Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В этот момент Луве подошел к Дофину и что-то прошептал ему на ухо. Оба посмотрели на Таннеги дю Шателя. По словам Аршамбо де Фуа, Таннеги выхватил из под плаща топор и воскликнул: "Вот предатель, который лишил вас наследства". Сразу же поднялся крик: "Убить! Убить!" Проход в барьере со стороны Дофина был открыт, и вооруженные люди хлынули внутрь со стороны города. Аршамбо де Фуа, стоявший рядом с герцогом, схватился за топор Таннеги, но тот вырвал его и с размаху ударил Аршамбо по голове, повалив на землю. Затем он повернулся к Иоанну Бесстрашному и нанес ему сильный удар топором между плеч. Роберт де Ларе схватил герцога сзади и держал его за руки, а крупный мужчина с каштановыми волосами (это был Гийом Батай) подошел и нанес ему несколько ударов мечом по правой стороне лица, почти перерубив запястье герцога, который пытался защититься от ударов. Таннеги нанес герцогу второй удар своим топором, на этот раз разрубив челюсть и повалив его на землю. К нему присоединились еще несколько человек. Наконец Оливье де Леер и Пьер Фротье встали на колени над распростертым человеком и вонзили мечи ему в живот. Иоанн Бесстрашный коротко вздрогнул, издал протяжный стон, а затем затих.

Бургундские войска снаружи, привлеченные шумом, пытались прорваться через барьер. Их поддержали те, кто находился в замке. Но они были отброшены назад артиллерией, которую дофинисты установили перед барьером, а сзади их обстреливали лучники, прятавшиеся на мельнице между барьером и замком. Еще сотни дофинистских солдат, размещенных на другом берегу реки, бросились на мост через Сену, чтобы присоединиться к рукопашной. К этому времени вся бургундская свита герцога в ограде была окружена людьми Дофина, кроме Аршамбо де Фуа, который лежал смертельно раненный, и Жана де Невшатель, которому удалось перебраться через барьер и спастись.

Тело герцога лежало посреди моста, залитое кровью. Кто-то снял с его пальцев кольца, а с шеи — цепь с драгоценными камнями. Затем с него сняли плащ и тунику и оттащили в сторожевую башню в городе. На следующий день была найдена повозка, чтобы отвезти тело в городскую церковь Нотр-Дам. Там поспешно вырыли могилу, нашли деревянный гроб и бросили в него тело в одежде. Через двенадцать лет после смерти Людовик Орлеанский был отомщен. "Ты отрубил руку моему господину, а я отрублю твою", — кричал старый орлеанист Гийом Батай, когда он обрушил свой меч на жертву[807].

Жан Луве и Таннеги дю Шатель были хорошо вознаграждены за свои советы и тщательную подготовку убийства. Вскоре после этого Луве получил щедрые земельные пожалования и владения в Дофине, сопровождаемые хвалебной грамотой, в которой отмечались его выдающаяся преданность и высокие качества. Он и Таннеги дю Шатель стали главными фигурами в Совете Дофина и оба получали большие пенсии до конца жизни. Некоторые из других советников Дофина были встревожены. Роберт ле Масон вышел из Совета Дофина, когда узнал, что произошло. Он слышал крики с моста, разносившиеся по воде, когда покидал Монтеро через ворота Йонны. Арно Гийом де Барбазан был включен Дофином в число своих избранных приближенных, но на последующем суде утверждал, что прибыл на место преступления уже после убийства. Вероятно, он знал о плане убийства больше, чем признался, но он был рыцарственным человеком, и ни у кого не было сомнений в его враждебном отношении к этой затее. Он в лицо обвинил Дофина в том, что тот рискует потерять свою корону, и не нашел достаточно жестких слов для его подельников. "Вы уничтожили честь и положение вашего господина", — сказал он им. Для Масона и Барбазана это убийство ознаменовало начало их оттеснения от власти более безжалостными политиками. Но их слова оказались пророческими.

Убийство Иоанна Бесстрашного было вопиющей глупостью. Для Франции это была трагедия эпического масштаба. После трех лет размышлений об опасной возможности вступить в союз с Генрихом V Английским, убитый на мосту герцог, наконец, понял, что единственный способ распространить свое влияние за пределы Парижа и северных городов — это объединиться с Дофином против англичан. Его гибель окончательно поставила крест на этой перспективе и положила начало кровной вражде между Дофином и Бургундским домом, которая продлится шестнадцать лет. Более века спустя, в июле 1521 года, королю Франциску I показали разрубленный череп Иоанна Бесстрашного в картезианском монастыре Шаммоль под Дижоном, где герцог был перезахоронен. На черепе ясно видна была рана, оставленная мечом Гийома Батая. "Через эту дыру, — пояснили королю, — англичане вошли во Францию"[808].

Глава XVI.

Договор в Труа, 1419–1420 гг.

Первые беспорядочные сообщения об убийстве Иоанна Бесстрашного достигли Труа утром 11 сентября 1419 года и Парижа несколькими часами позже. Подробности были еще неясны. Единственным из спутников герцога, кому удалось выбраться из ограждения на мосту в Монтеро, был Жан де Невшатель, и он сначала считал, что Иоанна взяли в плен. По мере того, как поступали новые сообщения и становилось ясно, что герцог убит, по всей северной Франции прокатился вал паники и страха. Никто не знал, что произойдет дальше. В Париже забыли о сложных отношениях покойного с городом в последние месяцы его жизни, люди надевали траурные черные одежды или пришивали кресты Святого Андрея к ним, а в церквях пели заупокойные мессы. Капитаны стражи появлялись на улицах в полном вооружении, опасаясь повторения резни предыдущего года. На напряженном собрании в зале Парламента все офицеры и ведущие горожане поклялись отомстить за смерть герцога Бургундского. Списки подозреваемых дофинистов составлялись квартал за кварталом, а за теми, кто был выявлен, установили тщательное наблюдение. Некоторые из них были изгнаны из города, а некоторые, по сообщениям, были казнены. Подобные сцены разыгрывались и в других городах. О "раздорах и беспорядках" сообщалось повсюду. В одном провинциальном городе тех, кто "принадлежал к партии, выступавшей против герцога Бургундского и его священной борьбы", разоружили и заточили в домах. Дороги опустели, так как путешественники боялись выходить за пределы крепостных стен[809].

Вдова убитого, Маргарита Баварская, сразу же начала кампанию мести. Она отправила делегации своих советников в Труа и Гент с требованием привлечь убийц к ответственности и обратилась за поддержкой к Папе Римскому, королю Германии Сигизмунду I, к ведущим князьям и государствам западной Германии, к герцогам Лотарингии и Савойи и королю Наварры. Шквал пропаганды был направлен на обнесенные стенами города Франции. В герцогском дворце в Дижоне клерки до ночи трудились над письмами, излагая бургиньонскую версию событий, приведших к убийству. Была начата работа по подготовке уголовных обвинений против главных сообщников Дофина и досье с доказательствами. Еще долгие годы политическая деятельность Бургундского дома во Франции будет направлена в основном на продолжение кровной мести, развязанной убийством Иоанна Бесстрашного. "Сейчас не время для скорби, слез или причитаний, — писал герцогине Парижский Университет, — но для упорного труда по исправлению этого чудовищного и жестокого убийства и решительного сопротивления его злым, проклятым и вероломным виновникам"[810].

Внезапное исчезновение Иоанна Бесстрашного с политической сцены оставило вакуум власти, который было нелегко заполнить. Правительство было разделено между Парижем и Труа. Суды и основные административные ведомства находились в Париже, где подросток, граф Сен-Поль, председательствовал в Совете короля, в котором главенствовали бургиньоны. Однако реальная власть в городе принадлежала видным горожанам. За ними стояла сила толпы. Кроме того, они контролировали единственный регулярный источник доходов, так как муниципалитет получил право распоряжаться доходами с парижского монетного двора, которые использовалась для выплаты жалования войскам графа Сен-Поль и жалованья гражданским служащим. В результате представители королевского правительства все больше отождествлялись с интересами города и его населения. Парламент стал играть заметную политическую роль при амбициозном и властном первом президенте Филиппе де Морвилье. Большинство промышленных городов севера, поддерживавших Иоанна Бесстрашного, видели в Париже своего лидера. В сентябре и октябре 1419 года Филипп де Морвилье и другие уполномоченные из Парижа объехали многие из этих городов, распространяя копии клятвы верности, принесенной парижскими лидерами после убийства герцога, и убеждая других присоединиться к ней[811].

вернуться

807

Рассказ в тексте основан на (i) пяти подробных и косвенных свидетельствах очевидцев, собранных в ходе последующего бургундского расследования (Mém. France et Bourgogne, i, 271-86), от Жана Сегин, Бертрана де Навайля (записавшего рассказ Аршамбо де Фуа на смертном одре), Ги де Понтайера, Гийома де Вьенна и Антуана де Вержи, которые явно не сговаривались и содержат синоптические различия и пропуски, исключающие пропагандистскую цель; (ii) отчет анонимного бургундского чиновника, посетившего место преступления после убийства и опросившего жителей города (ibid, i, 286–7); (iii) два сообщения герцогини Бургундской, одно герцогине Бурбонской (ibid., i, 287-9), другое в Счетную палату Дижона (Comptes E. Bourg., ii, № 3951), добавляющие подробности, полученные от чиновников в замке. Я отверг, если они отличаются от этих, взаимно противоречивые рассказы Дофина 11 и 15 сентября (Mém. France et Bourgogne, i, 298-9, *Beaucourt, i, 181-3) и его послов к Папе (Lettres des rois, ii, 355-8), а также стандартный рассказ дофинистов в Jouvenel, Hist., 370-2. Эти рассказы, выдвигающие версию о ссоре, за которой последовала потасовка, спровоцированная тем, что Иоанн потянулся за мечом, в ходе которой он был убит, были приняты большинством французских историков, но они явно неточны в некоторых моментах и неправдоподобны в других. Их также следует рассматривать в свете неопровержимых доказательств преднамеренности, содержащихся в досье, включающем показания Таннеги, Луве и епископа Валанса, собранном в 1426 году, когда дофинистские советники рассорились, а Роберт Ле Масон получил от Дофина (ныне короля) грамоту, оправдывающую его на том основании, что совет исходил от других (*Beaucourt, ii, 653-8). Хроники мало что дают в качестве самостоятельного доказательства, но Монстреле, Chron., iii, 343-4, называет некоторых из тех, кто наносил удары, а Жувенель, Hist., 373, записывает хвастовство Батая. Свидетельства квалифицированно обобщены в Vaughan (1966), 274-86. Погребение: Schnerb (1982), 124, 125, *129.

вернуться

808

Beaucourt, i, 208, *ii, 653, 654, 657; L. Mirot (1942), 201–3; Mém. France et Bourgogne, i, 282, 284. Барбазан: BN Fr. 5061, fol. 117 (подтверждается Mém. France et Bourgogne, i, 286); Monstrelet, Chron., iii, 347. Руководство: cited in Vallet de Viriville (1862–5), i, 184.

вернуться

809

Отчеты: Reg. Châlons, 133; *Bonenfant, 185–6. Париж: Fauquembergue, Journ., i, 317–20; Ord., xii, 268–73; Chron. R. St-Denis, vi, 374–6; Monstrelet, Chron., iii, 355–6; Dépenses, no. 935; AN KK 1009, fol. 2vo (эшевены). В других местах: Dépenses, nos 886, 902, 913; Reg. Châlons, 133.

вернуться

810

Comptes E. Bourg., ii, nos 3545–7, 3549, 3553, 3555, 3565, 3591, 3592–605, 4013, 4024, 4125, 4129, 4171–2, 4974, 4975, 4978–85, 5020, 5022, 5068–9, 5129, 5216; Auctarium Chartul. U. Paris, iv, no. 2143.

вернуться

811

Dépenses, no. 1120; Fauquembergue, Journ., i, 197–8, 313, 316–21, 322–6, 334–5, 343–5; Monstrelet, Chron., iii, 356; Extr. Reg. Tournai, i, 182, 184–90; Mém. France et Bourgogne, i, 292; Reg. Châlons, 154–7; Inv. AC Amiens, ii, 31; 'Lettres closes', no. 11 (Реймс).

193
{"b":"832611","o":1}