– На классиков рока и металла. В том числе на «Металлику». Вы представляете, какую работу проделала Элла? Она собирала информацию о кумире по крупицам! Мало кто знает этот примечательный факт из биографии Павлецкого! Теперь я понимаю, почему у нее ушло на это столько времени! Браво! – Он снова хлопнул в ладоши. – Это ведь отсылка к началу его творческого пути. Концептуально – к началу любого творческого пути, ведь все ныне известные люди с чего-то начинали, искали себя, свой истинный путь. И находили себя через творчество других. Благодарю тебя, Элла. Ты будешь завершать концерт. Только нужно будет дописать еще строк шестнадцать… Покажешь мне вечером.

– Хорошо.

С триумфальным лицом я вернулась за стол, одарив по пути высокомерным взглядом Александра. Будет знать!

Я хотела высидеть всю репетицию, чтобы попутно пообщаться с Ириной – шепотом, конечно, иначе не выйдет, – но она уткнулась в свой текст, то ли заучивая, то ли повторяя его, потому что, вызвав теперь Тимура, Сергей Петрович назначил Иру следующей. Тогда я подумала, что сейчас отличная возможность переговорить с Милой, а когда Ира освободится, уже с ней. Жалко, что я не смогу сидеть и глумиться над выступающим Тимом, а потом и Сашей, но расследование первично, с личной местью можно подождать.

Отпросившись кивком в сторону двери, я по-тихому слиняла. Не знаю, правильно ли я считала ответный кивок Петровича, возможно, он кивал вовсе не мне, но никто меня не останавливал.

Поднявшись по лестнице, я решила сперва зайти в свою комнату. И была ошарашена увиденным. Все мои вещи – кувырком! Рюкзак распотрошен, постельное белье на полу, даже наволочки сняты с подушек, матрас приподнят с кровати и сдвинут в сторону, дверцы шкафа открыты, ящики выдвинуты. Что-то оставалось внутри, что-то валялось, раскиданное по полу. Что у меня искали? Или это акт устрашения? Или просто маленькая гадость, чтобы я потратила время, собирая свои вещи и перестилая кровать. Кстати, нужно потребовать новый комплект постельного белья, кто знает, какими руками это трогали, да и поднимать это все с пола, пусть и с чистого ковролина, тоже не комильфо… В то же время как я объясню это хозяйке? Бедная старушка, я даже на женские дни сослаться не смогу: вряд ли она помнит, что это такое…

В следующий момент меня пронзила острая, как лезвие заточенного ножа, мысль. Паспорт! Точно ли я его с собой не брала? Есть у меня привычка таскать везде документы, всегда иметь их при себе. Это еще с того раза, как маме стало плохо. Я вдруг подумала, что если упаду в обморок на улице, или лишусь памяти, или сразу в кому впаду, или грузовик меня на смерть переедет. Пока найдут, кто я и что я… А так, есть паспорт с именем и пропиской. Я живу именно по прописке, как и, наверно, большинство людей, поэтому моих близких быстро найдут. Да, знаю, что есть для таких целей телефон, но он может разбиться при падении, например, или его могут украсть до того, как меня найдут люди, действительно желающие оказать помощь. И вот, продумав свой хитрый план выдать себя за сестру, я догадалась, что иметь при себе документы в этом случае – весьма дурацкая затея. Но что если сунула машинально? Рюкзак я взяла, кстати, Элкин – конкретно тот, с которым она ездила сюда в мае, это я точно помнила, так что остаться в каком-то кармане по забывчивости мой паспорт никак не мог.

В общем, пройдясь по всем вещам, паспорта я не нашла. Вроде я должна радоваться. Но если я все-таки машинально его сунула, то из этого следует, что преступник его украл.

Но самое интересное в том, что сделать это мог далеко не каждый. Мила – первый кандидат. У нее было достаточно времени после ее выступления. В тот момент, когда я завтракала внизу, теоретически тоже могли все, кроме Иры и Тони. Хотя и Тони мог бы – если прямо-таки бегом, потому что после его ухода мы не так уж долго сидели с Иркой до прихода Петровича за нами. Когда мы зашли в библиотеку, все остальные были на месте. Вряд ли Макаров отправился нас искать, если бы еще кто-то отсутствовал в тот момент. Тем более он так и сказал «только вас нет». Есть еще бабушка. Да, у нее комната на первом этаже, но что ей мешает подняться? Старушка-то бойкая, не хромает, не кряхтит. Только вот мотивов у нее не предвидится. Мы все здесь с ее согласия. Меня (то есть Эллу) могли просто не приглашать на этот раз, и все. Это же относится к Макарову. В теории он мог прошманать мою комнату, зная, что я завтракаю, а потом явиться на кухню в притворном возмущении, но зачем присылать приглашение от имени Фонда? Нет, если кто-то не хочет видеть меня здесь, то это один из ребят. Леонеллы, кстати, сегодня на репетиции не было вообще. И про ее отсутствие Макаров ничего не сказал, а ведь она ночевала здесь, я же слышала вчера, как ей выделили комнату на первом этаже. Появилась вся такая таинственная прямо перед «Ночью страшилок». Кто она? Что она? Хоть я и не склонна к предрассудкам, но рэп обычно любят подростки и молодежь.

Короче, решено. Сперва разбираемся с Милой, затем спускаемся на первый этаж к Леонелле.

Выйдя из комнаты, я стала яростно барабанить во все двери подряд – кроме Сашиной, санузла и Ириной, разумеется. Одна из них отворилась.

– Че надо? – строго спросила Мила.

Я уверенно протаранила себе путь внутрь ее спальни.

– Куда?.. – только и сумела она вымолвить.

– Что ты искала в моей комнате?

– Что? В смысле?

– В том смысле, что ты перевернула все вверх дном! И это именно ты, так как остальные все еще на репетиции! – тут я лукавила, ведь я уже установила, что это могли сделать другие люди. Но мне казалось, что именно таким путем – агрессивным – я быстрее добьюсь от нее правды.

– Полоумная! Сама насвинячила, а я виновата!

– Что? Насвинячила? – Я даже рот открыла от этакой белиберды. – А ну идем!

Не ожидая, впрочем, что она пойдет следом за мной, я схватила ее за руку и повела к себе. Мила сперва сопротивлялась, но, видимо, любопытство взяло вверх, и вторую половину пути до моей двери она проделала вполне бодро, едва меня не обогнав.

– Ого! – Милка присвистнула даже. – Это кто? Ты что, лунатик?

– Это не я, очнись! Когда я уходила на завтрак, этого не было! Кто-то что-то искал, сечешь?

– А с чего ты взяла, что это я?

– Господи, я же говорю: ты первая ушла с репетиции!

Милка хмыкнула и скрестила руки на груди с выражением интеллектуального превосходства на лице.

– Вот ты, Элка, как была тупая, так и осталась. Сама же сказала, что ушла на завтрак, а оттуда сразу в библиотеку.

– Да, но все сидели уже на месте!

– А вот и нет! Тимур выбегал из библиотеки где-то минут за десять-пятнадцать до начала. Уж не знаю, завтракала ли ты уже в это время. А вот Тоша наш вообще за секунду до вас с Петровичем забежал.

– Он ушел с завтрака гораздо раньше, – вспомнив, поделилась я.

– Вот-вот, так что не надо тут! Чуть что, сразу Мила! Я что вам, козел отпущения? Мало мне предков… – пока на меня выливался ушат экзистенциального подросткового бреда в стиле «меня никто не любит, пойду утоплюсь в пруду», я усиленно размышляла, особо ее не слушая, затем перебила.

– Мила, но ведь главное в таких делах – мотив. И он есть только у тебя.

– Что? Какой же это? – В глазах плескалось искреннее недопонимание.

– Ну как же, ты ведь еще дуешься на меня за… ну… это… – Я внимательно смотрела на нее, надеясь, что хоть она прояснит ситуацию. Что это за розыгрыши? Что Элла делала с этими людьми? – Ну ты знаешь! – взмолилась я, подняв лицо к потолку.

– Знаю, – хмыкнула она одним уголком губ. – Просто пытаюсь понять: неужели ты решила извиниться? Это что, конец света?

– Да, Мила! Мне очень-очень жаль! – А еще мне очень жаль, что я не имею ни малейшего представления о том, за что извиняюсь. – Поверь мне.

– Элка, ты ли это? – нахмурилась девушка.

– Да я, я… Просто… кое-что случилось дома, и я немного изменилась. Посмотрела на себя со стороны, так сказать. – Я же должна как-то объяснить, откуда во мне такие перемены. Вот это будет официальной, так сказать, версией. На нее все и спишем.