– Раз уж мы так близко, может, зайдем? Мне нужно задать пару вопросов.

Я внимательно смотрела на Антона. Если родители Натальи знают Эллу в лицо и считают ее виноватой (вдруг кто-то донес до них причину, по которой их дочка пошла гулять ночью на пруд), то мне сейчас, вполне возможно, вцепятся ногтями в лицо, а то и пристрелят из охотничьего ружья. Но тогда предостерегающие крики Тони должны выступить в роли знака, который охладит мой пыл. Но нет, парень просто с леностью пожал плечами. Мол, раз надо, то идем, но мне не очень-то хочется – как-то так. Ну я и пошла.

Мы постучали в дверь (низенькая калитка была открыта, а на участке никого не было, поэтому мы позволили себе зайти), но никто не вышел к гостям. Я посмотрела на спутника, он снова пожал плечами. Тогда я застучала сильнее. От моих усилий дверь открылась. Час от часу не легче! Что ждет нас там?..

– Ну что, идем? – спросила я тихо у Антона.

– С ума сошла?! Тебя фильмы ничему не учат? А если там труп?!

– Вы к Тамаре? – крикнул женский голос с соседнего участка, который огораживался от этого всего лишь металлической сеткой, причем возле дома была внушительная дыра. Вот в эту дыру (как будто через сетку ее бы не услышали) и кричала нам соседка.

– Да! – не растерялась я.

– Стучите громче, она спит!

– Спит?! – Я сверилась с часами. Знавала я сов, но настолько… Пять часов!

– Да, бухая опять! – ответила соседка, проясняя для меня всю картину. Затем махнула рукой и ушла от дыры.

– Это все объясняет, – кивнул Тони, будто бы соглашаясь с моими мыслями, которых, на самом деле, слышать не мог.

– Ладно, раз свидетель ушел, можем вторгаться в чужую собственность!

Не дожидаясь протестов со стороны моего верного рыцаря, я зашла в дом Церковиных.

– Тамара! – покричала я для приличия с порога.

Узенькая терраска привела нас на кухню. Грязной посуды немерено: она и стоит на столе, и валяется на полу, и скинута в раковину. Везде летают мухи. На столешнице еще полчище темных крошек, а на самом краю, свисая под опасным углом, лежит половинка длинного маринованного огурца.

Арка привела нас в следующую комнату (в доме не было коридоров и дверей). На кровати в одежде поверх грязного постельного белья валялась какая-то женщина лицом вниз. Подушки не было, голова покоилась прямо на простыне. Темные спутанные волосы, смуглая кожа, невысокий рост – ничего общего с симпатичной девушкой на снимках.

– Кхе-кхе, – покашляла я так громко, как могла, а Тони потряс женщину за плечо, видя, что на звуки она не реагирует. – Она мертвая?

– Типун тебе!..

Одновременно с его фразой женщина закряхтела и пошевелилась. Наконец я увидела ее лицо. Удивительно, но все черты, за исключением, пожалуй что, длинного носа, были идентичными с Наташиными. Теперь я уже не сомневалась: перед нами ее мать.

– Простите, вы Тамара? – на всякий случай уточнила я. Хотя не то чтобы уточнила, скорее просто не знала, как иначе начать разговор.

– Сто лет уже Тамара… – почти неразборчиво, так, что я даже не сразу поняла, пробурчала она и посмотрела наконец на меня и Тони. – О, я вас знаю! Вы приходили уже! Почему вы все время приходите и задаете вопросы?

Мы с Антоном переглянулись. Совсем с катушек съехала. И для чего люди употребляют спиртное, скажите мне на милость? Солидарна с Бельским. Хоть он и пижон, но очень умный пижон.

Господи, опять я о нем думаю, что ж это такое…

– Дамочка, – встрял Антон, – это называется дежавю!

– Че?

– Приснилось вам, короче! Ну или это… предвидение будущего!

– А-а, – протянуло создание, пытаясь принять вертикальное положение, но неизменно падая обратно на кровать. Блин, сколько времени на нее придется угробить, чтобы привести в чувство, а ведь у меня еще другой адрес… – У меня это с детства! – заговорила она более вменяемым тоном, присев наконец на краешек собственной тахты. – Когда беременной ходила, мне сны снились страшные! Так и знала, что доченьки моей… не… – Заплакав, она все-таки договорила до конца: – …станет рано!

– Вы про Наташу? – ласково спросила я, гладя ее по плечу. Дурацкая привычка все перепроверять. Да и брезгливость моя куда-то испарилась. Жаль было женщину. Может, она и не пила вовсе, пока такое горе не случилось? Мы никогда заранее не знаем, как среагируем на то или иное событие, тем более трагическое.

– Да, Наташеньку мою… Вы знали ее? Друзья ее?

Я молчала. Врать этой женщине не поднимался язык, если можно так выразиться, а сказать правду я, разумеется не могла, и Тони кивнул за нас обоих, получается.

– Сейчас не лучшее время для вопросов, – шепнул он мне.

Другого времени у меня, увы, не будет.

– Расскажите, пожалуйста, что случилось. Она же не сама… ну… Она утонула, да? – выкрутилась я.

Женщина зарыдала еще пуще и ответила просто кивком. Я подала ей салфетки, на удивление найденные на столе возле кровати, но Тамара проигнорировала их, полезла в карман вязаной кофты, в которой спала, и выудила оттуда большой мужской носовой платок.

Затем еще раз кивнула.

– Сказал участковый наш, что полезла ночью купаться. У Наташеньки день рождения был. Но со мной не стала отмечать, почто ей я? Старая тетка. У нее друзья появились в этом… коттедже, – с ненавистью, настолько свойственной простым гражданам при виде богачей, сообщила нам Тамара. – Она сказала, что там будет отмечать. Сама-то непьющая, но ей, видно, налили там… Друзья эти ее новые. А вы там были? – с подозрением спросила она нас.

– Нет, мы недавно узнали об этом горе, – сказала я. – Мы приехали издалека.

– А откуда это?

Я посмотрела на Тони.

– Из Рязанской области, – ответил он вместо меня.

Женщина удовлетворилась названным субъектом Российской Федерации и продолжила:

– Ну вот, девочка моя домой не вернулась. Оказалось, что ее там только утром начали искать. Вызвали участкового. Он сначала ехать не хотел, он у нас в городе живет. Говорит, гуляет. Спросите у матери. А они не знают, где она живет. Знали, что местная. Они же все приезжие. Ну только бабушка эта, забыла, как ее…

– Таисия Арсеньевна.

– Да, вот ей спасибо. Она тут заведует этим… как его… клубом бабушек, короче. Через них быстро выяснила, где Наташа живет. Жила. Ко мне явились эти бабки. Я сперва не поняла ничего. Потом молодые эти пришли. И с ними этот… мужик этот, который всеми этими заведует… концертами драными. Если бы девочка моя не заинтересовалась бы этой музыкой дурацкой, ничего бы не случилось! Мне ставили бабы в магазине нашем. Музыку эту. Ничего в ней. Один бубнеж!

– Ну зачем вы так, – обиделся Тони, – рэп – такой же жанр музыки, как и эстрада.

– Еще скажи, как опера, – влезла я. А то разозлит мне свидетеля, и что делать? Где информацию добывать? – И что дальше было?

– Дальше искали ее всей деревней. Потом местные мужики про пруд заговорили. У нас часто тонут в нем. Горят, что чудище в нем живет.

– Лохнесское? – хохотнул Антон, но, увидев мой пристальный взгляд, осекся.

– Не знаю, как оно называется. Но нашли ее. В пруду-то. Захлебнулась, говорят. Участковый сказал, выпимши полезла. Так бывает, мол.

– А что, она одна купалась? – удивилась я. – Никого это не смутило?

– Нет. Никто из молодых тех ребят не признался, что с ней купался ночью.

– А алкоголь нашли в крови ее?

– Я спросил Никича. Это участковый наш. Он сказал, что нашли, хоть и мало. Но если тут замешан местный пруд, сказал он, то считай, все понятно.

– Это ему было понятно, – нахмурилась я. – Потому что искать никого не хотели.

– О чем ты? – удивился Антон.

О чем я? Действительно. Как сказать ему, что я не хочу, чтобы оказалось, что по вине моей сестры-близнеца несчастная девушка утопилась в местном пруду? И как объяснить ему, почему мою сестрицу это меньше волновало, чем меня саму? Ведь это она должна была расследовать, а не я.