— У вас и такое есть?

— У нас разное есть. Но, конечно, не в стенах Академии. Полагаю.

После некоторого молчания он подошел к двери и снова начал устанавливать свою стену молчания. Когда закончил, обернулся ко мне:

— Готова?

Я замерла. Эта штука должна скрывать громкие звуки. Так насколько же будет больно стирать мою татушку, если он решил, что просто закрытой двери не хватит?

— Это обязательно? — Я кивнула на дверь.

— Если ты не хочешь, чтобы на твои крики к нам на этаж поднялись Бессменные.

— Но Морт ведь… Он выбил гребаную дверь к чертям! — Меня затрясло от страха. Больно будет настолько, что кричать я буду сильнее, чем был грохот от упавшей двери? Нет-нет-нет, к такому я готова не была. — Почему эти Бессменные не пришли тогда?

— Потому что Морт хоть и выглядит полным кретином, но тоже умеет ставить заглушающие барьеры. Вот когда он вырубился, мне пришлось ставить свой. Заклинание не всегда работает, если его создатель валяется без сознания.

— Эйден.

— Да?

— Будет очень больно?

Он кивнул.

— Я постараюсь быть осторожней.

— Может, всё-таки у Морта спросим какую-нибудь наркоту?

— Поясни.

— Зелье, сыворотку, какой-то дурман, который меня вырубит хотя бы на время.

— Линн. — Он почти нежно взял меня за руку. — Я не знаю, как твой организм может отреагировать на непонятные смеси, которые делает Морт. Мы можем рискнуть, но я не могу представить себе возможные последствия. Всё, начиная от самовозгорания, до полного безумия. Максимум что я могу — это напоить тебя до беспамятства. Но весь завтрашний день ты будешь страдать от похмелья.

— Плевать, я согласна.

Все круги похмельного ада я успела пройти на втором курсе, когда трепет первокурсника поутих, а серьёзность третьего курса ещё не наступила. Так что бояться похмелья было странно. Хотя здесь нет жирного и острого доширака и растворимого аспирина — лучших друзей похмельного студента. Но должны же быть в целительском крыле какие-то обезболивающие.

Он кивнул и вышел из комнаты. Вернулся, когда я уже прокрутила все возможные воспоминания о болезненных ощущениях, которые мне доводилось испытывать. И нанесение татуировки было совсем не на первом месте.

Эйден поставил бутылку на пол возле кровати. Достал из комода стакан и наполнил его доверху темно-рубиновой жидкостью.

— Это водка? — слабо спросила я.

Но Эйден никак не мог знать знаменитой цитаты, так что на стуле он не подпрыгивал.

— Сильнейшее креплёное. Пей всё сразу, не растягивай.

Я сперва сделала небольшой глоток, чтобы распробовать вкус. Хороший портвейн, не более. Зажмурилась и опустошила немаленький стакан. Под конец в меня уже не лезло, но я продолжала пить, помня о стене молчания, которая только и ждёт моих криков. Эйден терпеливо ждал.

— Теперь можешь раздеться.

— Что, прости?

— Штаны можешь не снимать. Но твоя… футболка мешает. Мне нужно больше пространства на коже.

Я забрала волосы в высоченный конский хвост, чтобы они как можно меньше мешали Эйду, но снимать футболку не торопилась.

— Жду, когда ты отвернёшься.

Кажется, он умеет ещё и глаза закатывать.

Я прикрылась покрывалом и легла на кровать лицом вниз. Эйд сидел рядом, растирая руки.

— Скажи, как будешь готова.

Я поняла, что отступать уже поздно, и промычала “давай” в подушку.

Горячие пальцы легли мне на шею, и я дёрнулась.

— Тише. — Он говорил размеренным шёпотом и успокаивающе провёл пальцем по татуировке. — Будет чувствоваться вот так, только медленнее и больнее. Не задерживай дыхание. Можешь кричать, а если станет невыносимо, скажи, я остановлюсь.

А потом меня коснулся огонь. Это было не просто больно. Это было втрое больнее всего, что я когда-либо испытывала. Я орала до хрипа, сотню раз умоляла Эйдена остановиться, но он только делал небольшую паузу, охлаждая горящую кожу потоком холодного воздуха, а потом продолжал. Мне казалось, что если бы он просто решил срезать с меня кожу, было бы не так страшно. Его вторая рука давила мне на плечо, не давая дёрнуться. Иногда при моих криках его пальцы слишком сильно впивались в меня, но я старалась отвлечься на это ощущение, чтобы хоть как-то ослабить кипящую лаву на шее.

Когда всё закончилось, он наложил охлаждающую повязку и погладил меня по волосам. У меня к тому времени не осталось сил на крики, и я только плакала, вцепившись зубами в подушку. Эйд сполз на пол и начал гладить меня по спине. Покрывало давно сползло куда-то к ногам, но мне было плевать на такую мелочь.

— Прости. Ты же сама понимаешь, это вопрос выживания. Мы не можем рисковать.

Я повернула к нему зарёванное лицо. Эйд выглядел ещё хуже, чем в день нашего знакомства. Лицо посерело, спутанные волосы были мокры насквозь от пота, под глазами залегли фиолетовые синяки не хуже тех, что были у Морта. Сам он дышал так же тяжело, как и я.

— П… паршиво выглядишь. — Я постаралась улыбнуться. Участок кожи под повязкой продолжал пульсировать, но это было ничто по сравнению с тем, что было несколько минут назад.

— Полагаю.

Он пошарил рукой под кроватью и выудил бутылку. Запрокинул голову и сделал несколько глотков.

— Будешь?

— Угу.

Я приподнялась на локте. Пока пыталась совладать одновременно со сползающим покрывалом и бутылкой, в дверь постучали.

— Тёмный Мессия, честным людям дадут спокойно выпить?

Эйд тяжело поднялся и подошёл к двери. На пороге стоял Морт.

— Ты уже соскучился по мне? Вас совсем не слышно снаружи, опять спрятались за стеной? И чем же вы занимаетесь?

— Морт, чего тебе?

— Кастелянша за тобой послала.

— Не ври.

— Зря не веришь. Я её спросил по поводу новой кушетки для твоей помощницы. Она сказала тебе лично подойти. Кажется, тебе выговор грозит за уничтожение имущества.

— Это произошло из-за тебя.

— Да знаю я. Я всё возмещу. Так чем вы занимаетесь? Пьёте? Эйд, от тебя тащит алкоголем.

— Скройся.

— Ну уж нет. Кастелянша была настроена очень серьёзно. Так что двигай. А я пока присмотрю за Линн. Эй, Линн, ты же не против?

Я не видела его из-за ширмы, скрывающей кровать от остальной комнаты, а значит, и он меня не видел, но я помахала ему рукой. После сеанса боли совсем бы не помешала капелька хорошего настроения.

Эйд хлопнул дверью и подошёл ко мне.

— Мне, правда, надо пойти. Побудешь одна пока.

— А может он посидеть со мной, пока ты не вернёшься?

— Линн, это ужасная идея. Ты сейчас не можешь трезво мыслить.

— Эйд, мне очень больно. Ты не представляешь, как мне больно. И я меньше всего сейчас хочу оставаться наедине с этой болью.

— Тьма! Ладно! Только избавься от штанов.

Он кинул мне форменную рубашку с юбкой. Я сгребла их в охапку, отпустила покрывало и стянула с себя штаны. Затолкала их поглубже за кровать. Нацепила юбку, но стоило мне накинуть рубашку, высокий воротник задел повязку, и под кожей вновь шевельнулась лава. Пришлось остаться обнажённой по пояс. Сунула рубашку под подушку и повыше натянула покрывало.

— Всё в порядке.

— Ты уверена?

— Обещаю быть умничкой-благоразумничкой. Иди.

Стоило Эйдену открыть дверь, в комнату ворвался Морт.

— Всё, проваливай и не торопись обратно.

— Морт, предупреждаю…

— Знаю-знаю. Ничего я не сделаю. Если она сама не захочет.

Последнее он сказал уже после того, как дверь закрылась.

— Может быть, ты мне скажешь, чем вы… оу.

Он заглянул за ширму и уставился на меня. Представляю свой видок. Зарёванная, пьяная, полуголая в кровати его друга.

— Кажется, я пропустил все веселье.

— Будешь? — Я протянула ему бутылку, на дне которой еще плескался портвейн.

Морт протянул руку и взял бутылку. Я поправила покрывало на груди, а то он слишком нахально пялился.