В тот момент я поняла, что он не собирается спускать курок.

Он доказал это, убрав пистолет от моей головы и засунув его за пояс. Одно это действие сказало многое о том, кем он был, не говоря уже о множестве татуировок и твердом прессе.

— Как тебя зовут, Мелкая? — спросил он.

Я закатила глаза и усмехнулась в ответ на ласковое прозвище.

— Мэдисон.

— Мэдисон? — он присел на корточки, чтобы быть на уровне моих глаз. Уличный фонарь осветил его лицо, и я смогла увидеть каждую деталь: четкий контур челюсти, полные губы, идеальный нос. Пирсинг в брови и губе должен был отвлечь от того, насколько он привлекателен.

Но с треском провалился.

Парень не подходил под профиль убийцы. Ну, может быть, в Голливуде или в эпизоде «Мыслить как преступник», но это не реальная жизнь. Ужасные бандиты в новостях были худыми, уродливыми и грязными.

Но не он.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

Я хотела солгать, но что-то в нем заставило меня быть честной.

— Семнадцать.

Он быстро окинул меня взглядом, вероятно, решая, что дальше делать со мной. Он поймал меня с поличным при попытке угнать его машину, и логичным решением, если не убить меня, было бы вызвать полицию. Я надеялась, что он откажется и всадит мне пулю в лоб. Это было бы лучше, чем возвращаться в этот дерьмовый дом.

Наконец, после, казалось, целого часа раздумий, он протянул мне руку. Татуировки начинались от костяшек пальцев и тянулись вдоль руки, образуя красочный и очень детализированный рукав. Я инстинктивно отпрянула от его вежливого жеста. Мне было все равно, насколько безумно хорош собой мой потенциальный убийца, он приставил пистолет к моей голове, и его следовало считать опасным.

Кажется, поняв мою реакцию, он убрал руку от меня и оперся ею о машину.

— Я Алекс.

— И?

— И… ты голодна, Мелкая?

Я открыла рот, чтобы ответить, но ничего не произнесла.

Он улыбнулся, и от этого у меня перехватило дыхание, но как может что-то такое кривое и несовершенное быть таким совершенным?

— Подвинься.

— Что? — я не сразу поняла, но он не стал дожидаться, пока я догоню, а сел в машину, двигая меня на пассажирское сиденье.

Я либо должна была подвинуться, либо этот парень сел бы на меня, и я перебралась на другое сиденье, мои конечности дрожали и отказывались двигаться. Алекс помог, подняв и подвинув. Я понятия не имела, почему не пыталась выйти, открыв дверь и спасая свою жизнь, но я осталась с ним в машине.

— Давай посмотрим, что ты натворила, — он склонил голову набок и внимательно изучил мою работу. Там были выдернутые и болтающиеся провода. Это была катастрофа и дерьмовая попытка угона автомобиля. Я ожидала, что он накричит на меня за то, что я испортила его машину, но он только покачал головой и рассмеялся. — Чертова дилетантка.

По какой-то причине я обиделась и начала защищаться.

— Я не угонщица.

— Ага, — он осмотрел пластиковую крышку на руле. — Я вижу.

Сжимая отвертку, я осталась на своей стороне машины. Алекс заставлял меня нервничать, и вовсе не потому, что в любой момент мог убить меня. Пистолет все еще был в пределах досягаемости, а я пыталась украсть его машину. Ни один преступник в радиусе десяти миль не осудит его за это. Моя тревога была из-за чего-то гораздо более тривиального, чем смерть. Я сильно и тупо втюривалась в него.

Как я могла позволить этому случиться?

Ну, ладно. Парень был хорош собой. Я понимала, что это не помогало ситуации, но было ли мое влечение реальным или это случай Стокгольмского синдрома?

Мой взгляд блуждал по мускулистым предплечьям и замысловатым татуировкам. Они кружились и извивались, сбивая с толку и завораживая меня.

Ага, нет… определенно не Стокгольмский синдром.

Алекс был сексуален. Мало того, что у него было красивое лицо, как у модели «GQ» (Прим. пер., «GQ» — ежемесячный журнал. Издание о моде и стиле — бизнес, спорт, истории успеха, мода, здоровье, путешествия, женщины, эротика, автомобили и технические новинки) или Скотта Иствуда, но в нем было это грубое, непредсказуемое очарование. Он сразу поглотил меня.

Я говорила лениво и невнятно, словно была пьяной, и не думала ни о чем.

— Я лишь один раз видела, как это делали в кино.

Абсурдность моего заявления лишь заставила его еще больше рассмеяться.

Мне стоило молчать, но мое бессвязное бормотание было результатом того, как он заставлял меня чувствовать себя: такой сумасшедшей и неуправляемой.

— Почему у тебя в машине нет сигнализации?

— Потому что никто на районе не настолько безумен, чтобы пытаться угнать мою машину.

Кроме меня, я достаточно глупа.

— Тогда зачем ты ее вообще запираешь? — я нахмурилась, глядя на свою исцарапанную ладонь. — Ты мог бы избавить меня от кучи неприятностей.

— Иисус! — в отчаянии прорычал Алекс. — Что ты вообще тут делаешь? Ты должна сидеть дома, занимаясь чертовым скрапбукингом, или что дети твоего возраста там делают?

Мне не понравилось, что он посчитал меня ребенком. Ради Бога, у меня были сиськи. Они не были огромными, но вполне себе стоячие. Он бы получил больше, чем горсть.

— Я не ребенок, — сказала я.

Он взглянул на меня в первый раз с того момента, как сел в машину. Пробежал глазами по моему телу, и я, возможно, выпятила грудь, чтобы показать свои богатства, которые было трудно увидеть сквозь мой ужасный свитер.

— Да, Мелкая. Ты ребенок, — он снова вернул внимание к созданному мной беспорядку, и на этом все.

Опустошенная его прямотой, я вжалась в сиденье, чувствуя себя неебабельным мутантом. Даже Томми скорее отправит меня на самоубийственную миссию, чем изнасилует. Я была благодарна за это, но серьезно, отказ был неприятен, сильнее, чем могла описать. Мне хотелось заползти под камень и умереть.

Может, я могла бы…

Решив избавить себя от дальнейшего унижения, я открыла дверь, но, как только холодный ночной воздух ворвался внутрь, Алекс внезапно ожил и схватил меня за руку. Его крепкое касание послало дрожь по моему телу, и я ахнула, потрясенная до глубины души.

— Что ты делаешь?

— Я… я… — слова подвели меня. Все, о чем я могла думать, это его пальцы, длинные и гибкие, и где еще я хотела бы их видеть. — Я ухожу.

Хватка Алекса усилилась.

— Уходишь? Почему?

— Потому что… — в нем было что-то такое, чего я не могла точно определить, но знала, что он не причинит мне вреда, — …я могу?

— Нет, не можешь.

— Что? Конечно, могу. Ты не можешь держать меня здесь против моей воли.

— Ты права, — согласился Алекс, и, к моему большому огорчению, отпустил меня. — Я не могу удерживать тебя здесь, но что ты собираешься делать? Ты не можешь вернуться к Томми.

— Почему нет?

Не то чтобы я собиралась, в основном потому, что он хотел моей смерти и все такое, но мне было любопытно узнать, почему Алекс не хотел, чтобы я возвращалась к нему.

— Потому что я не собираюсь отдавать тебе свою машину, и ты не можешь вернуться к нему с пустыми руками. Он нахер убьет тебя.

— И какое тебе дело? С чего тебя заботит, буду я жить или помру?

— Потому что ты всего лишь ребенок. Ты не должна быть здесь. Тут слишком опасно. Ты должна быть дома, с семьей, завернутая в чертов Снагги (Прим. пер., плед с рукавами).

Я фыркнула.

— Ага, точно.

Мне некуда было идти. Я думала поехать в Калифорнию, чтобы жить со своим отцом, Диего Пересом, но это было бы слишком неловко. Я не знала его… даже не видела фотографии! Помимо того, что я унаследовала его фамилию, я всегда считала, что мои темно-каштановые волосы и оливковый цвет лица от него. Мама была более бледной, с обесцвеченными светлыми волосами и глазами цвета морской волны. Она ненавидела Диего и поэтому пользовалась любой возможностью, чтобы унизить меня: «Твои карие глаза точно такие же, как у него; смесь грязи и зеленой мочи».

Тряхнув головой, чтобы прогнать эти мысли, я уже давно решила: теперь мой дом — улицы.