Потому что она знает, что такое «репетиция» субботним утром и «концерт самодеятельности», на который, как водится, приезжают какие-то спонсоры и прочие важные лица. Случайных людей здесь, скорее всего, не бывает.

– Хочу напомнить, что у нас дружелюбная атмосфера. Никто не высмеивает чужое выступление! – От меня не укрылось, что Сергей Петрович при этих словах одарил особенным взглядом Тимура. По всей видимости, что-то эдакое было от него в прошлый раз. Не мудрено. – И когда я что-то говорю, я не критикую, асоветую. Но принимать мои предложения или отвергать – дело каждого. Итак, приступим. Кто у нас первый? Хм… – Он обвел глазами «класс», сидящий за «партами», в поисках жертвы. Боже, я вернулась в школу. Ну почему, почему это обязательно должно быть выступление у доски вместо привычного тестирования или хотя бы диктанта?.. – Мила! – «Жертва» была найдена. – Ты не хочешь начать? Я знаю, ты долго готовилась.

Мила помедлила немного, словно собираясь с духом, но поднялась и вышла на площадку перед столами.

– Песня называется «Я видел всё».

– Отлично. Начинай.

Мила стала читать рэп, будто делала это всю жизнь. Боже, я так не смогу никогда… Выступала она довольно долго. Я могу понять, как можно выучить такую большую песню, мы все-таки и не такие объемы в школе учили и пересказывали «близко к тексту» (того же «Ужа и сокола», например), но как можно ее написать?..

Пока Сергей Петрович давал советы, что исправить к сегодняшнему вечеру, я подалась к Ире, с которой сидела за одним столом.

– Саша думает, что это может быть Мила.

– Победителем? – уставилась она на меня в изумлении.

– Каким победителем? – не поняла я. Господи, у них тут еще и конкурсы, надо полагать!

– Ну, на концерте же грамоту дадут… Преданному поклоннику от Фонда Яна Павлецкого! Но это обычно тому дают, кто завершает концерт, его Макаров должен выбрать.

– Да нет, я про записку с угрозами!

– Девушки, – призвал нас к порядку Макаров. – Если у вас тоже советы по тексту песни, придуманной Милой, прошу высказаться, только на этот раз громко, чтобы слышали все!

Мы переглянулись. Как в школе реально. Или как в детском саду.

Но ответил за нас другой человек.

– У меня есть предложение! – Тим даже с места встал. А сидел он, кстати, с Сашкой. Алена была в одиночестве за следующим столом. Мила, понимая, что сейчас последует новое издевательство, видимо напряглась. – Вместо «Новости принес» – «И пробрал его по…»

– Так! – остановил его Петрович, пока роковое слово не было произнесено. – Я думаю, достаточно советов для Милы.

Тим пожал плечами, мол, хотел как лучше, и сел на место, а Сергей Петрович отпустил Милу. Она даже возвращаться не стала к нам, собрала черновики и выбежала из библиотеки – дописывать, наверное.

– Элла! Ты не хочешь попробовать?

– Но… я…

– Ты и в прошлый раз отнекивалась. Говорила, что ты бездарна и что якобы все так говорят про тебя.

У меня сжалось сердце.

– Серьезно? Я не помню.

Оказывается, у моей сестры тоже были комплексы – как у любого нормального человека. Передо мной она хорохорилась, выпендривалась, высмеивала всех подряд, но только лишь затем, чтобы не показывать свои собственные слабые места. «Все так говорят». Мы часто обсуждали с родителями ее странное желание добиться известности. Она постоянно требовала, чтобы ее записывали в разные кружки. Но это было лет до тринадцати, потом, как я говорила, она пошла по другому пути. Но пару лет мы даже отходили на бальные танцы, а еще пытались попасть в художку, но нас не взяли – таланта нет. Но это бог с ним, я это знала и не стремилась стать художницей. А вот петь я любила. И некоторые – самые близкие, для других не пою – говорят, что у меня потрясающий голос. Элла дико бесится по этому поводу и запрещает мне петь. А я… без нее я бы просто не могла пойти на какой-нибудь конкурс вроде «Фабрики звезд» или «Народного артиста», или что там у них еще… Я бросила все эти передачи, когда точно поняла, что это не мое. Не в плане пения, а в плане эстрады, поклонников, известности и так далее. Тем более потом я полюбила тяжелую музыку, а на таких конкурсах обычно требуют исполнять попсу.

– Ну а мы все помним, – показал Макаров рукой на других, и все закивали. – Ты обещала, что в следующий раз обязательно будешь участвовать.

Ага, она обещала! Как будто знала, что выполнять ее обещание буду я!

На негнущихся ногах я потопала в центр площадки. Господи, лучше провалиться… Вот бы у меня было какое-то устройство, портативная машина времени или пульт как в фильме «Клик». И я бы нажала, и уже все, кошмар закончился, я сижу на своем стуле возле Иринки и слушаю других. А на меня никто не смотрит. Все как я люблю.

Вся проблема в том, что я не знала никаких песен. Я знала много стихов наизусть, но не читать же им Лермонтова? Тем более вдруг окажется, что кто-то знает эти стихи? Вряд ли в этом конкурсе самодеятельности высоко оценят плагиат. Хотя что я вру, я знаю очень много песен, но из любимых жаров музыки, то есть тяжелых, и все – на английском, которым я владею почти в совершенстве. Англичанка наша мне доверяла даже проверять домашку вместо нее. Надо придумать только, как этим воспользоваться.

– Итак, напоминаю задание. Песня, которую, по твоему мнению, мог бы написать Павлецкий, если бы дожил до сегодняшнего дня.

– Да, я поняла. Песня называется «Непрощенный».

– Отлично. Все замолчали! Слушаем Эллу.

– Что я испытал, что я узнал… Не будет света в том, что я показал… Никогда не видеть, никогда не быть… Что могло бы быть, то может сердце разбить… – пела я, представив себя Джеймсом Хэтфилдом. – Что я испытал, что я узнал… Не будет света в том, что я показал… Я не был свободен, я не был собой… Я непрощенный – от рожденья такой! – Было у меня небольшое хобби – рифмовать налету. Вспоминать текст песни, переводить мысленно на русский и одновременно рифмовать – довольно тяжелая задача, скажу я вам. Я быстро выдохлась. – Дальше я пока не дописала… – призналась я, скромно потупив глазки.

– Элла, это потрясающе! – с восторгом выдал Петрович. – Думаю, я смогу тебе аккомпанировать. – Макаров взял пару аккордов, подтверждая свои слова. – И ты говоришь, что у тебя нет талантов? Ты серьезно? Кто внушил это тебе?

За партами тем временем царила шокированная тишина. Мне бы поблагодарить бога за эти тридцать секунд триумфа, но я все еще хотела перемотать время и быть «отпущенной», как и Мила, и вот наступило будущее. К сожалению…

– Я дико извиняюсь, – вклинился в поток красноречия Макарова Сашка, – это что,Metallica?TheUnforgiven?

Боже, мне конец… Ну откуда среди поклонников Яна Павлецкого, русского рэпера, фанаты «Металлики»? Ну как я могла догадаться? Лучше бы Лермонтова читала…

– Ну, перевод очень вольный, скажу я вам! – несся все дальше Саша, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, глядя на меня с садистическим удовольствием. Было бы побольше пространства от стула до стола, он бы на последний свои ноги положил, как пить дать – настолько он довольный и расслабленный.

– Ну ты же все-таки узнал! – зарычала я в ответ, борясь с желанием броситься на него и расцарапать эту симпатичную физиономию до крови. – Значит, не такой уж вольный!

Боже, как я его ненавидела в ту минуту… Ну узнал ты текст песни, точнее не так: ну понял ты, что это перевод, ты промолчать не можешь? Ну кому от этого хуже? Я уверена, узнай об этом Джеймс Хэтфилд, он бы не обиделся на то, что я перевела его песню на русский язык и исполнила на каком-то драном концерте в какой-то отсталой деревне, на который явятся три калеки! И в суд бы тоже не подал: концерт благотворительный, я с этого никаких денег не получу!

– У-у, – протянули Алена и Тим. – Плагиатом пахнет!

– Тихо! – прикрикнул на них Петрович. – А вы знаете, что до того, как стать рэпером, Павлецкий выступал в рок-клубах и исполнял каверы… угадайте на кого?

– На Пугачеву! – Тимур сам заржал над своей шуткой, аудитория ему была даже не нужна.