Не имея ни возможности ни желания больше сдерживать себя, Райнхард грубо развернул Эйлин, заставляя упереться ладонями в тумбу, оголил молочные бедра и, приспустив штаны, резко в нее вошёл, словно совокуплялся не с благородной дамой с примесью крови альвов, а с продажной девкой, потерявшей к себе всякое уважение.

Жарко, влажно, глубоко… Ускоряя темп, альх всё сильнее сжимал пальцы на талии женщины, причиняя ей боль, оставляя покраснения, которые проявятся синяками, и наслаждаясь порочными стонами, что выходили из приоткрытых, покусанных губ полуальвийки. Словно наказывая ее те за семнадцать лет, что лишала его мысли покоя.

В минуты отчаяния или близкой смерти Райнхард всегда вспоминал об Эйлин, гадая, где она, что с ней, выжила ли она в этом жестоком мире, нашла ли свое место или уже давно покоится в земле. Пару раз он порывался ее найти, но зов проклятой руны мешал и уводил от тех мест, где чувствовалось ее незримое дыхание. Альх не мог себе ответить, чем зацепила его девушка с зелеными глазами, что когда-то боролась за его жизнь, не зная истины, но понимал, что это не лечится. Это навсегда.

Альх последний раз толкнулся в женщине и бессильно на нее навалился, стиснув в объятиях. Хотел что-нибудь сказать, но нужных слов не находил, а если бы и нашёл, все равно не сказал бы. Никакие слова не вернут их к изначальной точке.

Слушая ее обрывистое, шумное дыхание, он прикрыл глаза и с удовольствием отметил, что свет ее еще не померк: сила исцеления была, хоть поток и стал тоненьким. Но Райнхард не успел к нему прикоснуться. Только собирался испить, как почувствовал, что руку обжог порез. Мужчина грузно осел на пол. Ошарашенно моргая, он взглянул на Эйлин. В ее руках была зажата заколка, а на ее остром конце застыла капля его крови.

– Эйлин?

– А вот этого делать не стоило.

– Ты про хороший трах или про источник, что я расковырял в твоей тьме? Ты, Эйлин, вдвойне лгунья, – невесело хохотнул стихийник, пытаясь угадать, чем была отравлена заколка. Бездна, и снова заколка! – Ты не лишилась света, ты его похоронила. Думаешь так легче спрятать твою суть? Нет, так легче потерять себя. Если троготы захотят, они тебя выследят.

– Ты так ничего и не понял Райнхард? – разочарованно протянула женщина и присела на корточки, поравнявшись взглядом с мужчиной, который начал трясти головой, безуспешно пытаясь прогнать возникших черных мушек, готовых отправить его в бессознательное. – Той Эйлин, за которой гонялись троготы, больше не существует, она умерла. Очень и очень давно. Новая Эйлин дружит с троготами и с сильными мира сего. – Она брезгливо скривилась, полезла в карман стихийника, который не мог ей противостоять, и достала отпечаток стопы, что дала ему Дьяра.

– И ты прав, про тролля я знала. Это, между прочим, был один из моих любимых питомцев. Мальчик был очень преданным и славным. Его смерть меня огорчила. – Женщина притворно надула припухшие губки. – Как ты посмел убить его?! Хотя… ладно, – смиловалась она, поднявшись. – Это уже не важно. Всё, что нужно, я узнала.

Эйлин любовно погладила пластинку и сверкнула белоснежной улыбкой.

– Ты не представляешь, как долго тянулось время. Два с половиной года я потратила на то, чтобы выведать у графа и его жены знания про артефакт. Но Онелия сожгла себя быстрее, чем я подобралась к правде, а ее муженёк, догадавшись, кто я и кем послана, наложил на себя проклятье забвения при помощи одного старого шарлатана. И, сколько бы я ни билась над его излечением, ничего не помогало: Вильгельм Бравый стал Вильгельм Бесполезным. И вот, когда, казалось бы, я должна была впасть в отчаяние, вдруг появляешься ты.

Она подняла с пола халатик и не спеша стала его надевать.

– Невероятное стечение обстоятельств. А ведь я помню, что, где бы ты ни появлялся, на это должна быть причина. А какая причина, кроме поисков артефакта, могла загнать тебя на Олений остров? Правильно, никакая. Вот я и смекнула, что нужно за тобой последить, а главное – не упустить.

Райнхард женщину практически не слышал. Яд быстро распространялся по венам, и тело окончательно онемело. С гулким стуком голова мужчины встретилась с полом. Дышать стало труднее. Стихийник перебирал в уме все известные способы не умереть, но получалось плохо: обрывки фраз, образов, мыслей – все смешалось в водовороте, не давая ему сконцентрироваться.

– И я оказалась права. Ты меньше чем за сутки не только узнал, что артефакт – это никакая не вещь, но и узнал, откуда у него силы, а самое главное – как его найти! – Ее пальцы нежно обрисовали маленький след. – Мой господин будет доволен.

Эйлин наклонилась над практически бездыханным Райнхардом, издающим сиплые вздохи, и поцеловала его в бледный лоб, на котором выступили испарины:

– Покойся с миром, любимый, я позабочусь о малютке.

Штормовой утес получил свое название неспроста. Это была самая высокая точка острова Истин, на которой располагался храм Ордена Ведающих, и поэтому ее облюбовал ветер. Злой, кусачий, пригибающий не только редкие кусты и травинки на каменистой земле, но и грозящий скинуть в морскую пучину парнишку, застывшего на самом краю.

Айлех со злостью глядел на горизонт в ожидании хоть какого-нибудь корабля. Месяц – слишком большой срок: он отказывался верить, что только через месяц сможет отсюда выбраться. Невозможно долго, учитывая, что Иола в опасности. Айлеху страшно было подумать, что устроит Ильга, когда осознает, что самых лучших рабов забрали у нее прямо из-под носа. Он помнил, с какой одержимостью она тянула к нему крючковатые пальцы и как яростно вопила. Не дай предки, чтобы гномихе пришло в голову выместить злость на Иоле. Айлех даже не сомневался, что он тогда сделает с сидкой.

Набрав в грудь воздуха, Айлех что есть мочи заорал. Ветер толкнул его в спину и, захватив крик отчаяния, потащил его в неизвестность. Айлех же бессильно опустился на холодную землю. Целых три дня прошло, а он так и не придумал, как отсюда выбраться.

Нет, он пытался найти Манназа и поговорить с ним, но глава ордена постоянно где-то пропадал. Тогда Айлех хотел поговорить с паломниками, но те только твердили о благодати, божественном озарении и молитве, искренне не понимая, как кто-то может хотеть отсюда уехать. А послушники, с которыми его поселили, вообще были какими-то забитыми: сторонились беспокойного соседа и при приближении Айлеха усиленно делали вид, что его не существует.

– Доброго часа, Айлех…

Парень резко обернулся и, недобро сузив глаза, взглянул на Йена.

– Чего тебе?

– Там… там…

– Тарарам! – передразнил Айлех, раздраженно дернув плечами. – Говори внятней, святоша, что хотел, или проваливай. Ты меня раздражаешь. Третий день таскаешься за мной бледной тенью… тебе что, заняться больше нечем?

Йен покраснел до кончиков ушей, неловко придерживая край широкого подола, который пытался приподнять ветер.

– Ну? Я весь внимание. Или всё же ты решил вместе со мной сбежать от идиотов, что по полдня распевают заупокойными голосами какую-то хрень? Правильно, я тебе уже говорил, что это ненормально. Слушать их завывания – то испытание. Еще один такой день – и я утоплюсь или начну петь гномьи песни. Тогда посмотрим, кто кого. – И, не откладывая угрозу, Айлех поднялся, отряхивая ладони от земли, подошёл к Йену задорно затянул:

– Выпей кружку, выпей две, чтоб шумело в голове!

Кружку сидра, кружку эля, поллитровку в вас залили.

Сидр и сделан для того, чтобы его пили. Хэй!

А ядреный горький эль – чтобы девушки любили!

Казалось, больше смутить Йена уже невозможно, но тот втянул голову в плечи, попятился и протараторил на одном дыхании:

– Мастер Манназ вызывает тебя к себе, сказал, что это очень важно! – Он сверкнул подошвами несуразных башмаков и был таков.

– Ну, наконец-то! Ты точно уверен, что не хочешь дослушать песню? Там такой забойный припев про Эльзу и ее ножки! – смеясь, крикнул Айлех и направился вслед за Йеном.