Однако в течение ноября Генриху IV удалось восстановить свою власть. Он набрался достаточно сил, чтобы время от времени посещать Парламент. Во время некоторых из этих посещений он даже продемонстрировал свой прежний напористый стиль. 30 ноября он уволил принца и весь королевский Совет. За этим последовала замена всех главных государственных чиновников в последние дни работы Парламента. Сэр Томас Бофорт был заменен на посту канцлера архиепископом Арунделом, а казначеем назначен рыцарь сэр Джон Пелхэм, оба они были близки к старому королю и не были друзьями его старшего сына. Генриха Монмута вряд ли можно было полностью исключить из общественной жизни королевства. Но большая часть его влияния перешла к его младшему брату Томасу Ланкастеру. Эти перемены глубоко дестабилизировали английское правительство. Томас Ланкастер, которому тогда было двадцать пять лет, уже несколько лет был любимым сыном короля. Он был воином безрассудной храбрости и неистовой энергии, но человеком недалекого ума, не склонным к деловым отношениям, бывшим в натянутых отношениях как с принцем, так и с Бофортами. Генрих Монмут очень плохо воспринял то, что его оттеснили от власти. Будучи наследником больного короля и гораздо более умным из двух братьев, он, естественно, пользовался преданностью молодых и амбициозных людей. Эти люди смотрели в будущее. Для сравнения, кроме Томаса Ланкастера, новые министры короля были людьми предыдущего поколения, которые были отодвинуты на второй план во время двухлетнего правления принца и не имели причин с нетерпением ждать его вступления на престол[377].

Что стояло за этим столкновением характеров, сказать трудно, но вопрос о том, как использовать текущие разногласия во Франции, должен был сыграть большую роль. В начале декабря 1411 года, сразу после отставки советников, Генрих IV вновь заявил о своем намерении направить во Францию армию под своим личным командованием. Собору Кентерберийской церковной провинции, заседавшему в то время в соборе Святого Павла, сообщили, что кампания должна продлиться шесть месяцев и стоить не менее 100.000 фунтов стерлингов. Это говорит о том, что король рассчитывал воевать за себя, а не в качестве наемника одной из враждующих сторон во Франции. В итоге эта затея оказалось не по карману. Последняя часть предыдущей парламентской субсидии, назначенной в мае 1410 года, находилась в процессе сбора, но уже была полностью направлена на оборону валлийских и шотландских границ. Налог на экспорт шерсти был в основном направлена на оборону Кале. Палата Общин не хотела предоставлять еще одну субсидию так скоро после предыдущей и в итоге согласились только на скромный налог на доходы от земельных владений, который требовал много времени для оценки налогооблагаемой базы и принес менее 1.400 фунтов стерлингов. Духовенство добавило свою собственную половинную субсидию в размере около 8.000 фунтов стерлингов, в результате чего общая сумма собранных средств составила менее десятой части предполагаемой стоимости армии. К тому времени, когда Парламент разошелся 19 декабря, уже было ясно, что единственным способом решительного вмешательства в междоусобицу во Францию была продажа услуг английских экспедиционных сил одной из соперничающих партий[378].

Герцог Бургундский уже подготовил свои предложения. Поскольку войска арманьяков были рассеяны и находились в обороне, он рассчитывал на кампанию осад. Его потребность в английских войсках была более скромной, чем годом ранее, когда он должен был быть готов к битве. Главной целью герцога было сделать так, чтобы англичане не сражались на стороне его врагов. В начале декабря 1411 года он назначил епископа Аррасского возглавить посольство в Англию. Посол был аккредитован не только при Генрихе IV, но и при Жанне Наваррской, Генрихе Монмуте и других английских вельможах. Епископ был уполномочен повторить предложение руки дочери Иоанна, Анны, принцу Уэльскому. Но арманьякские принцы были готовы предложить больше. Собравшись в Бурже 24 января 1412 года, герцоги Беррийский, Орлеанский и Бурбонский и граф Алансонский назначили своих послов и составили для них инструкции. Послы были уполномочены вести переговоры с "Генрихом, милостью Божьей королем Англии и его прославленными сыновьями" — достоинство, которое они никогда ранее не желали им предоставлять. Главным представителем принцев был назначен протеже герцога Беррийского, проповедник-августинец Жак Легран. Ему и его коллегам было велено взывать к чувству справедливости Генриха IV. Легран должен был изложить историю последних четырех лет после убийства Людовика Орлеанского и объяснить, как герцог Бургундский соблазнил легковерных жителей Парижа, навязал свою волю королю и Дофину и начал жестокую кампанию преследования своих противников. После этого послы должны были попросить о приватной беседе с английским королем и перейти к истинной цели своего визита. Арманьякские принцы хотели заручиться поддержкой английской армии численностью 4.000 человек, чтобы выступить против герцога Бургундского. Взамен они были готовы заключить с Генрихом IV военный союз против его врагов в Шотландии, Уэльсе и Ирландии, а также в самой Франции и вести переговоры о постоянном мире "на условиях, которые его удовлетворят". Эти условия, как было ясно, должны были включать большие территориальные уступки на юго-западе. Понятно, что многое было оставлено на усмотрение послов. Им были предоставлены незаполненные хартии, уже подписанные четырьмя принцами и скрепленные их печатями.

Инициатором этих предложений, по-видимому, был Жан IV Мудрый, граф Алансонский, который становился в лагере арманьяков силой, уступающей лишь Бернару Арманьяку. 27-летний граф был протеже Людовика Орлеанского при его жизни и стал одним из самых последовательных сторонников его дома после его смерти. "Без него, — писал его биограф, — доброе и святое дело Орлеанского дома не могло бы быть поддержано". Именно граф Алансонский принял меры по отправке послов в Англию и приему английских экспедиционных сил во Франции. Ни граф Арманьяк, ни Шарль д'Альбре не присутствовали на собрании в Бурже. Но Шарль д'Альбре добавил свое согласие позже, а Арманьяк послал своего представителя, Жана де Лупиака, который участвовал в предыдущей попытке нанять английскую армию для дела арманьяков. С герцогом Бретонским также посоветовались, но он, как всегда, занял двусмысленную позицию. Герцог попросил Жана де Лупиака представлять его интересы и отправил в Англию своего собственного агента, но ни один из них, похоже, не имел полномочий давать какие-либо обязательства от его имени[379].

Бургундские послы прибыли в Лондон в начале февраля 1412 года. К ним присоединился незаменимый Жан де Кернез, который знал английский двор лучше, чем кто-либо другой на службе герцога. Принц Уэльский взял на себя инициативу в переговорах, несмотря на свое отстранение от власти. Поскольку он вел переговоры в предыдущем году, а главным предметом обсуждения был его возможный брак с бургундской принцессой, вряд ли могло быть иначе. Бургундские эмиссары были размещены в Колдхарборе, величественном особняке на берегу Темзы, чуть выше по течению от Лондонского моста, который недавно стал лондонской резиденцией принца. Для переговоров с ними была назначена комиссия, в которой преобладали его сторонники. В нее вошли Хью Мортимер, камергер принца, и Томас Лэнгли, епископ Даремский, один из немногих представителей его сана, переживших недавнюю чистку. Королева Жанна активно поддерживала их усилия. После месяца переговоров обе стороны пришли к соглашению об отправке еще одного экспедиционного отряда для войны за Иоанна Бесстрашного. Первые войска покинули Англию, чтобы присоединиться к бургундской армии в марте. Также было достигнуто принципиальное соглашение о браке принца с Анной Бургундской. Но 10 апреля все эти договоренности были неожиданно отменены королем. Английские войска, которые уже отправились во Францию, были срочно отозваны. Генрих IV ожидал получить более выгодное предложение[380].