Неплатежи были более распространены среди молодых дворян и случайных солдат, а также среди представителей более грубых профессий. Они возвращаясь домой и залегали на дно или придумывали благовидные причины для нарушения соглашения о выкупе. Сам Бертран Дю Геклен не раз обвинялся в нарушении условно-досрочного освобождения, прежде чем стал коннетаблем. Всегда помня о своем противоречивом прошлом, Бертран был необычайно чувствителен к таким обвинениям и однажды, как известно, за их распространение повесил человека на стене крепостной. И он был не одинок в таком поступке. Йон де Гарансьер, один из великих стариков двора Карла V и VI, однажды дрался на дуэли из-за очень похожего обвинения. Сэр Джеймс Пайп, английский капитан 1350-х годов, пользовавшийся уважением в военной среде, дважды нарушал условия условно- досрочного освобождения. Несомненно, обеим сторонам было что сказать по поводу этих конкретных споров, но явные нарушители были нежелательны даже для своей собственной стороны. Они позорили своих родственников и товарищей, провоцировали репрессии со стороны врага и подвергали заложников и поручителей опасности тюремного заключения и даже смерти. По этой причине неплательщики не получали защиты от собственного правительства. В Англии и Франции коннетабли и маршалы содержали суды с присяжными рыцарями и специализированными адвокатами для рассмотрения дел по обычаям войны, многие из которых касались пленников и выкупов. Аналогичный суд возглавлял коннетабль Черного принца в Аквитании, а во время его отсутствия — сенешаль. Когда захваченный в плен Тристан де Миньеле скрылся во время условно-досрочного освобождения во Франции, оставив двух заложников в Англии, его арестовали по приказу маршала Одрегема и держали в тюрьме до тех пор, пока он не заплатил выкуп. В Анжу в середине 1350-х годов неплательщиков из числа французских военнопленных преследовали с шумом и криком и выкуривали из пещер по приказу французского королевского сенешаля. Суды и тюрьмы Англии были в равной степени доступны французским пленникам и, очевидно, часто использовались. Тем не менее, возмущенные пленники все чаще прибегали к взаимовыручке. Многие из них дрались на дуэлях, чтобы опровергнуть претензии к другим пленникам. Герб неплательщика-дворянина мог быть опозорен, для чего его выставляли в общественных местах перевернутым или сломанным — оскорбление настолько серьезное, что в следующем столетии стало считаться, что только король или его лейтенант может разрешить это. Свидетельства носят исключительно повествовательный характер, но в последние годы века случаи неисполнения обязательств по выплате выкупа становятся более редкими, и кажется вероятным, что в этом большую роль сыграло давление со стороны сверстников и угроза принуждения дома[1068].

Средневековое отношение к ведению войны основывалось на чуждом современному мышлению подходе к сферам общественной и личной жизни. Война была поводом для личного обогащения и личных же потерь. Военная служба, обращение с пленными и заложниками, сдача крепостей — все это зависело от от заключенного контракта. В этом отношении они напоминали другие аспекты этого жестокого конфликта, которые основывались на сложных отношениях личной зависимости на относительно низком уровне. Юристы уже давно заявили, что только суверен может законно санкционировать войну, и к концу XIV века этот принцип все больше признавался на практике. За игнорирование этого принципа Мериго Марше поплатился жизнью. Однако роль государства в ведении собственных войн была ограничена по сути частными интересами тех, кто в них сражался. Власть государей была ограничена узкими финансовыми рамками, в которых они действовали даже в богатых и хорошо управляемых странах, таких как Франция и Англия, и эти ограничения, оставляли большое поле деятельности частному предпринимательству. В Европе такое положение сохранялось до тех пор, пока национальные государства не обрели устойчивые финансовые ресурсы, чтобы утвердить монополию на организованное насилие. Государственная война и частный бизнес оставались неразрывно связанными в большинстве европейских стран вплоть до XVII века, а некоторые аспекты, такие как морское каперство и покупка военных заказов, сохранились вплоть до XIX века. В Англии частные компании все еще набирались в армию во время наполеоновских войн. Современное отношение к военнопленным как к исключительной ответственности государства относится к тому же периоду. Первая, весьма ограниченная, Женевская конвенция о военнопленных была разработана только в 1863 году.

Трехлетнее перемирие было заключено в июне 1389 года с тем, что это время будет использовано для согласования условий окончательного мира. Однако в течение более чем года почти ничего не происходило, главным образом из-за медленного темпа принятия решений в Англии. В Вестминстере вопрос о переговорах был исключительно деликатным. Все помнили о судьбе министров, которые вели переговоры Ричарда II с Францией в 1387 году и никто не осмеливался договариваться о чем-либо без прямого одобрения Парламента. Была долгая задержка, пока Ричард II ждал возвращения Джона Гонта из Гаскони, и еще одна, пока вопросы рассматривались на Большом Совете, а затем в Парламенте. В результате английская позиция на переговорах была определена лишь в марте 1390 года. По сути, это было развитие линии, которую англичане занимали на нескольких конференциях в 1380-х годах. Ричард II и его министры хотели вернуть как можно больше территории на юго-западе, которая была уступлена им по договору в Бретиньи. Французские претензии на верховный суверенитет в Аквитании к этому времени оспаривались лишь для проформы. Англичане ожидали, что им придется уступить, и сосредоточились на ограничении политических, судебных и военных обязательств, связанных с французским суверенитетом. Фактическое принесение оммажа было для Ричарда II, как и для предыдущих английских королей, деликатным вопросом. Он не был готов лично принести оммаж королю Франции, а также не хотел нести военную службу или отстаивать свои решения перед судьями французского короля в Парижском Парламенте.

Это были сложные вопросы, как с юридической, так и с политической точки зрения. Дипломаты вернулись в церковь Лелингема в апреле 1390 года, но более чем двухмесячные переговоры не привели к согласию ни по одному из них. Решение, предложенное англичанами, заключалось в том, что Ричард II должен был сохранить Аквитанию как фьеф Франции, но чтобы оммаж и вассальные услуги, причитающиеся Карлу VI, оказывались на тщательно оговоренных условиях тем, кто владеет герцогством. Под этим Ричард II подразумевал Джона Гонта, которому герцогство было недавно пожаловано. Этого было недостаточно для французов. Инструкции их послов были предельно ясны. Они должны были настаивать на том, что любые территории, принадлежащие английскому королю во Франции, должны быть возвращены в обмен на оммаж. Сеньориальный оммаж, самые тесные узы феодальной зависимости, известные закону, подразумевал полный спектр обязательств вассала перед своим сюзереном, включая военную службу. Французские послы имели право сделать щедрые территориальные уступки в ответ, но они не должны были обсуждать их до тех пор, пока не будет решен вопрос о оммаже. Английские послы довольно бесцеремонно заявили, что это новое требование, и настаивали на том, чтобы вопрос был отложен, но французы стояли на своем. На этой неудовлетворительной ноте разбирательство было отложено в начале июля до октября, а затем снова до нового года, пока английский Парламент не будет созван для рассмотрения этого вопроса[1069].

В Англии попытка заменить временное перемирие официальным миром породила множество сомнений и оказалась крайне противоречивой. Фруассар посетил Англию через несколько лет после этих событий и беседовал со многими участниками. Он считал, что главным источником оппозиции был герцог Глостер, и все, что известно о деятельности герцога в эти годы, подтверждает это суждение. Политическое поражение Глостера в 1389 году уменьшило его власть, но не изменило его взглядов. Он по-прежнему ненавидел французов лютой ненавистью. В отношениях с французскими принцами он чувствовал себя ущемленным из-за их величественной осанки и своего несовершенного знания французского языка. Всю историю англо-французских отношений с 1368 года он рассматривал как историю французского обмана: хитрая дипломатия, нечестные перемирия, недостойное рыцарей уклонение от сражений. Поскольку англичане не были побеждены на поле боя, он не мог признать, что они потерпели поражение в войне. Поэтому он не видел причин для того, чтобы Англия отказалась от выполнения всех условий, согласованных в Бретиньи в 1360 году[1070].