Советнику Иоанна Бесстрашного Жаку д'Эйли было поручено овладеть Пуату, возможно, самой богатой частью владений герцога Беррийского, совместно с извечным местным бунтарем и смутьяном Жаном Ларшевеком, сеньором де Партене. В их распоряжении было всего 600 латников и 300 лучников. Иоанн Беррийский лишь эпизодически посещал Пуату. Его дворец в Пуатье, великолепный зал которого сохранился до наших дней, был одной из его самых величественных резиденций. Но в провинции были сильны роялистские традиции, и она не захотела следовать за герцогом в его неповиновении короне. У старого герцога там оказалось не больше сторонников, чем в Лангедоке. Советник и доверенное лицо Иоанна Беррийского Казин де Серенвилье остался командовать в Пуатье, но даже он не был готов пренебречь официальным требованием с печатью короля. Город открыл ворота в начале февраля 1412 года, не оказав сопротивления. В течение последующих недель бургиньонские комиссары без особых усилий объехали весь регион, приняв капитуляцию всех основных городов и замков. Единственное серьезное сопротивление было оказано в Шизе, обнесенном стеной городе на берегу реки Бутонна, где уцелевшие сторонники герцога собрались, чтобы оказать последнее сопротивление. После непродолжительной осады Шизе заключил соглашение о капитуляции. Защитники согласились открыть ворота, если 31 марта не будет получена помощь. Было намечено место для организованного сражения, которое должно было решить судьбу города. Жак д'Эйли вызвал подкрепление. Ангерран де Бурнонвиль прибыл из Босе с несколькими сотнями профессиональных солдат и толпой добровольцев из Парижа. Их ряды пополнили наемники с границ Гаскони и отряд из почти 400 англичан, большинство из которых недавно пересекли Ла-Манш в поисках работы. Арманьяки предприняли отчаянную попытку освободить Шизе. Артура де Ришмона, который в это время набирал армию в Бретани для кампании, которую арманьяки планировали на весну, призвали ускорить подготовку. Карл Орлеанский согласился выслать месячное жалованье с эскортом из 200 человек. Но по дороге эскорт попал в засаду, а деньги достались бургиньонам. Без денег бретонцев невозможно было убедить служить. Поэтому, когда наступил назначенный для капитуляции день, Шизе сдался. Через несколько дней за ним последовал Ниор. Таким образом, все Пуату оказалась под контролем бургиньон, за исключением внушительной крепости Люзиньян на юге провинции[373].

Успешная кампания в Пуату стала ярким напоминанием о значимости власти короля. Но сам Карл VI имел лишь смутное представление о том, что делается от его имени с некоторыми из его ближайших родственников. После пяти месяцев почти непрерывного безумия он пришел в себя в середине января 1412 года, но оставался слабым и прикованным к постели. Его слуги-бургиньоны навязали ему тенденциозную историю, и он был легко убежден в нечестивости арманьякской коалиции. Король ратифицировал акты своего Совета и скрепил печатями все, что было ему подсунуто. 13 февраля 1412 года король председательствовал на заседании своего Совета. Ему было предложено санкционировать значительное расширение военных операций весной и летом. Охваченный гордыней, Иоанн Бесстрашный теперь предлагал навсегда покончить с арманьякскими принцами. Несмотря на то, что Иоанн выступал против чрезвычайного налогообложения, скромный налог, введенный в сентябре прошлого года, теперь был увеличен в три раза, составив в общей сложности 900.000 ливров, что стало самым тяжелым военным налогом, взимавшимся во Франции с 1380-х годов. Не вся эта сумма была собрана. Но благодаря тому, что назначенцы Иоанна Бесстрашного теперь контролировали большую часть провинциальной Франции, значительная ее часть оказалась в казне. За финансовый год, закончившийся в феврале 1412 года, французские военные казначеи получили 446.000 ливров из совокупных доходов от налога с продаж и тальи. В следующем году эта цифра возросла до 775.000 ливров. Кроме того, за тот же период королевская казна возместила Иоанну Бесстрашному 100.000 ливров военных расходов, которые, как он утверждал, были взяты из его собственных средств. Почти все эти расходы были сделаны в двенадцати месячный период с августа 1411 года по июль 1412 года. Это означает, что Иоанн Бесстрашный потратил на борьбу со своими противниками около 1.200.000 ливров — сумму, не намного меньшую той, которую французское государство ежегодно тратило на борьбу с англичанами до перемирия 1389 года[374].

Это были страшные времена для арманьякских принцев. Они были одними из самых знатных дворян Франции и традиционно наиболее близки к короне. Однако они были отрезаны от короля и изгнаны из своих владений. Их сети клиентов и протеже в администрации были разрушены. Их доступ к государственным средствам был прекращен. По всей северной Франции их сторонники подвергались нападениям и убийствам. Некоторые города, такие как Дижон, взяли пример с Парижа и изгнали известных орлеанистов, конфисковав их имущество. В Шампани толпы нападали на замки видных арманьяков. Граф Руси, один из крупнейших феодалов региона, был осажден в своем замке в Понтарси на реке Эсна более чем 1.500 разъяренными крестьянами при явном содействии королевского бальи из Лаона. В оставшихся у них землях принцы были объявлены предателями и их сторонники начали перебегать на сторону врага в поисках лучшей доли[375].

Бремя сплочения своей потрепанной партии и финансирования продолжения войны легло на восемнадцатилетнего Карла Орлеанского, который уже с трудом выплачивал долги за катастрофические кампании предыдущего года. Он распродал или переплавил большую часть того, что осталось от серебряных изделий принадлежавших его семье, обложил налогом свои владения в долине Луары и все еще продолжал надеяться на более широкое признание справедливости его дела в следующий раз. Орлеанские наемники изготавливали знамена с девизом Justice! (Справедливость!), с которыми молодой герцог планировал выступить против герцога Бургундского весной. Заказ на 4.200 кавалерийских вымпелов говорит о том, что планировалось собрать войско численностью не менее 10.000 человек, то есть примерно такое же, какое Карл и его союзники развернули в 1411 году. Но когда в начале 1412 года лидеры коалиции собрались оценить свое положение, стало очевидно, что этого недостаточно, чтобы противостоять большим армиям, которые герцог Бургундский теперь мог набрать. В отчаянии принцы решились на еще одну попытку нанять английскую армию для своего дела. Для этого им пришлось бы переиграть бургиньонов с их обширными ресурсами и налаженными связями в Англии[376].

Маловероятно, что какая-либо из враждующих сторон во Франции понимала сложную и нестабильную политическую ситуацию в Англии. Когда граф Арундел покинул Англию, принц Уэльский стал главенствующей фигурой в правительстве и последовательно выступал за союз с герцогом Бургундским. Но хотя экспедиция Арундела во многом способствовала триумфу бургиньонов, для Англии она принесла очень мало пользы. Дипломаты, сопровождавшие графа в Аррас, не смогли получить ничего, кроме денег, в обмен на его услуги. К тому времени, когда Арундел вернулся в Англию, больному Генриху IV удалось отобрать власть у принца и его друзей. Обстоятельства этого дела неясны, как и все придворные интриги последних лет жизни Генриха IV, поскольку хронисты соблюдали благоразумную сдержанность в этом вопросе. 3 ноября 1411 года, пока граф Арундел находился в Париже, в Вестминстере открылся Парламент. По мере приближения дня стало очевидно, что король слишком болен, чтобы лично присутствовать на открытии. В этот момент принц, по-видимому, обратился к своему отцу и предложил, что ему пора отречься от престола. Он сказал королю, согласно единственному сохранившемуся рассказу, что тот "больше не способен действовать ради чести и прибыли королевства". Король с возмущением отказался. Во время заседания Парламента принц и Генри Бофорт, епископ Уинчестерский, созвали собрание ведущих светских и церковных пэров для рассмотрения этого вопроса. Один из них, по плану, должен был набраться смелости и убедить короля отречься, так как тот был обезображен проказой и поэтому не может исполнять государственные обязанности.