.
— Бубновым? — не сразу понимаю, о ком она.
— Тоже думаю, странно, что бубновый. Пики должны были быть. На Вальку когда раскладывала, выпадали королева пик да бубновый король, а поверх них уж дорога с опасностью.
— И что это значит?
— Да ничего, — отмахивается, — иногда карта ложится по цвету волос, а когда и по намерениям человека, на которого расклад делаешь.
— Вальке, например, когда она сюда уехала, казённый дом выпадал постоянно. Видимо, здание, вот это твоё, а в нём, все четыре короля.
— Четыре короля?
— Ну, ты — червонный, ещё крести и пики, ну и бубновый, забился, как козырь в колоду… И ведь не сразу мы его вычислили. Долго же он всех за нос водил.
— Профессиональный пикапер и тонкий психолог — опасное сочетание. — Соглашаюсь. — Я в силу обстоятельств в психологии неплохо подкован, но вычислить его оказалось непросто.
— И чего с ним сейчас? Степан не говорил, а мне не до того было.
— Сидит.
— Так ему и надо, — удовлетворённо кивает. — Правда, с рукоприкладством мы переборщили. Мне потом несколько дней кошмары снились. Каким бы он скотиной ни был, но не по-человечески это.
— Мы все были на эмоциях, — говорю, а сам понимаю, что и сейчас его рожу перед собой не потерплю. — Пара синяков за подобное не такое уж большое наказание. Жаль, его по статье другой судить будут… Так бы устроили ему за решёткой счастливую встречу.
— Никак не идут из головы его слова и взгляд… — удивляет Моди рассеянным взглядом. — За что он подругу так возненавидел? Что она ему сделала? На меня он совершенно иначе смотрел. Даже когда я ему за подругу влепила.
— Моди, ты мудрый человек, должна знать, что таких людей, как он, даже не стоит пытаться понять. Этот человек дно. Чтобы его понять, для начала нужно его достичь.