Заметив неправильно застегнутые пуговицы, она начала расстегивать их, совершенно не смущаясь, что стоит посреди коридора в присутствии другого человека.

Вера поспешно подняла глаза к потолку, но было поздно. Она заметила огромный рубец, проходивший от солнечного сплетения до ямки между ключицами. Вера оцепенела. Этот свежий шрам с белыми точками по обе стороны мог означать только одно: Мирослава совсем недавно перенесла операцию на открытом сердце. Скорее всего, смертельный процесс старения уже пошел, раз ей потребовалось такое серьезное вмешательство.

А это значит, что если Вера не поторопится, то создавать новую сыворотку будет попросту некому. И Аарон…

– Мы можем зайти внутрь и поговорить наедине? – попросила она.

– Конечно нет! – возмутилась Мирослава, вскидывая на нее взгляд. – Это мои личные апартаменты, а не проходной двор. Что ты вообще о себе возомнила? Ломишься ко мне второй раз подряд, будто я твоя подружка, а не самая гениальная ученая всех времен и народов!

Вера сосчитала до трех.

– Это касается всех Вечных, – сказала она с нажимом.

Мирослава уставилась на Веру, а потом резко рассмеялась.

– Нет ничего, что бы ты могла мне рассказать, – заявила она. – А теперь иди, деточка, мне нужно почистить зубы.

Она отмахнулась от Веры, как от навозной мухи, и взялась за дверную ручку, чтобы захлопнуть дверь у нее перед носом. Вера открыла рот, собираясь возразить, но потом поняла, что это бесполезно. Она схватила Мирославу за руки, толкнула внутрь апартаментов и зашла следом. Мирослава была, похоже, настолько обескуражена ее поведением, что не сопротивлялась. Оказавшись внутри, Вера захлопнула дверь ногой и только тогда отпустила холодную сухую руку Мирославы.

В комнате горел яркий свет, полы были покрыты белой плиткой, а стены – покрашены белой краской. Из мебели стоял стеклянный стол и стулья на колесиках. Ни фотографий, ни личных вещей. Это помещение могло бы послужить операционной.

– Я сейчас вызову охрану, если ты немедленно не уйдешь! – заверещала Мирослава.

Вера уперла руки в бока.

– Никого звать не нужно, если вы не хотите, чтобы все узнали, что Вечным грозит смерть.

Мирослава вскинула нарисованные брови.

– Какая у тебя богатая фантазия.

Вера поджала пальцы ног, чувствуя потребность топнуть от нетерпения. Она проделала такой длинный путь, устроила аварию, разбила винтокрыл, бросила любимого, похоронила Сати… А Мирослава не может ее просто выслушать?

– Я знаю про истинную цель ПЭЦ. Знаю про эксперименты над детьми. Знаю, зачем вы их проводили.

Впервые за время разговора на лице собеседницы Вера заметила проблеск искренней заинтересованности. Мирослава наконец начала воспринимать ее всерьез, поэтому, не теряя ни секунды, она продолжила:

– Я ваш эксперимент номер сто двадцать два. – Произнеся эти слова, Вера ощутила, как жар приливает к щекам, как учащается сердцебиение, как потеют руки. И вслед за этим совершенно неожиданно наступило умиротворение и свобода. Карты раскрыты, маски сброшены. – Единственный удачный эксперимент.

Мирослава прошлепала босыми ногами до Веры, больно обхватила ее подбородок пальцами и приподняла голову, разглядывая каждый сантиметр.

– Этого не может быть. Сати присылала мне отчет, что генная модификация ничего не дала, – сказала Мирослава, обращаясь скорее к самой себе.

Вера повела головой и высвободилась из цепких пальцев.

– Сати вам соврала.

– Быть не может! Зачем ей это?

Вера подумала, стоит ли рассказывать правду, но решила, что только потеряет время и заставит Мирославу сомневаться в ее готовности помочь.

– Я не знаю. – Она пожала плечами.

– Но почему?.. – осеклась Мирослава. – Мы уже давно могли бы спасти всех Вечных, а она… Если она попадется мне в руки, я сама задушу ее!

– Боюсь, что это невозможно, – ответила Вера как можно более спокойным тоном, чтобы не дать скорби захлестнуть ее. – Сати умерла.

Мирослава уставилась на нее.

– От чего?

– От старости. Процесс запустился около трех недель назад.

Мирослава, пошатываясь, дошла до ближайшего стула и осела на него.

– Мы инициировались в один день, – сказала она, смотря на свои раскрытые ладони. – Я думала, что у меня есть по меньшей мере еще полгода.

По Вериной спине пробежал холодок.

– Нам нужно как можно скорее приступить к созданию новой сыворотки. Я не знаю, как вы собирались меня использовать, но я обладаю сверхбыстрой регенерацией. Это же должно как-то помочь?

– Аксолотль, – пробубнила Мирослава.

Вера сделала пару шагов навстречу, но ученая больше ничего не сказала.

– Простите, что?

Мирослава вскинула на нее рассеянный взгляд.

– Твоя сверхбыстрая регенерация из-за определенного гена, который я взяла у аксолотля. Когда ничего не вышло с голым землекопом, я решила попробовать другие варианты. Сто двадцать вторая попытка должна была стать особенной. Я взяла ДНК аксолотля.

Вера разинула рот. Аксолотля? Того милого головастика с рожками, который мог отращивать новые конечности и который давно вымер?

Мирослава никак не отреагировала на выражение лица Веры и продолжила рассказ:

– Опыты на животных – их было мало, но они все прошли идеально. У меня даже был готов план по созданию новой корректирующей сыворотки. Одна доза – и все побочные эффекты первой были бы устранены. Я была абсолютно уверена в успехе, когда приказала начать генную терапию. Но все показатели, все отчеты свидетельствовали о том, что я опять потерпела поражение, и я наконец сдалась.

Мирослава замолчала с отстраненным выражением лица, а затем резко вскочила.

– И ты объявляешься здесь в тот день, когда две трети сотрудников Генома погибли! Случайность ли это?

– Погибли? – опешила Вера.

– Ты, наверное, слышала, что изобретатели не самые терпеливые люди? – саркастично спросила Мирослава. – Когда я создала первую сыворотку и ее еще не одобрили для тестовой фазы на добровольцах, моим сотрудникам ничего не оставалось, кроме как опробовать ее на себе. Всем исследовательским институтом, из которого позднее основали Геном. Так что, – она сделала многозначительную паузу, – вчера освободилось больше половины лабораторий. А сегодня ты стоишь на пороге! Разве это совпадение?

Вера содрогнулась, представив себе, как в один момент замертво попадали десятки Вечных. Хотя она не могла знать, Бром наверняка был в их числе.

Мирослава прищурила глаза, оглядывая Веру с ног до головы, встала, обошла ее стороной и выдвинула встроенный в стену у двери ящик. Он был до верху набит скальпелями, упакованными в блистеры. Какого черта Мирослава хранит их в таком количестве у себя в апартаментах?

– Докажи, что ты не врешь, – сказала она, разрывая упаковку и протягивая скальпель.

Вера обхватила холодный металл и замерла. Она видела, как заживают ее раны, но все равно засомневалась. Что, если ей вообще все привиделось? Руки вспотели, скальпель заскользил.

– Чего ты ждешь? – спросила Мирослава. – Ну-ка дай сюда.

Она выхватила скальпель, подняла Верину руку и без раздумий полоснула лезвием по ладони. Острая боль обожгла кожу. Кровь брызнула из раны и заструилась к локтю. Мирослава задела не только кожу, но и сухожилие, потому что большим пальцем пошевелить не удавалось. Рукав блузки стал красным.

– Хорошо, что тут кафель, – хохотнула Мирослава. – Ты бы знала, чего мы только не отскребали с этого пола.

Вера вздрогнула, вспомнив видеозапись из комнаты Сати.

Несколько красных капель попали на Верину юбку и на босые ноги Мирославы. Вера как завороженная смотрела и ничего толком не видела. Она почувствовала себя той самой девочкой, которая сидела на кафельном полу и играла в окровавленные игрушки. Прошло около шестнадцати лет, но ничего толком не изменилось.

– Пойду-ка кофейку выпью, пока ты кровью истекаешь.

Вокруг разреза Вера почувствовала нарастающий жар. Боль стала тупой и пульсирующей. Поток крови превратился в ручеек и наконец пересох. На поверхности раны образовалась коричневая корочка. Большой палец дернулся. Корочка отвалилась, и под ней оказалась свежая розовая кожа. Вера с облегчением вздохнула.