Положение в Лангедоке было передано герцогу Беррийскому в его парижском особняке в череде панических донесений от его советников в Тулузе. По их словам, гасконская граница, которая всего несколько месяцев назад находилась в западном Ажене, теперь была всего в пяти милях от Тулузы. Председатель Совета герцога Беррийского лично отправился в Париж, чтобы рассказать о событиях и подать прошение об отставке. Герцог отмахивался от просителя и говорил, что он слишком занят, чтобы решать этот вопрос на месте. Он обвинил во всем графа Арманьяка. А Арманьяк, в свою очередь, в сентябре 1386 года тоже покинул Лангедок, чтобы принять участие во вторжении в Англию, взяв с собой большую часть рыцарства юга. Он не принял никаких мер по защите провинции в свое отсутствие и не оставил никого, кто мог бы представлять его интересы, кроме двух членов его собственного Совета в Родезе, которые не хотели ничего слышать и отказывались отвечать на письма. Советников герцога Беррийского можно было бы простить за то, что они преувеличили свои рассказы о бедственном положении, но мрачная картина, нарисованная в их отчетах, подтверждается другими свидетельствами. Известно, что Каор платил patis Рамоне де Сорту, чьи компании могли продавать добычу на городских рынках и свободно проходить в город и обратно по знаменитому укрепленному мосту через реку Ло. В ответ на возмущение министров короля горожане заявили, что ситуация в регионе не оставляет им другого выхода. У жителей Монтобана, окруженного четырнадцатью гарнизонами рутьеров, выбора было не больше, чем у каорцев. Они не только платили patis гарнизонам Рамоне, но и заявили, что не допустят в свою цитадель ни герцога Беррийского, ни Гоше де Пассата[979].

В 1387 году граф Арманьяк предпринял попытку набрать армию рутьеров, которая в чем-то напоминала провальную затею его отца в 1379 году. На этот раз целью был не граф Фуа, а король Арагона. Несколькими годами ранее Арманьяк выкупил у принцессы Изабеллы Мальоркской довольно сомнительные притязания ее семьи на корону Арагона. Это была чистейшая авантюра с обеих сторон. Изабелле нечего было продавать, поскольку она уже продала все свои права покойному герцогу Анжуйскому. А Арманьяк, со своей стороны, хоть и пообещал ей взамен пенсию, титул и долю в добыче, но все это при условии, что предприятие увенчается успехом. Но эта сделка дала графу то, что он хотел, — юридическое и политическое прикрытие того, что в действительности было откровенно грабительской экспедицией. 5 января 1387 года умер король Педро IV Арагонский. Арманьяк, только что вернувшийся из грязи и разочарований Слейса, разработал план, который должен был одновременно служить его собственным интересам и интересам Лангедока. Он предложил избавить юг Франции от англо-гасконских компаний, выкупив их из крепостей в Центральном массиве за счет местных налогоплательщиков и направив в Арагон. Предварительные переговоры были проведены с капитанам конфедерации в Карла весной 1387 года. Была получена поддержка от авиньонского Папы, который также был заинтересован в избавлении от разбойников на юге. Вскоре после этого Арманьяк обнародовал свои планы на ряде провинциальных ассамблей. Характерно, что весь проект был задуман и осуществлен без раскрытия конечной цели предприятия и без упоминания герцога Беррийского, который находился в Париже, занятый другими делами. Герцог, конечно, не одобрил бы этот проект, если бы узнал, что Арманьяк планирует делать со своей армией из рутьеров. Новый король Арагона, Хуан I, был убежденным франкофилом, женатым на французской принцессе. В тот самый момент, когда граф Арманьяк разрабатывал свой план по созданию армии из разбойников для захвата королевстве Арагон, Совет французского короля планировал отправить посольство к Хуану I в Барселону с предложениями о более тесном союзе[980].

В начале июля 1387 года во францисканском монастыре под стенами города Родез состоялось большое собрание, на котором председательствовал граф Арманьяк в компании с папскими легатами. Присутствовали делегаты от всех трех сенешальств Лангедока и пяти периферийных провинций — Оверни, Веле, Жеводана, Керси и Руэрга — беспрецедентное сотрудничество, за все время правления на юге герцога Беррийского. Вскоре было достигнуто соглашение. Граф обязался гарантировать эвакуацию гарнизонов тридцати крупных крепостей, контролируемых шестнадцатью капитанами-рутьерами в Оверни, Керси и Нижнем Лимузене. Это составляло примерно три четверти компаний, действовавших в центральной Франции, включая почти все те, что были связаны с Карла. Он обещал получить от рутьеров обязательства, подкрепленные, по возможности, письменными клятвами, не вести больше войны во Франции, Дофине, Провансе или владениях авиньонского Папы. Затем объединив их в большую армию он выведет рутьеров из Франции к 1 ноября 1387 года. Взамен общины юга согласились выплатить ему единовременную сумму в 250.000 франков, что стало крупнейшим единовременным платежом за эвакуацию компаний. Кроме того, папские легаты предложили субсидию от духовенства из епархий юга. В конвенциях, согласованных в Родезе, ничего не говорилось о цели похода армии Арманьяка. Даже рутьерам, которые должны были принять в нем участие, ничего не сказали. Им пришлось довольствоваться информацией о том, что они должны будут служить в "кампании, которую намерен предпринять его светлость, которая будет достойной и почетной для него и выгодной для его компаньонов, но которую он пока не может раскрыть, опасаясь, что известия подорвут это предприятие". В Париже министры короля насторожились, а герцог Беррийский потребовал заверений, что рутьеров выведут из Франции через Рону, а не через Пиренеи. Герцога успокоили ложью, а Совет послал эмиссара изучить условия соглашений Арманьяка с компаниями. Папа же, похоже, догадался, что затевается и отказался от своей поддержки предприятия и отменил субсидию от духовенства[981].

План эвакуации рутьеров графа Арманьяка сочетался с предложениями о том, чтобы силой справиться с их гарнизонами, расположенными ближе к гасконской границе. Либо они отказывались участвовать в этом предприятии, либо предполагалось, что они настроены враждебно. В конце лета, после того как делегаты из Родеза разъехались по домам, началось скоординированное французское наступление на гасконской границе к северу и югу от Дордони. В Сентонже маршал Сансер захватил Жарнак, единственный на тот момент удерживаемый англичанами город на Шаранте, и двинулся на Блай и Сент-Эмильон, основные английские опорные пункты на северном берегу Жиронды. Хотя маршалу не удалось взять ни один из этих городов, но пока сэр Джон Харпеден спешно перебрасывал подкрепления к Жиронде, Арманьяк во главе большой армии из кавалерии и конных арбалетчиков вторгся в Ажене через долину Ло. Граф захватил большинство гарнизонов в долине Ло, прежде чем англичанам удалось организовать слаженную оборону, а затем проник вниз по течению Дордони в южный Перигор. За несколько недель у англо-гасконцев было отбито в общей сложности двадцать восемь замков и обнесенных стенами городов и деревень. Это было значительное достижение, но единственное за четыре года, в течение которых Арманьяк фактически был губернатором Лангедока[982].

Соглашения, которые Арманьяк заключил в Родезе, были сопряжены с рядом трудностей. Прежде всего, они полностью зависели от дипломатических способностей и деловой хватки графа. Он должен был выкупить компании из их крепостей и выплатить им военное жалование, и все это из своего фиксированного гонорара. Финансовая сторона предприятия никогда не была продумана как следует. Три сенешальства Лангедока были самыми богатыми на юге и, несмотря на события последних трех лет, наименее пострадавшими от войны. Однако, чтобы добиться их согласия, Арманьяк ограничил их вклад в предприятие поступлениями от подымного налога в размере двух с половиной франков. Позже этот налог был повышен до трех франков, теоретический доход составил 69.000 франков, что равнялось примерно четверти единовременного взноса Арманьяка. Основное же бремя легло на две провинции — Овернь и Руэрг, которые должны были собрать по 50.000 франков с гораздо меньшего и более бедного населения. Штаты Руэрга отказались вносить более 9.000 франков. Общины Веле были вынуждены пожертвовать хоть что-то. В Оверни, в которой насчитывалось менее 3.000 налогооблагаемых домохозяйств, требовали подымный налог в размере 22 франков, что было неслыханной ставкой, которая была воспринята с негодованием, когда об этом объявили провинциальным властям в Клермоне. В итоге подымный налог был установлен в размере пятнадцати франков, но даже его оказалось невозможно собрать[983].