Восстание длилось всего месяц. Однако оно имело глубокие последствия для способности Англии продолжать войну. На заседании Парламента в ноябре следующего года спикер сэр Ричард Уолдгрейв озвучил диагноз бедственного положения страны. Основными факторами недавнего восстания были гражданские беспорядки внутри страны, вызванные, по его мнению, тем, что высшее дворянство поддерживало действия своих низших чиновников, интенсивным и жестким управлением, а также чрезмерным налогообложением при особенно низкой доходности. Анализ Уолдгрейва не был ни полным, ни во всех отношениях справедливым, но мнение о его правоте стало одной из ортодоксий современной политики. Возможно, еще более важным было растущее признание Палатой Общин, что у Англии просто не хватало ресурсов для поддержания долгосрочной войны против самой богатой и густонаселенной европейской страны. Страна, заявили они, постепенно обеднела с 1360-х годов. Постоянный вывоз золотых и серебряных монет (большая часть которых находилась в карманах английских солдат) спровоцировал серьезную дефляцию. Условия торговли изменились не в пользу Англии, поскольку экспорт шерсти, олова и свинца сократился как по объему, так и по стоимости. Эти проблемы усугублялись военным ущербом на суше и на море, вражескими атаками на побережье и морские пути, а также неумолимым упадком английского торгового флота. Решение Палаты Общин заключалось в том, что масштаб войн должен быть "осторожно, но существенно сокращен". 6 декабря они объявили перерыв до нового года, чтобы проконсультироваться со своими избирателями о финансовых потребностях правительства. Текущая напряженность в королевстве, по их словам, исключала на данный момент возможность назначения еще одной парламентской субсидии[609].

Впервые после злополучного Брюггского конгресса Совет всерьез задумался о заключении мира с Францией. Дипломатические контакты между английским и французским дворами никогда полностью не прекращались. Из года в год на окраине Кале происходили отчаянные встречи английских и французских дипломатов. Но фрагментарные записи этих конференций свидетельствуют о том, что, хотя французы искренне стремились к достижению урегулирования путем переговоров, англичане этого не делали. Их послы склонялись к тому, чтобы принять какой-то компромисс по вопросу суверенитета на юго-западе Франции, но они имели очень ограниченные полномочия и не могли плодотворно продолжать эти переговоры. После крестьянского восстания тон английского правительства заметно изменился. Поскольку Палата Общин отказалась финансировать еще одну крупную континентальную экспедицию, советники молодого Ричарда II оказались в таком же затруднительном положении, как и советники короля Франции. В марте 1382 года английское посольство отправилось в Пикардию, чтобы договориться со своими французскими коллегами о проведении летом большой дипломатической конференции. Было достигнуто соглашение о прекращении военных действий. Обе воюющие стороны обещали не наращивать новых вооруженных сил на суше или на море по крайней мере до 1 июня 1382 года. Условия мира были выдвинуты каждой из сторон вместе с резервным предложением о двенадцатилетнем перемирии, условия которого, очевидно, были детально проработаны. Впервые с середины 1370-х годов англичане согласились направить послов с достаточным статусом и полномочиями для заключения соглашения. Вскоре после этого правительство объявило, что посольство будут возглавлять герцог Ланкастер, граф Бекингем и Томас Холланд, граф Кент. Это было настолько величественное посольство, какое только можно было придумать. Согласно сообщениям, полученным арагонскими агентами в Авиньоне, обе стороны были уверены в скором прекращении военных действий[610].

Экспедиция в Португалию была единственным континентальным предприятием, уцелевшим после грандиозных планов предыдущей зимы. Армия графа Кембриджа, насчитывающая 3.000 человек, оставалась на берегу в Плимуте и Дартмуте в течение июня 1381 года, задерживаемая неблагоприятными ветрами, дующими с юго-запада. Наконец, в конце июня вся армия отплыла на юг, втиснувшись на сорок один исключительно большой корабль. То, что шестнадцать из этих судов были португальскими, свидетельствует об сокращении английского торгового флота и растущем влиянии Португалии на торговых путях Атлантики. Сам граф был политическим деятелем, который показал себя полководцем весьма посредственных способностей в единственном случае, когда он осуществлял независимое командование, в Гаскони в 1369 и 1370 годах. Его назначили, потому что он был единственным человеком, который мог убедительно представлять своего брата. Но его сопровождала выдающаяся компания военачальников. Сэр Уильям Бошамп, ветеран Нахеры и давний военный соратник Джона Гонта, был констеблем армии и командовал самой большой свитой после свиты самого Кембриджа. Маршал армии сэр Мэтью Гурней, которому тогда было более семидесяти лет, сражался при Слейсе, Креси, Пуатье и Нахере, если верить надписи на мемориальной латунной пластине, которая когда-то покрывала его могилу в церкви Сток-суб-Хэмдона в Сомерсете. Этот старый знаток иберийской политики сражался на обеих сторонах в кастильских гражданских войнах и недолго жил при португальском дворе во времена отца короля Фернанду I. Джон Гонт поручил сэру Томасу Саймондсу нести его кастильский штандарт, который должен был быть развернут при вступлении армии в Кастилию. Кастильский секретарь герцога, Хуан Гутьеррес, был в армии вместе с кастильскими изгнанниками, включая самого Хуана Фернандеса Андейро. К ним добавилась горстка известных солдат удачи, в том числе гасконский капитан Судан де Ла Трау и Тьерри Робесар из Эно. Граф отправился в поход со своей супругой, Изабеллой Кастильской, и их маленьким сыном Эдуардом, которому тогда было всего восемь лет[611].

Несмотря на тщательно продуманные меры секретности, с помощью которых Фернанду I пытался скрыть свой союз с англичанами, слухи о нем циркулировали уже несколько месяцев. В феврале 1381 года кастильцы получили сообщения, вероятно, из Англии, что против них готовится экспедиция, но у них не было подробностей о ее маршруте. К следующему месяцу они получили подробности англо-португальского договора с договоренностями о совместном вторжении в Кастилию из Португалии. Численность армии графа Кембриджа должно быть стала известна при кастильском дворе в течение лета. Хуан I был серьезно встревожен. Англичане пользовались грозной военной репутацией, несмотря на все свои недавние неудачи. Хотя армия Кембриджа была в два раза меньше, чем было указано в договоре, она была значительно больше, чем французский наемный корпус, который его отец имел на последних этапах гражданской войны, к тому же большинство из французов к этому времени вернулись во Францию. Этого было более чем достаточно, чтобы переломить военный баланс на Пиренейском полуострове даже без призрачной английской армии, которая, как убеждал себя кастильский король, собиралась в Гаскони, чтобы открыть второй фронт в Галисии или Наварре. Хуан I обратился с настоятельным призывом о предоставлении войск к французскому правительству, вероятно, через Айялу, который находился в Париже для переговоров о возобновлении франко-кастильского союза. Айала официально скрепил новый договор в грандиозном особняке герцога Беррийского в Бикетре, к северу от Парижа, 22 апреля. Менее чем через месяц Хуан I публично заявил о поддержке французского кандидата на папский престол. К несчастью для Хуана I, все это не привело к получению немедленного подкрепления, в котором он нуждался. В Париже Совет был парализован продолжающейся налоговой забастовкой во французских провинциях и поглощен усилиями герцога Анжуйского по продвижению своих амбиций в Италии. Все, что Совет мог сделать, — позволить горстке добровольцев набрать собственные отряды, чтобы отправиться на помощь Хуану I[612].