Несмотря на явное нетерпение англичан, дела посольства начались только 2 июля, когда все главные английские советники собрались в часовне замка Вулвси. Канцлер предложил, чтобы французы, вместо того чтобы болтать без умолку, сразу перешли к своему лучшему предложению. Задержка, по его словам, уже нарушила военные планы короля (что было неправдой), и у них есть время только до следующей субботы, 6 июля, чтобы достичь соглашения, а срок охранных грамот посольства истекал 7 июля. Буафратье ответил, что они уже сделали щедрые предложения, которые письменно зафиксировали в меморандуме, переданном англичанам по окончании переговоров в Париже. Бофорт ответил, что этого недостаточно. Англичане изложили свои требования по тому же поводу и не собирались отступать ни от одного из них. Были предъявлены документы, в которых были записаны конкурирующие мартовские заявления. Бофорт зачитал французские предложения, после чего в конце документа была сделана приписка о том, что французский король направит в Англию послов, которые должны сделать важные заявления от его имени. Сейчас самое время сделать их, сказал он. Буафратье ответил, что в свое время они сделают более щедрые предложения, но предложил начать с вопроса о приданом Екатерины Французской. Остаток того дня и весь следующий был отдан переговорам о приданом, в то время как англичане тщетно пытались вернуть дискуссию к территориальным уступкам, которые представляли для них гораздо больший интерес. Только 4 июля, после достижения соглашения о приданом в 850.000 экю, этот вопрос был рассмотрен. Для французов вопрос территориальных уступок (или "справедливости", как называли его англичане) был настолько щекотливым, что только трое из послов, сам Буафратье, граф Вандомский и сеньор де Иври, были уполномочены обсуждать его, и то только с самим королем. Король, окруженный своими братьями и целым сонмом епископов и дворян, принял их в то утро в покоях епископа Уинчестерского. Архиепископ Буафратье сообщил, что в дополнение к территориям, которые герцог Беррийский предложил уступить в августе 1414 года и в марте предыдущего года, они готовы добавить весь Лимузен, включая область Нижнего Лимузена вокруг города Тюль, но не графство Пуату, принадлежавшее Иоанну Беррийскому. Это представляло собой сделку, примерно сопоставимую с той, что была предложена Ричарду II в 1393 году и была отклонена Парламентом из-за проблемы суверенитета. Буафратье отметил, что это было щедрое предложение, включающее пятнадцать кафедральных городов и семь графств Франции. Некоторые члены Совета Карла VI не хотели заходить так далеко, считая предыдущие предложения достаточно щедрыми. Англичане не были удовлетворены. Повторяя опасения Парламента в 1394 году, они хотели знать, на каком основании их король будет владеть этими провинциями. Будут ли они находиться под его полным суверенитетом? Или как фьеф Франции? Французские послы должны были четко ответить на этот вопрос, так как на нем срывалась каждая крупная англо-французская конференция до 1396 года. Но у них не было четкого ответа на него. Английский король собрал своих советников и родственников в одном конце комнаты и долго совещался с ними. Наконец он подозвал французов и сказал им, что ему нужно еще подумать, и что они получат его ответ во второй половине дня после ужина[529].
На самом деле послам пришлось ждать два дня. Возможно, это произошло потому, что Генрих V искренне думал принять предложение французов. Но последующие события показывают, что он просто разыгрывал роль для широкой аудитории. В девять часов 6 июля 1415 года, в последний день, отведенный для конференции, французские послы прибыли в замок Вулвси. Это был долгий день. Их встретили епископы Лэнгли и Куртене и провели в палату на первом этаже дворца. Епископы объяснили, что рассматривается альтернативное предложение: длительное перемирие, по крайней мере, на сорок лет, а возможно, и на пятьдесят, во время которого англичане будут занимать уступленные провинции, пока стороны будут вести переговоры о заключении постоянного мира и решать такие сложные вопросы, как суверенитет. Если срок перемирия истек бы до заключения постоянного договора, провинции возвращались Франции. Если полномочия послов не распространялась на такую сделку, Генрих V был готов отложить свою экспедицию на месяц, пока послы останутся в Англии, а один из его доверенных клерков отправится в Париж, чтобы обсудить это с французским королевским Советом. Тем временем английский король хотел быть уверенным, что любое соглашение будет выполнено быстро. Ему нужны были гарантии, что принцесса Екатерина, первая часть ее приданого и уступленные провинции окажутся в его руках к концу сентября.
Эти предложения, которые ранее не выдвигались, поставили французов в затруднительное положение. Они не имели права соглашаться на них и возражали против того, чтобы их задержали в Англии еще на месяц, пока переговоры будут перенесены в Париж. Они также должны были сильно сомневаться в том, что французский королевский Совет согласится отдать треть Франции английскому королю без гарантий постоянного мира. Что касается сроков, то они были невыполнимы. Только чеканка монет для выплаты приданого заняла бы время до конца года.
Лэнгли и Куртене периодически отлучались, чтобы доложить королю о ходе обсуждения. Канцлер Бофорт также то появлялся, то исчезал. Наконец, днем французские послы предстали перед королем в верхней комнате, чтобы напрямую объяснить ему свою позицию. Генрих V удалился, чтобы посовещаться со своим Советом, оставив послов одних. Это совещание продолжалось всю вторую половину дня, пока французы ожидали. В конце концов король прервал заседание Совета, чтобы пообедать в зале и французы присоединились к нему. Буафратье и Френель провели напряженную трапезу, сидя с королем за одним столом, в то время как остальные члены собрания расселись в глубине зала. Они заметили, что Генрих V был одет так, словно собирался в дорогу: сапоги, шпоры и короткая туника для верховой езды. Но советники Генриха V в течение всего дня то и дело входили и выходили из комнаты, чтобы заверить французов, что все в порядке.
Вечером послов вызвали в большой зал дворца. Войдя в зал в сопровождении своей свиты, они увидели, что он переполнен людьми. Король сидел на троне в дальнем конце зала, с одной стороны его окружали епископы, с другой — его братья и главные командиры-дворяне армии. Вдоль стен стояла толпа солдат и сановников, среди которых они узнали послов королей Германии и Арагона и герольда в ливрее герцога Бургундского. Заседание явно было организовано для показухи. Архиепископ Чичеле начал говорить на латыни. Он изложил историю посольств, которыми обменивались Англия и Франция с момента воцарения Генриха V и раскритиковал расплывчатость обещаний, которые давали французы. Он обвинил их в двусмысленности относительно того, на каком основании король будет удерживать уступленные провинции, и относительно вопроса о сроках. Король Англии, сказал Чичеле, пошел на чрезвычайные уступки и не настаивает на своем праве на корону Франции. Он был готов отказаться от своих претензий на Нормандию, Мэн, провинции Луары и владения в Бретани и Фландрии. Но ответ французов показал, что они, со своей стороны, никогда не были искренними. Генриху V было отказано в справедливости. Поэтому он хочет вторгнуться во Францию и вернуть свое силой. Речь архиепископа Чичеле была написана заранее. Копии были вручены французским послам и другим присутствующим. Согласно одному позднему, но хорошо информированному источнику, Буафратье, разгневанный и униженный, спросил короля по-французски, может ли он ответить. Генрих V сказал ему, что он может говорить откровенно, что он и сделал. "Мой господин, наш государь — истинный король Франции, и вы не имеете права ни на что из того, на что претендуете, — сказал Буафратье, — наш государь никогда не смог бы безопасно заключить с вами договор, потому что вы не король даже в Англии, а всего лишь претендент, который борется за место с истинными наследниками покойного короля Ричарда". Генрих V, разгневанный тем, что ему так отвечают прилюдно, отпустил их. Уже садилось солнце, и когда послы отправились в свои жилища, они увидели, как король сел на коня и выехал через городские ворота[530].
