— Когда он говорит "тёплый", — пояснила Патриция. — То имеет в виду — жаркий. В смысле — температуры горения.

— Спасибо, я понял.

Экои — особенно, один из них — беспокоили меня всё сильнее. Точнее, пугали.

Они стелились над нами так низко, что я мог разглядеть все леденящие кровь подробности.

Если вкратце, то отдельный экземпляр этого племени представлял собой пасть с крыльями.

Вот если взять крокодила… А затем — ещё крокодила, и так — восемь раз, а потом скрестить их с крупным воздушным змеем — получится один средних размеров экой.

Крылья у них были плоские, треугольные, покрытые жесткой, асфальтового цвета шкурой.

Кружа в зловещем хороводе над нашими головами, они издавали длинные протяжные крики, от которых пузырилось в ушах и чесались пятки.

— Этими криками они доводят путников до потери пульса, — поделился информацией Денница, признанный эксперт по экоям. — А потом спускаются, накрывают жертву своим телом, как одеялом. И спокойно кушают. Главная тонкость в том, что жертва остаётся обездвиженной. Но вполне себе живой.

— Милые зверушки, — я нашел в себе силы улыбнуться. Но чувствуя, что губы как-то подозрительно дрожат, поспешно перестал.

— Совсем как ты, правда, Денница? — ядовито осведомилась Патриция. Теперь мы все трое стояли задрав головы и наблюдали за экоями. — Тоже любишь парализовать жертву, а потом неторопливо высасывать из неё все соки.

— Патриция, — я припечатал девушку укоризненным взглядом. — Помнишь, что мы недавно говорили о взаимопомощи?

Та лишь фыркнула, закатила глаза, а потом и вовсе отвернулась.

— Да я не в обиде, — произнёс дем… Денница. Слегка поморщился, но продолжил: Просто она жутко нервничает. Вот и выпускает время от времени Ини…

— Мама была права, — патетически заметила Патриция. — Надо было оставаться жрицей любви при храме. Сейчас уже занимала бы пост заместительницы помощницы второй секретарши Младшей Верховной жрицы…

— Не хотелось бы отвлекать тебя от мечтаний о головокружительной карьере, дорогая, — меланхолично проговорил Денница. — Но секунд через тридцать нас ожидает мерзкая, отвратительная бойня. И поверь: если так говорю Я — наверняка всё будет гораздо хуже.

Вопреки привычке иметь свои пять копеек в любом разговоре, я промолчал.

Просто не знал, что сказать.

Если бы мне предложили влезть на заведомо неприступную скалу, я бы спросил: насколько быстро?

Если бы меня попросили уболтать до полного изумления двух злобных троллей и одного динозавра — со всем моим удовольствием, предлагайте тему.

Но когда в близкой перспективе светит сойтись на кулачках с зубастыми кожаными мешками — обычно я даю дёру.

И мне ни капельки не стыдно, каждому — своё.

К сожалению, интуиция, вкупе с жизненным опытом, кричали хором, что от этих конкретных кожаных мешков — не убежишь…

Самый нетерпеливый экой спикировал на нас. За ним потянулись остальные.

— Напоминаю: магией не пользоваться, — проговорил Денница и изловчившись, схватил экоя за шею, прямо за челюстями.

Голос его был сдавленным от усилий, но это не помешало демангелу перехватить тварь поудобнее, и размахнувшись им наподобие бейсбольной биты, ударить по второму экою.

Распластав крылья, тот упал в грязь, и теперь глухо чавкал, но отлипнуть от вязкой жижи не мог.

Экой, которым размахивал Денница, лишь бессильно раззевал пасть — я видел выпученный, полный неизбывного удивления глаз и крохотный язычок в глубине глотки.

К сожалению, остальные не захотели учиться на горьком опыте собратьев, и продолжали попытки добраться до вкусной добычи, которую уже давно считали своей.

— Па-аберегись! — завизжала Патриция и запустила в ближайшего куском болота.

Аэродинамика у болотной жижи так себе. Но зато она намертво залепила экою глаза, и потеряв управление, он тоже позорно рухнул в грязь.

Я решил перенимать опыт.

Метко целясь в глаза, мы с Патрицией повергли ещё парочку чудищ.

Но потом один умудрился вцепиться ей в волосы.

Тяжело взмахивая крыльями, экой поднял девушку над болотом. Я, не долго думая, обхватил её ноги.

— Отпусти, придурок! — я так и не понял, к кому она обращалась. Ко мне, или к экою…

Денница огрел его своей импровизированной дубиной и тварь, победно сжимая в зубах клок чёрных вьющихся волос, на бреющем ушла в небо.

— Ты как? — спросил я у Патриции.

Та потёрла макушку.

— Думаю, лысина мне не пойдёт.

— До свадьбы отрастёт, — утешил я и пригнулся: одна из тварей чуть не схватила меня за шиворот.

Я почувствовал, как по спине чиркнули зубы, вспарывая ткань пиджака, как ножницы — марлю, и на всякий случай повалился мордой в грязь.

Из-за пазухи донеслось недовольное ворчание, а потом на свет Божий выбралась разбуженная крылатая ящерица.

— Гермиона, нет! — закричал я, пытаясь ухватить её хотя бы за хвост, но василиск с победным кличем вознеслась в небо. — Стоять! — кричал я. — Сидеть! Место! Вернись, я всё прощу…

Сердце сжалось от дурного предчувствия.

Она была такая крошечная по сравнению с громадными кожаными мешками. Такая… беззащитная.

— Ну всё. — проговорила Патриция, размазывая по лицу грязь замурзанной ладошкой. — Хана.

— Мне так жаль, — я еле удержался от всхлипа.

— Сами нарвались, — жестко констатировала Патриция.

Денница отбросил своего экоя, как ненужную тряпку, и подошел к нам. Приставил ладонь козырьком к глазам…

— Да, господа, — с уважением произнёс дем… ну, вы поняли. — Это вам не мы.

А Гермиона уже приступила к трапезе.

Она металась среди стаи экоев, как бешеная трясогузка, выхватывая то из одного, то из другого чудища немаленькие куски мяса и тут же, не отходя от кассы, заглатывая их целиком.

Экои щелкали вокруг неё челюстями, как ловящие блох псы, но не могли ухватить маленькую и вёрткую ящерку.

Тут и там раздавались истеричные, панические и жалобные крики.

— Что, не нравится?.. — Патриция запустила в стаю комком грязи. — Испытайте на своей шкуре, каково это: когда кушают живьём.

— Они тебя не понимают, — откликнулся Денница. — У экоев не то, что мозга, у них даже головы нет. Они действуют инстинктивно.

— Ну, а сейчас инстинкты подсказывают им драпать, — удовлетворённо заметила Патриция. — Молодец, Герми! Приятного аппетита.

— Ты знала, что она так может? — ко мне наконец-то вернулся дар речи.

Патриция пожала плечами.

— Просто до этого момента ей не представлялась такая шикарная возможность, — вместо Патриции ответил Денница. — Браво, Макс!

— Да я-то тут при чём?

А ведь эта милая ящерка спала у меня на груди… Прямо возле сердца.

— Заиметь ручного, натасканного на защиту хозяина василиска — это дорогого стоит.

— Никто её не натаскивал, — недовольно заметила Патриция. — Она сама его выбрала.

Гермиона как раз приземлилась мне на плечо и любовно придушила хвостом.

— Умница девочка, — я почесал ей шейку. — Я тебя люблю…

Ящерка довольно заурчала и потёрлась клювом о мою щеку. Пахло от неё кровью и горелыми покрышками, но… у всех свои недостатки.

Экои взлетели повыше и кружили там, как изрядно потрёпанные полотенца. Временами они издавали жалобные голодные крики.

— Надо убираться отсюда, — сказал Денница. — Скоро они придут в себя и устроят новую атаку. Я же говорил: мозга у них нет, так что учиться на ошибках они не умеют.

— И как они ещё не вымерли? — спросила Патриция.

— Исключительно за счёт дублёной шкуры и фантастического упрямства, — заявил Денница и хромая, пошлёпал по болоту.

Мы потянулись за ним.

Идти в одном башмаке было страшно неудобно, но почему-то я упорно не хотел выбрасывать и второй.

Казалось, избавившись от ботинка, став босым, я окончательно потеряюсь.

По мере движения солнце припекало всё сильнее. Грязь отваливалась от нас кусками и тихо падала обратно в родную среду.

Уже какое-то время до нас доносился приглушенный гул, а потом на горизонте появилось зловещее грибовидное облако.