Жан Пети выступал перед собравшимися более четырех часов с неумолимой монотонностью. Его аргументы были представлены в форме силлогизма. Убивать тиранов — это "справедливо, законно и достойно"; Людовик Орлеанский был тираном, поэтому герцог Бургундский был прав, убив его. Большая часть последующих рассуждений была посвящена поддержке второстепенной предпосылки. Герцог Орлеанский был развратным, продажным тираном, к тому же прелюбодеем. Он занимался запрещенными черными искусствами. Но прежде всего он стал предателем, захватив контроль над правительством короля в своих собственных интересах, вводя ненужные налоги, чтобы набить собственные карманы. Однако его конечной целью был захват трона своего брата, так как он заключил договор с Генрихом Ланкастером о том, что они будут поддерживать друг друга в свержении своих государей и пообещал авиньонскому Папе поддерживать его в обмен на то, что тот одобрит это дело. Людовик околдовал короля магическими заклинаниями, чтобы продлить его болезнь и ускорить смерть, а когда это не удалось, он предпринял несколько попыток отравить его и организовал по меньшей мере одно покушение на жизнь Дофина. Он замышлял изгнать королеву в Люксембург, чтобы получить контроль над ее детьми. Как подданный и родственник короля герцог Бургундский не мог спокойно смотреть на эти бесчинства, да и закон этого не требовал. Когда государство оказывалось под властью тирана, каждый человек был вправе защищать общественные интересы, убивая его. "Из этого следует, — заявил Пети, — что мой господин Бургундский не должен быть обвинен в судьбе этого преступника герцога Орлеанского, и что наш господин король… должен похвалить его за то, что он сделал, наградив его любовью, честью и богатством". Эти предложения были проиллюстрированы множеством цитат из Ветхого и Нового Заветов, императорских кодексов, отцов патристики и авторов древних и современных, от Аристотеля до Боккаччо. В конце своей оратории Пети обратился к Иоанну Бургундскому и спросил его, принимает ли он все, что было сказано от его имени. "Я принимаю это", — ответил Иоанн[298].

В аудитории речь Пети вызвала неоднозначную реакцию даже среди естественных сторонников Иоанна. Теоретическое обоснование тираноубийства вызвало серьезные сомнения у многих присутствовавших профессоров Университета. Этому вопросу суждено было расколоть Университет на долгие годы и ослабить поддержку Иоанна в одном из самых значимых для него округов. Принцы и королевские советники были шокированы и возмущены экстравагантными обвинениями в измене и попытке убийства, выдвинутыми против мертвого человека. Молодой Дофин с трудом понимал, что ему говорят. "Неужели это мой добрый дядя Орлеанский хотел убить моего господина короля?", — спросил он Шарля де Савуази, сидевшего рядом с ним. Остальные присутствующие были в недоумении. Никто из них не осмелился открыто выразить свое несогласие. Герцог Бургундский, однако, был весьма доволен. Подготовленный текст, над которым Пети в течение месяца работал с группой юристов и теологов, был впоследствии воспроизведен за счет Иоанна в четырех прекрасно переплетенных экземплярах, украшенных синим и золотым иллюминированием, под названием The Justification of the Duke of Burgundy (Оправдание герцога Бургундского). Годы спустя Жан Жерсон, один из тех, кто порвал с Иоанном Бургундским из-за его покровительства Жану Пети, составит для короля прокламации, в которых Оправдание будет характеризоваться как "текст для проклятия, трактат для смерти, хартия бесчестия и послание из адской ямы"[299].

На следующий день король, который не обращал на все это внимания, ненадолго опомнился. Герцог Бургундский воспользовался моментом, чтобы предстать перед ним и добиться его помилования. Был составлен официальный акт, в котором излагалась версия событий, изложенная Иоанном, и фиксировалось полное удовлетворение короля этим поступком. Другой акт, подготовленный в то же время, давал герцогу свободу действий для преследования и наказания всех тех, кто мог попытаться обесчестить его. Эти документы были под нажимом приняты на спешно созванном заседании Совета в присутствии короля и принцев за несколько часов до того, как Карл VI снова впал в беспамятство. Большинство присутствовавших членов Совета, должно быть, согласились с этим решением, скрипя зубами. Через два дня, 11 марта 1408 года, королева и ее брат Людвиг Баварский покинули Париж, прихватив с собой Дофина. Герцог Бургундский был в ярости, но герцог Бретонский вывез их из города под охраной значительного отряда вооруженных людей, и Иоанн ничего не смог сделать, чтобы остановить их. Изабелла укрылась в городе-крепости Мелён на Сене в тридцати милях к югу от Парижа, который охранялся большим бретонским гарнизоном. Там к ней присоединились герцоги Беррийский и Анжуйский, коннетабль и Жан де Монтегю. 18 марта они провели свой Совет в крепости в отсутствие герцога Бургундского и составили планы по набору войск на тот день, когда они смогут дать отпор[300].

Герцог Бургундский заявил жителям Парижа, что он приехал, чтобы "выяснить, кто является настоящими друзьями короля". Но, как он убедился в 1405 году, не так-то просто было взять под контроль государство, учитывая упорное сопротивление Совета и чиновников гражданской службы. Когда король бормотал тарабарщину в своих покоях в Сен-Поле, а остальные члены королевской семьи и ведущие члены Совета находились вне столицы, ему было невозможно сделать многое. Но во время краткого периода ясности рассудка Карла VI в марте Иоанн смог добиться увольнения Клинье де Бребана, адмирала Франции, злейшего противника, который пытался преследовать его, когда он бежал из Парижа в конце ноября. Воспользовавшись опять же очередным моментом прояснения у короля, Иоанн отстранил от должности прево Парижа Гийома де Тиньонвиля, который был слишком настойчив в расследовании убийства герцога Орлеанского. Его заменил на этом деликатном посту надежный бургундский сторонник Пьер де Эссар. Но это были единичные победы. Карл VI пришел в себя примерно в конце апреля, и некоторые принцы, включая герцога Беррийского, вернулись в столицу в течение следующих недель. Иоанн не смог организовать поток королевской щедрости в свою казну. Он также не смог перестроить Совет или королевскую администрацию по своему желанию. На данный момент и то и другое оставалось в основном прерогативой орлеанистов[301].

В июне 1408 года герцог Бургундский был вынужден переключить свое внимание на другое дело. Епископство Льеж было имперской территорией на реке Мез, граничившей с герцогством Люксембург. Им управлял избранный епископ Льежа, Иоганн Баварский, мирянин, который был избран соборным капитулом в 1390 году в возрасте семнадцати лет, но так и не был официально посвящен в епископы, поскольку отказался от рукоположения в священники. "Вряд ли это образ епископа, — заметил один хронист, увидев Иоганна, скачущего в полном вооружении во главе отряда конницы, — скорее это Гектор или Ахилл". Льеж, как и многие промышленные города Нидерландов, на протяжении большей части XIV века страдал от ожесточенной классовой борьбы, в ходе которой прерогативы епископа постепенно подрывались. Иоганн Баварский был избран епископом, к чему он был совершенно не приспособлен, в надежде, что его семейные связи позволят ему навязать городу свою власть. Он был братом Вильгельма, графа Эно и Голландии и верным союзником герцогов Бургундии. Иоганн водил свои войска на Париж в поддержку попытки Филиппа Смелого захватить власть в декабре 1401 года и еще раз, когда сын Филиппа попытался сделать то же самое в августе 1405 года. Людовик Орлеанский в ответ поддерживал жителей Льежа в их противостоянии епископу и в какой-то момент в 1404 году заключил с ними официальный союз. В сентябре 1406 года в Льеже произошло новое восстание. Горожане изгнали Иоганна Баварского и его сторонников. Вместо него они избрали регента, Генриха де Перве, и назначили епископом его племянника при поддержке Людовика и авиньонского Папы Бенедикта XIII. В течение последующих месяцев Генрих де Перве и льежцы планомерно отвоевывали все епископство, пока свергнутому Иоганну не остался только город Маастрихт. Зимой 1407–08 годов льежцы пытались осадить Маастрихт, но им помешали сильные холода. Но 31 мая 1408 года они предприняли новую попытку. Вести об этом, должно быть, достигли Иоанна Бесстрашного в Париже в начале июня. Столкнувшись с перспективой уничтожения правительства своего шурина в стратегически важном регионе Нидерландов, он решился на войну с жителями Льежа. 5 июля Иоанн отправился из Парижа во Фландрию[302].