Только в середине марта, когда герцог Глостер прибыл к Шербуру, его продвижение было остановлено. Шербур был впечатляющей крепостью. Город был защищен современными стенами и вооружен артиллерией. Все мосты через ров, при приближении англичан, были разрушены. Предместья были сожжены. Большая клиновидная цитадель Карла Злого, возведенная в 1360-х годах, доминировала над гаванью с восточной стороны. Массивная крепость, пещерные хранилища, стена с шестнадцатью башнями, каменные флигели и широкий морской канал, служивший непреодолимым рвом, поразили разведчиков Глостера своей неприступностью. И городом, и замком командовал Жан Пике де Ла Э. Он был не профессиональным военным, а парижским бизнесменом, сколотившим состояние на управлении финансами королевской семьи, в результате чего стал главной мишенью кабошьенов во время восстания 1413 года. Но он, очевидно, был человеком сильной воли и мужества, который пользовался большей поддержкой среди жителей Шербура, чем профессиональные капитаны, назначенные для защиты других городов. Англичане попытались подойти к стенам через открытые песчаные дюны, но были отброшены назад артиллерийским огнем. Герцог Глостер был вынужден приказать своим людям окопаться для длительной осады и вызвать корабли с Нормандских островов, чтобы заблокировать крепость с моря. Глостеру суждено было оставаться там в течение шести месяцев[690]. В конце марта 1418 года герцог Кларенс из долины реки Тук, направился к рекам Сена и Эр. Там сопротивление было едва ли сильней, чем в Котантене. Регион был практически без гарнизонов, и его покинуло большинство местной знати. Замок Аркур на равнине Нойбур был колыбелью одной из великих дворянских династий Нормандии и одним из самых сильно укрепленных мест в регионе. Но сам граф д'Аркур находился в Омале в Верхней Нормандии, защищая свои владения от бургиньонов. Его замок и сокровищница в Аркуре были оставлены на его супругу, бальи и небольшой гарнизон, состоявший из ополчения местных жителей и генуэзских арбалетчиков. Они сдались без боя. Укрепленное аббатство Ле-Бек-Эллуэн, расположенное в нескольких милях к северу, было покинуто аббатом, который скрывался в Париже и Понтуазе. Но настоятель, поддерживаемый местным дворянином и массой отчаявшихся беженцев, держался дольше, чем профессионалы из Аркура. Они выдержали осаду в течение месяца, прежде чем сдаться в начале мая. Гарнизоны этих мест сдались даже без формальной отсрочки для получения помощи. Этот традиционный прием для спасения чести капитана казался все более бессмысленным после девяти месяцев, в течение которых коннетабль едва ли пошевелил пальцем, чтобы защитить Нормандию от англичан. Вся Нижняя Нормандия теперь находилась в руках англичан, за исключением Шербура, Онфлёра и Донфрона, а также округов Авранш и Понторсон на границе с Бретанью. Перспективы этих мест казались плачевными. Онфлёр был отрезан наступлением герцога Кларенса, Шербур находился в тесной осаде, а Донфрон медленно душился осадой графом Уориком[691]. * * * Конференция в Ла-Томбе наконец открылась в середине апреля 1418 года. Рено де Шартр выступал в качестве главного переговорщика от правительства арманьяков. Герцог Орлеанский был представлен своим канцлером Гийомом Кузино. Бургундскую делегацию возглавлял Анри де Савуази, бывший советник Парламента, недавно получивший должность архиепископа Санса. Будучи убежденным сторонником герцога, он был крайне неприятен арманьякскому Совету, который отказался признать его избрание на должность и силой выдворил его из епископского города. Все делегации постоянно оглядывались на события в других странах. Первые заседания были омрачены неуклонным продвижением армии герцога Кларенса к Эврё и драматическими событиями при осаде Санлиса[692].
Санлис подвергся сильной бомбардировке, которая к этому времени разрушила стены в нескольких местах и снесла большую часть города, включая часть старого королевского дворца. 12 апреля 1418 года, во время открытия конференции, защитники заключили соглашение об условиях капитуляции. Они обещали, что если в течение недели, к 19 апреля, они не получат помощи, то откроют ворота графу Арманьяку и выплатят репарацию в размере 60.000 франков для возмещения ущерба, нанесенного городу. Обе стороны опасались, что при поражении потеряют лицо и ослабят свои позиции в Ла-Томбе. Бургиньоны, которые вели активную кампанию атак на осадные линии Арманьяка, начали организовывать отряд помощи городу до истечения срока. Сын герцога Бургундского, Филипп, граф Шароле, находившийся в Аррасе, созвал срочную конференцию городов бургундского подданства в Амьене для сбора средств и людей. Военные операции были поручены агрессивному губернатору Артуа Жану де Фоссо и Жану Люксембургу, который теперь был признан главным полководцем бургиньонов. Они разместили свой штаб в Понтуазе. Из Артуа и валлонской Фландрии были вызваны все свободные военнообязанные, чтобы присоединиться к ним[693]. В Ла-Томбе упрямство участников переговоров то усиливалось, то ослабевало с каждым новым известием, поступавшим с фронта. Первые предложения открывали мало возможностей для компромисса. Помимо обычных планов общей амнистии и взаимной реституции конфискованного имущества, которые были характерны для каждого мирного договора с 1409 года, представители герцога Бургундского выдвинули три главных требования: во-первых, герцог должен был свободно войти в Париж с любыми силами и иметь неограниченный доступ к королю и Дофину; во-вторых, все властные полномочия, на которые претендовала королева, должны были быть признаны без оговорок; и в-третьих, все государственные должности должны были быть в ее распоряжении. Начальное предложение арманьяков состояло, по сути, в возвращении к статус-кво на момент подтверждения Аррасского мира: Иоанн Бесстрашный должен был сдать все города, занятые его бургиньонами на севере Франции, и вывести оттуда свои гарнизоны; его "нововведения", под которыми они подразумевали меры, принятые от имени королевы с ноября 1417 года, должны были быть отменены по усмотрению Парламента; герцог должен был подписать письменное отречение от своих союзов с Генрихом V и Сигизмундом I, воздержаться от всех военных действий против правительства короля и объединиться с королевской армией против англичан. Эти требования были не более чем взаимными призывами к безоговорочной капитуляции. Но арманьяки были не в том положении, чтобы настаивать. Они отчаянно нуждались в сделке и уже решили уступить многое из того, что требовал Иоанн Бесстрашный. Они были готовы предоставить королеве и герцогу Бургундскому доступ к Дофину. Они все еще сопротивлялись требованию Иоанна Бесстрашного, чтобы все назначения были переданы в руки королевы, но в частном порядке решили уступить и в этом, если придется. Неизменным камнем преткновения оставалось требование бургиньонов впустить их в Париж с неограниченной силой. Это, как сказал один из арманьякских советников послам герцога Савойского, позволило бы Иоанну разорвать любое соглашение, захватить Дофина и диктовать свои условия. Самое большее, что они допустили, это то, что Иоанн Бесстрашный мог привести увеличенный отряд телохранителей из четырех или пяти сотен человек, и, возможно, еще больше, если все пойдет по плану[694]. 19 апреля 1418 года, в день, назначенный для сдачи Санлиса, две колонны бургиньонов приближались к городу, чтобы снять осаду. Одна, под командованием Жана Люксембурга, вышла из Понтуаза за два дня до этого. Другая, подошедшая с востока, являлась отрядом Шарло де Дуйи из Шампани. Но когда взошло солнце, ни один из отрядов не подошел к городу. Граф Арманьяк призвал гарнизон сдаться согласно договору. Из города ответили, что назначенный час еще не наступил, и заявили, что им уже помогли. Граф не желал слышать ничего подобного. Когда гарнизон остался непреклонным, он привел четырех из шести заложников, предоставленных по условиям капитуляции, и, не обращая внимания на протесты своих капитанов, приказал обезглавить и расчленить их перед городскими воротами, а части их тел развесить на крючьях по стенам. В ответ защитники вывели на стены шестнадцать пленных арманьяков и расправились с ними на виду у осаждающих. Было ясно, что для взятия Санлиса арманьякам придется разгромить приближающиеся колонны бургиньонов. Коннетабль попытался противостоять им по отдельности, прежде чем они смогут объединить свои силы. Он направил свои войска на запад через лес Шантильи против Жана Люксембурга и выстроил их в боевой порядок на противоположной стороне дороги. Обе армии сошлись на расстоянии нескольких сотен ярдов и в течение шести часов огрызались друг на друга. С наступлением ночи до графа Арманьяка дошли вести о том, что вылазка из Санлиса разорила его лагерь, захватила обоз и уничтожила большую часть осадного оборудования. Затем последовали сообщения о том, что Шарло де Дуйи находится всего в нескольких милях от него. Оказавшись под угрозой атаки с фронта и тыла, Арманьяк был вынужден отказаться от осады. В ярости он удалился в Париж. Вся операция стоила ему большого престижа, тяжелых потерь и более 200.000 франков[695]. вернуться Pseudo-Elmham, Vita, 141–3, 147–50; Cron. Norm., 34–5; Livius, Vita, 51–3; Foed., ix, 545, 554–5, 556–7, 618; Rot. Norm., 227, 230, 235, 319–20; Rôles Normands, no. 86; *Delisle, 334–9. Дата осады Шербура: BN Fr. n.a. 21832/232. O Пике: 'Songe véritable', 263, 284, 290, 369–72; 'Remontrances', 425–6. вернуться Monstrelet, Chron., iii, 258; Cron. Norm., 34; Chron. Bec, 85, 86–7; Pseudo-Elmham, Vita, 144–6; Jouvenel, Hist., 347; Rôles Normands, nos 73 (ошибочно датировано, должно быть 9 апреля), 131. Кларенс был возле Онфлёра в конце марта: Cat. Arch. Joursanvault, no. 880. вернуться Dépenses, nos 313, 315–27; Preuves Bretagne, 966–9; Extr. Cat. Courcelles, 46 (Кузино). O Савуази: Fasti, xi, 173–4. вернуться Chron. R. St-Denis, vi, 192; Monstrelet, Chron., iii, 249–51; Le Fèvre, Chron., i, 321–2; Dépenses, nos 179, 206, 722, 819; Comptes E. Bourg., iii, no. 9783; AD Nord B1913/54470, B1914/54500. вернуться 'Chron. Cordeliers', 248; Chron. R. St-Denis, vi, 208–22; Fauquembergue, Journ., i, 117–20; *Guichenon, iv, 255–7. вернуться Monstrelet, Chron., iii, 251–5; Le Fèvre, Chron., i, 322–3; 'Chron. Cordeliers', 248, 250–1; 'Lettere Lucchesi', 183; Chron. R. St-Denis, vi, 194–6, 198; Journ. B. Paris, 86. |