Он шел по улочке поселка, раза два встречал припозднившихся людей, спрашивал, где отыскать председателя сельского Совета, но те лишь понимали плечами. Галдан вовсе растерялся и уж подумывал, что придется ночевать под открытым небом. Странно, что и ночь эта казалась ему необычной, вроде бы была она суровее и непрогляднее всех тех, что видел в своей жизни. Вконец смутившийся, он подошел к какому-то большому, под тесовой крышею, дому с закрытыми окнами, помедлил, постучал в ставень. Долго прислушивался, не отзовется ли кто-нибудь. Не дождался. Прошмыгнул в калитку, поднялся на крыльцо, торкнулся в дверь. Оказалось незаперто. Сквозь щели пробивался желтый свет лампы. Он словно бы подмигивал и приглашал войти. И Галдан уж собирался так и сделать, негромко кашлянул и взялся за скобу, и в это время откуда-то выскочили две здоровенные собаки и с громким лаем набросились на него. Галдан вскрикнул и побежал назад, к калитке. И тут он услышал, как кто-то закричал: «Воры! Воры! Караул!..» А потом раздался выстрел из ружья, и Галдану почудилось, что пуля просвистела у него над головою, но, может, это было и не так вовсе, потому что Галдан был словно бы не в себе, не соображал, что с ним и куда он бежит в этакую темень. Когда же пришел в себя, увидел, что находится в глухом лесу и одежда на нем насквозь промокла. Надо было разжечь костер да обсушиться, а то и вовсе станет худо, задубеет одежда и покроется ледяной коркою. Но Галдан не курил и у него не оказалось при себе спичек. Он вздохнул, подумал с досадою: «Сам виноват… Надо было пораньше прилететь. Были же еще вертолеты. Так нет же, промешкал… А местные жители что ж, они, наверно, напуганы разговорами о том, что строители дороги изведут тайгу, зверей всех погубят и оставят их без промысла, которым занимались прадеды, деды, и они сами с малых лет».

А одежда меж тем покрылась ледяною коркою, и Галдану ничего другого не оставалось, как идти обратно в поселок. Помедлив, он так и сделал. И, окруженный собаками, которые, не переставая, лаяли на него, Галдан подошел к сельсовету, поднялся на невысокое крыльцо и надавил плечом на дверь… Кажется, он сломал замок, весь дрожа от озноба, ввалился в избу и упал возле печки, К счастью, в сельсовете было натоплено, и спустя немного озноб плошал. Галдан почувствовал себя лучше, разделся и развесил одежду на стульях.

Чуть свет его разбудил председатель сельсовета. Им оказался один из самых старых хамниганов, нерослый, худой, с редкими черными волосами на подбородке. Узкие глаза его недружелюбно блестели, когда он сказал:

— Это что же получается? Без спросу зашли в сельсовет, сломали замок… Я обязательно доложу про вас начальству. Черти что!.. Уж очень много появилось в последнее время в нашей тайге людей, навроде вас, которые ни с чем не хотят считаться. — Галдан попытался объяснить, кто он и зачем приехал сюда, но старик не захотел и слушать: — А чего искать меня? Я все равно не был вчера дома, ездил в гольцы проверять оленье стадо.

— Я бы, конечно, не сделал так, но… — виновато проговорил Галдан. — Зашел в какой-то дом, хотел попроситься переночевать, а на меня набросились собаки. Потом кто-то стрелял. Странные люди. Нашли вора!..

— Еще легко отделались!.. — усмехнулся старик. — А что до воров, так… Вон в прошлом месяце лошадей украли, а позавчера зашли в один дом и утащили ружье и охотничий нож. Так что воры есть нынче. Понаехали!.. До недавнего времени мы двери-то не закрывали в избах. Привычки такой не было.

Взгляд у старика был тяжелый, давящий какой-то и Галдану сделалось не по себе, но все же он поднял голову, и старик не выдержал его взгляда, отвернулся.

— Нельзя каждого нового человека принимать за вора, — сказал Галдан. — Пора привыкать к людям… Скоро у вас тут начнется такое строительство… фабрики появятся, заводы… Так что привыкайте жить среди людей.

Старик сделал вид, что не услышал, о чем идет речь, однако ж это было не так, и потому, как глаза у него пуще того сузились и сделались колючими, злыми, Галдан понял, что он все услышал. В тот раз Галдан побывал во многих местах, где пройдет железнодорожная магистраль, и везде ему чудились глаза старого хамнигана, и на душе делалось неспокойно.

С тех пор прошло десять лет, уже проложена северная железная дорога, построено немало новых городов и поселков, многое забылось за это время, а вот глаза старика хамнигана все еще помнятся… Вот и теперь он мысленно увидел их, вздрогнул от неприятного ощущения, и это не осталось незамеченным.

— Что с тобою? — сказал отец. — Ты вроде бы с лица спал… Может, устал с дороги и не пойдешь со мною в тайгу? Так ты скажи, я пойму…

— Нет, нет, — испугался Галдан. — Я ж специально для того и приехал, чтобы день-другой побыть с тобою.

— И ладно, — сказал отец. — Значит, скоро и тронемся…

Их было четверо, отец с Галданом и двое русских парней. Машина подвезла их к самому подножию высоченной горы, поросшей низкорослым, почти карликовым на самой вершине ее, лесом. Вообще-то поначалу они решили взять с собою еще и собаку, но потом раздумали. Раньше времени собаке в лесу делать нечего, может распугать белку, и та уйдет. Случалось и такое.

Того парня, что постарше да в плечах пошире, звали Егором, а светловолосого, с большими голубыми глазами — Пашкою. У них была лицензия на отстрел зверя, и они хотели взять его, будь то сохатый или изюбр, до начала белкования. И теперь негромко говорили о том, где лучше всего это сделать, на какие солонцы надо будет сходить.

А потом они заговорили, какою тропою нынче идти до зимовья: тою ли, что протянулась до самой вершины, или же идти в обход горы. Галдан слушал, ловил на себе обеспокоенные взгляды парней и долго не мог понять, что тревожит их.

— Лучше, конечно, идти в обход. Земля уже подмерзла, и болото не страшно, — сказал Егор, поглаживая ладонью рыжие, обвисшие у рта усы.

— В случае чего, и шесты там есть, я еще в прошлом году сделал, — проговорил Пашка. — Так что ничего страшного…

Отец молчал и только изредка поглядывал на сына, словно бы ждал, а что скажет он. Но Галдану нечего было сказать, для него тайга в диковинку, он и не знает ее вовсе. К тому же он вдруг понял, отчего в глазах парней то беспокойство, с каким они смотрели на него. Конечно же, те думают, глядя на него, располневшего и не больно-то поворотливого, что он не выдержит трудного пути, раскиснет. «Ну уж нет! — мысленно сказал Галдан. — Я еще…» Не скоро, но он все-таки совладал с досадою и спокойно произнес:

— Пойдем так, как лучше. И не бойтесь вы за меня. Я, слава богу, походил по земле…

— Тем лучше, — обрадовались парни и стали пристраивать за спины большие, пуда до два, рюкзаки.

Отец едва приметно улыбнулся, и Галдан догадался, что отец оттого и не принимал участия в разговоре, что ждал, как решит сын. И как он решит, так и будет.

«Хитер старый», — усмехнулся Галдан, становясь на тропу.

Они долго шли, огибая деревья, цепляясь ичигами за колючую, жесткую чепуру. Галдан взмок, пот ручьем катился по лицу, шее, во рту сделалось сухо и вязко. «Лишь бы не отстать, — шептал Галдан. — Лишь бы… Не дай-то бог признаться, что уже невмоготу идти. Стыдно перед отцом!..»

Галдан не знал, сколько времени они уже идут, но в какой-то момент почувствовал, что стало легче идти и дыхание сделалось ровнее. И он приободрился: «Вот так-то!.. Нет уж, я еще могу…»

Неяркое, словно бы чуть подостывшее солнце заметно сдвинулось к югу, когда они остановились, скинули рюкзаки и разожгли на отшибе от деревьев костер.

Отец улыбался, поглядывая на Галдана, и по всему чувствовалось, что он был доволен сыном. Он, конечно же, знал, что туго пришлось нынче Галдану с непривычки, но тот не сломался, выдержал все тяготы пути. И это было приятно.

Стояла тишина, чуткая, настороженная, какая бывает только, когда зима встречается с осенью, а деревья уже освободились от листьев и теперь слегка вздрагивают от предчувствия надвигающихся холодов.