– Вообще-то мне сама бабушка в руки дала!

Но она просто пожала плечами, мол, ей все равно.

Водитель привез нас к дяде Мише в загородный дом. Там уже ждали родители. Сцену трогательной встречи со слезами, объятиями, подзатыльниками, истериками и поцелуями я опущу. Кстати, родители ни секунды не сомневались в том, кому отвешивать подзатыльники, заодно целуя-обнимая, а кого только обнимать и целовать. Хотя мы выглядели, с точки зрения посторонних людей, абсолютно одинаково. Челка, розовая прядь и макияж, который у меня за ночь немного испортился (времени с утра подправить или даже смыть целиком у меня не было), а у Эллы держался идеальным свежим слоем (стало быть, она собиралась не в спешке, и Антону удалось разбудить ее задолго до прибытия машины).

А вот теперь время истины…

– Ну что там с уликами? – строго спросил дядя Миша. – Выкладывай.

Он всегда был таким, сколько я его помню. В детстве я даже его боялась. Чего греха таить – побаиваюсь и сейчас. На сантименты отводит четко ограниченное количество времени и сразу резко переходит к делу, ну словно alt+shift нажали, меняя раскладку клавиатуры. А когда долго не удается перейти к главному, начинает раздражаться.

Вот и сейчас родители накинулись уже на меня – за то, что обманула. Оказывается, дядя Миша им все рассказал. Впрочем, он хранил мою тайну до последнего. Но, получив сообщение и не дозвонившись до меня, родители уже направились к нему. Тут-то он все и сказал. Поэтому и ждали нас здесь, зная, что сюда привезет машина.

Мы с Эллой, перебивая друг друга, рассказали все, что вспомнили и посчитали релевантным. Слава богу, Элла додумалась не вмешивать сюда Сашу. Упоминался только Антон, да и то лишь по причине, что она у него жила – это ведь главный вопрос, который ей задали. Дядя Миша забрал у меня и коробки с чаем, и флешку с документами, после чего мы поехали домой.

Дома случилась новая разборка. При дяде Мише родители не стали выговаривать нам всего, что они думали, и задавать какие-то вопросы, но а уж в квартире разошлись на славу. Элла в какой-то момент плюнула, махнула на них рукой (в прямом смысле) и ушла спать. То ли этой ночью не спала (и именно по этой причине не опоздала), то ли соскучилась по своей кровати. Я лично по нашей общей спальне не скучала, посему осталась на кухне с мамой и папой.

– Соня, как же так? – начали они сызнова. – Ладно Элла, в семье не без урода. Но ты-то?

– А почему вы не видите положительную сторону событий?

– Что? – удивилась мама и посмотрела на отца, слово на свой ум не надеялась и полагала, что он ей разъяснит смысл моих слов.

Но я не стала ждать, когда он ответит, объяснила сама:

– Во-первых, Элла вернулась домой. Живая и невредимая. Не об этом ли ты молилась еженощно? Думаешь, я не слышала тебя? – Мама насупилась, но спорить не стала. – Во-вторых, наше расследование, возможно, поможет поймать некоторых не очень хороших людей и отправить их за решетку, чтобы никто больше от них не пострадал!

– Пинкертоном себя возомнили! – сказал папа маме.

Настал и мой черед отмахиваться от них и идти в свою комнату. То естьнашукомнату. Я уже успела привыкнуть к тому, что ночую одна.

Я проверила телефон: сообщений нет. Вздыхая, тоже улеглась. Вообще говоря, я не ожидала, что усну, но поспать удалось этой ночью всего часа четыре, и то максимум, а уж сколько нервов было загублено, не перечесть, короче, я очень быстро вырубилась.

Остаток дня я провела с тяжелой головой. Видимо, спать второй раз было плохой затеей. Нас позвали на ужин, который для нас обеих стал обедом, и в то время как Элла налегала на все подряд, видимо, соскучившись по нормальной стряпне (страшно представить, чем ее кормил Антон), я же оставалась к еде равнодушна, снедаемая смутной тоской и тревогой. Каждые пять минут я проверяла телефон.

– Может, хоть на время ужина ты оставишь свои игрушки? – возмутился папа. – Соня, я тебя не узнаю!

И даже с подозрением воззрился на мою сестру, мол, не устроили ли вы, как в детстве, свои глупые розыгрыши, не решили ли нас обмануть и поменяться местами? Кстати, о розыгрышах. Эти забавы, оказывается, оставались с Эллой даже когда детство осталось далеко позади. Из нас двоих, увы, повзрослела только я. А может, не повзрослела, а обзавелась совестью и чувством ответственности? Или это одно и то же?

Ковыряя вилкой в тарелке, я продолжала свои странные философствования, пока наконец мама не начала убирать со стола.

Перед сном я тоже проверяла мессенджер каждые пять минут. Пару раз порывалась написать сама, но останавливалась. Потом вздохнула и убрала телефон, включив авиарежим.

– Элка…

– Ну что? – возмущенно отозвались с соседней кровати, как будто я не в первый раз позвала, а в сто двадцать первый.

– Что ты имела в виду, когда говорила, что не уверена, что это Макаров?

Сестрица помолчала. Я уж думала, не ответит, когда она наконец снизошла разомкнуть уста:

– «Как утонула?» – первое, что он сказал. Ты представляешь?

– И что? – подождав продолжения и поняв, что оно не последует, изумленно молвила я. – Что, по-твоему, он должен был сказать? Да, я ее утопил, так что для меня это не новость.

– Нет, ты не поняла… Не «Как это, умерла?! Такая молодая и красивая! Да что ж это в мире делается-то?!» А…

– Это, скорее, Таисия должна была произнести, – перебила я сестру.

– Ну вот, она что-то подобное и сказала. А он, когда ее нашли в пруду, сказал удивленно: «Как утонула?» Как будто не сам ее утопил. Так странно…

– Ничего странного! – разозлилась я, что она заставила меня усомниться в нашей версии из-за какой-то ерунды. – Давай спать!

– Как думаешь, мне надо ехать на репетицию? – едва открыв глаза и заметив, что сестра тоже не спит, спросила я.

– Чего? Какую на хрен репетицию?

– Завтра концерт, забыла? Официальная годовщина.

– Без тебя знаю! Это вообще-то мой кумир и мой мир, в который ты влезла!

– В который ты заставила меня влезть! – поднявшись на локте, повысила я тоже голос. Пусть знает, что не только она одна в семье умеет орать и ставить людей на место.

Сестрица сразу притихла.

– Для чего тебе ехать на репетицию? Ты что, выступать собралась? – с любопытством спросила она.

– Конечно! Я же гвоздь программы!

– Ты в горле кость, а не гвоздь, вот так вот, лошара!

– Ну, только у тебя, – хмыкнула я. – Завидуй дальше. У тебя-то смелости не хватило ни на одном концерте выступить! Написала под себя маленькую незаметную роль деда Павлецкого в три строки и радовалась ходила… А меня поставили завершающей! Да еще и роль Алены дали.

– Ой, ну поезжай тогда! Чего ты от меня-то хочешь? – Я молчала. Она догадалась сама. – Между прочим, Сашка на репетиции не ездил никогда! Он очень занят в своем вузе, станет крутым финансистом, – язвила она, как всегда. – Радуйся, если на сам концерт явится.

– Конечно, явится. На него все надеются, а он ответственный человек. Как и я.

Элла неожиданно пересела на мою постель и внимательно заглянула мне в лицо.

– Ты понимаешь ведь, что никакого концерта может не быть? Его схватят не сегодня завтра. А без Макарова концерту кирдык.

– Но есть же бабушка… – замямлила я.

– И что? Не она отвечает за официальную часть мероприятий.

Как-то я об этом не подумала. Почему-то концерт и в принципе общественная жизнь фанатов Павлецкого у меня в голове шла одним потоком, а расследование и ловля преступника – другим, параллельным. И они не пересекались. А ведь должны.

В среду, в день концерта, позвонил дядя Миша. Он набрал папу, но отец включил громкую связь, и мы слушали всей семьей.

– В общем, так. В той розовой коробке, что светлого оттенка, сушеные травы, в том числе дурман-трава, и легкая доза кофеина, который, скажем так, бодрит и веселит. Привыкания почти не вызывает. Ну а в темно-розовой к этому же составу примешаны клофелин и даже крупица амфетамина. К радости и беззаботности они добавляют что-то свое: расслабляют и уносят в море грез, как мне сказали… М-да, вот так загадочно изъяснились.