Тогда Райнхард свернул к северным воротам, туда, откуда начинался подъем к башням, о которых ненароком упомянула старуха Дьяра. Но, проходя Галерею славы, где были вывешены картины и гобелены семьи Вильгельма, альх замедлился. Достал из кармана криолик и стал обходить зал, подсвечивая картины его тусклым светом.

На самом главном месте, как и ожидалось, висел портрет Бария, сидящего в кресле с отрешённым и потерянным взглядом, и стоящей за его спиной Эйлин в красивом платье лазурного цвета. По разные стороны от них висели портреты дам и господ с незнакомыми альву именами, а поодаль, в небольшой овальной раме – одинокий портрет леди Онелии.

Красивая женщина с венцом из рогов оленя, которую переплетали тяжелые каштановые косы. Спокойный взгляд, мягкая улыбка, а лицо – олицетворение женственности. Альх не стал терять времени и прошёл дальше, подмечая, что некоторые картины словно находятся не на своих местах. Под несколькими обнаружился след от старой рамы, которая не совпадала с новой. Казалось бы, пустяк, но традиции и обычаи высоких домов запрещали перевешивать полотна. Каждая картина имеет свое место по родству или по знатности того или иного члена семьи.

– А может, им плевать на традиции?

– Нет, Плут, тут что-то другое.

Услышав, что к ним приближается ночная стража, альх поспешил к башням. Плут не отставал: помня происшествие с троллем, фамильяр был тих и невероятно послушен. Даже не посмел высказаться, когда узнал, что хозяйкой замка является Эйлин.

Подъем к башням оказался затяжным: башни были самой высокой точкой замка и занимали значительное пространство. Поднявшись на самый верх, альх замер. Обгоревшая дверь была приоткрыта, а из комнаты лился свет, чуть ярче того, что нес в руках. Райнхард тут же подобрался, вытащил из-за пояса чакру. Но каково же было его удивление, когда он увидел посреди выгоревшей комнаты, заваленной старым хламом, сгорбившуюся старушку.

– Дьяра?!

– Заходи, я давно жду тебя.

Но альх не спешил, разглядывая ее, сидящую на обугленной кровати и держащую в руках гравюру, размером не больше ладони. Она держала ее так нежно, словно вещь была невероятно хрупкой или дорогой.

– Заходи-заходи, я не причиню тебе вреда.

Стихийник хмыкнул, плотно прикрыл за собой дверь и прошёл внутрь, убрав чакру в чехол за спину.

– Что здесь произошло?

– Пожар. Леди Онелия погибла здесь.

– Но комната не выгорела дотла.

– Да, потушить успели, но вот спасти госпожу не смогли: она отравилась дымом.

– Может, ты знаешь, кто за это в ответе?

– Конечно, знаю, – усмехнулась старушка.– Она сама.

Альх нахмурился, прошёл вперед и носком сапога перевернул обугленную шкатулку из-под драгоценностей.

– Удивлён?

– Заинтригован.

– Будь у нее выбор, она бы никогда этого не сделала. Но хранить секреты порой невыносимо.

Альх обернулся к старушке, которая не отрывала взгляд от изображения на медной пластинке. Но что там было, стихийнику рассмотреть пока не удалось.

– Ты говоришь про артефакт душ?

Старуха беззлобно рассмеялась:

– Я уговаривала ее не делать этого. Убеждала, что артефакт надежно спрятан и что, даже если ей залезут в голову, его не найдут. Ведь она не знала, где он находится. Но она боялась за Вильгельма. Говорила, что его сломают, если начнут пытать ее.

– Но почему сейчас? Почему пятнадцать лет до этого она не переживала? Ведь я знаю, что к вам приезжали люди, которые искали артефакт.

– Потому что Онелия и граф искренне верили, что артефакт уничтожен, пока два года назад не получили письмо, в котором им рассказали, что с артефактом всё хорошо, он цел и невредим.

– И это свело их с ума? – Альх правда не понимал связи, и путаный рассказ старухи больше напрягал, чем давал ясности. Может, она выжила из ума и он просто зря теряет время?

– Господин, – из-за одной из стен показался Плут, – вам нужно на это взглянуть.

– Погоди, Плут, – отмахнулся стихийник. – Ну, а что же Вельгельм?

– После смерти Онелии, он принял яд, какой – никто так и не понял, но яд не отравил его тело, только душу, все воспоминания и мысли. Опустошил сосуд. И с тех пор он в таком состоянии, сколько бы новая графиня Эйлин ни хлопотала и ни приводила лекарей. Ни один не смог вернуть ему рассудок.

– Господин, прошу, взгляните!

– Плут, позже! – раздраженно бросил альх. – Но зачем вы мне всё это рассказываете? Вы меня даже не знаете.

– Потому что я обещала ей.

– Онелии?

Старуха кивнула.

– Я пообещала, что расскажу про артефакт только достойному. Ты достоин, но только при одном условии: ты поклянёшься своей жизнью и честью, что защитишь артефакт и никогда не используешь его во зло. Я вижу твою суть, – ее ладонь легла мужчине на грудь возле сердца, – ты не обманешь.

Альх резко отстранился:

– Ты ведающая? Сидка?

– Нет, что ты, – вновь заулыбалась старушка. – Ну, может, моя кровь содержит толику настоящей крови Великих, поэтому я вижу только суть добра и зла, но не вижу ни границ, ни нюансов. И я могу ошибаться насчет тебя, поэтому жду клятвы. Не переживай, не на крови, мне твоего слова будет достаточно. Я просто уже слишком стара, и груз ответственности сильно давит, и я не могу покинуть этот мир, не поведав истины, ведь тогда у артефакта вообще не будет шанса на спасение. А это еще большее зло.

Альх почесал затылок. Плут, уставший ждать, подлетел к мужчине и нагло дернул его за рукав:

– Господин, сюда!

Он превратился в дымку и исчез в трещине одной из стен. Альх стукнул по тому месту кулаком и услышал звонкий гул: за нишей была пустота. Стихийник обернулся к старушке: та, наклонила голову на бок.

– Там под лепниной есть небольшой рычаг. Совсем крохотный выступ: если не знать, никогда не догадаешься.

Альх нащупал металлический крючок и дернул. Замок звонко щелкнул, и потайная дверь приоткрылась. Стихийника одолел трепет и надежда на то, что он так скоро отыскал артефакт, но улыбка моментально сползла с его лица. В нише оказались несколько старых картин. Вытащив их на свет, он сдул пыль и увидел Онелию в той же короне из оленьих рогов, с еще более причудливой прической. Рядом был ее муж – с горящим взглядом и раздувающейся от гордости грудью. Но, что самое впечатляющее, это живот графини, в котором, по-видимому, находился наследник.

На следующей картине Онелия уже была одна, с вышивкой в руках и с еще большим животом. А на последнем полотне – счастливая мать в белом шёлке, а в руках – новорожденный малыш, укутанный в парчовое одеяльце.

– Да, ты все верно понял. Артефакт – это не вещь. Это ребенок.

– Ты из ума выжила? – Альх небрежно отшвырнул картины и со злостью уставился на старуху. – Какой, бездна тебя забери, ребенок?

– Самый обычный, – ничуть не смутилась Дьяра и протянула стихийнику гравюру, которая на поверку оказалась оттиском малюсенькой ступни. Такую называли следом энергии. В прошлом на такие следы была мода, она привязывала к себе ребенка и давала возможность за ним следить – конечно, если при замке или поместье живет ведающий, который этот отпечаток прочитает и укажет путь. Позже эти следы стали под запретом, так как выросшим благородным не нравилось пристальное внимание, да и по этим отпечаткам их могли выследить неприятели. Под страхом смерти отпечатки были запрещены.

Мрачнея на глазах, альх перенял пластинку у старухи.

Он ожидал чего угодно. Что артефактом окажется драгоценный камень или совсем непримечательная вещь. Но что это живой человек, представить было невозможно. Ведь невозможно быть носителем энергии разрушения, если ты не Изначальный или не такой, как сам альх, умерший и воскресший под пение стихии.

– Откуда у ребенка такая мощь?

Старуха хитро прищурилась:

– Говорят, когда-то давно, когда наши два мира только соприкоснулись, парень по имени Вестмар гулял по лесу и играл на флейте. Возможно, он был одним из первых, кто прошёл в разрыв мироздания и даже не понял, что оказался в Линнее. Но не суть. Что-то на этой стороне произошло, и Вестмар попал в беду, мог погибнуть. Но его спасло прекрасное существо, что польстилось на восхитительные звуки. Существо, невероятно похожее на человека, но, вместе с тем, отличающееся не только красотой, изяществом и невероятной внутренней силой, но и крыльями, что, словно тяжелые белые облака, тянулись за ним следом. Теперь мы называем их Изначальными, понимаем, какую силу они в себе таили, и радуемся их истреблению. Но тогда парень подумал, что девушка – посланник небес, богиня, готовая даровать ему вечность. Парень не просто влюбился, он заболел богиней. В бреду сбегал из дома, искал с ней встречи, часами играл на флейте, но найти дорогу к ней больше не смог. Говорят, что он слег в горячке и был вновь на грани смерти, но не погиб. Его опять спасла Изначальная. Видимо, он ей тоже приглянулся, и, несмотря на чуждость миров, верований и саму суть вещей, они стали близки. Легенда гласит, что это было один раз, – старуха усмехнулась, – но кто знает, сколько раз они предавались любви? Свечку же никто не держал.