* * *

Редкое действие остаётся гармоничным без противодействия. Эти двое работают в паре.

Делая шаг по дороге, мы заставляем молекулы асфальта держаться друг за друга, чтобы не расступиться под нашим весом. Открывая окно, мы сразу придерживаем створку, чтобы не распахнуть слишком сильно. У каждого выстрела есть отдача.

В вакууме, где нет противодействия, любое неверное движение грозит ускорить нас до невиданных скоростей и убить. Это — хаос однобоких действий, идеальная дисгармония.

Джей никогда, пожалуй, не думал именно этими словами, но несмотря на то знал эту концепцию назубок.

Полвека назад, когда стало ясно, что Братство, корпорации и правительство дружат взасос, тупо закрывая глаза на слишком многое из того, чем заняты умники за светло-серой стеной, одним зимним вечером в первый раз собралась группа инициативных и сознательных граждан. Этих граждан объединяло одно — они считали, что из-за той стены возле горы Рёками исходит больше угрозы, чем пользы. Так появилась тайная организация, теперь называющая себя Тейко-но-Бунтай. Отряд Противодействия.

Дед Джея, как и отец, вступили туда в молодые полицейские годы. Ни один, ни другой не стремились об этом говорить, что понятно. И сам Джей долгое время ничего об Отряде не знал.

Потом Говард Мэтьюз погиб, и отец мальчика совсем замкнулся, стал чаще пропадать вечерами, не рассказывая куда и отмахиваясь от любых вопросов.

После бойни возле Оазиса Шибуцу, с которой отец не вернулся, все его записи достались семье. И электронные, и (кто бы мог подумать!) бумажные. Среди маленькой стопки листков потрёпанной бумаги, стоившей в полностью цифровом Конгломерате целое состояние, Джей нашёл маленькую строку «Т.Б.» с сетевыми координатами. И не понял, о чём она была, просто сложив в коробку с тем отцовским барахлом, которое было ему тогда бесполезно.

Прошли месяцы и годы, он сам стал полицейским и уже патрулировал опасные улицы Нью-Токио, всё ещё полный невыпущенной злости на Братство Гармонии. Пока однажды не откопал ту самую коробку.

Странно, но сетевой адрес на бумажке был всё ещё активен, когда Джей его вызвал, просто из интереса. А дальше было удивление, короткий, но ёмкий разговор, поездка в машине с по-мафиозному натянутым на голову мешком — а после он, наконец-то, нашёл всей своей невыпущенной злости точку приложения.

* * *

Мэтьюз дёрнулся, когда соединение вдруг прервалось.

За время, что он провёл в вирт-пространстве, дождь над Нью-Токио успел перевести дух и зарядить с новой силой. Мусорная куча, возле которой расположился лейтенант, влажно воняла, а мокрая одежда уже потяжелела, напитавшись этим зловонием, и начала прилипать к телу.

В семье Джея очень не любили дождь. Его дед говорил, что у него чешется шрам от ожога на руке каждый раз, когда небо заволакивает тучами. Этот шрам ещё молодой Говард Мэтьюз получил как раз от очень злого дождя. Кислотного дождя.

Лейтенант поморщился, отключил кабель от разъёма за ухом и рывками огляделся, как какой-нибудь радиоактивный голубь, миллионы которых населяли щели и ниши небоскрёбов гигаполиса.

Мимо пробежала большая, с молодого кота размером, мокрая крыса. Больше вокруг никого не было.

Это хорошо. Значит, пока всё по плану. И даже грёбаный дождь — на руку.

Он пошарил под полой куртки, включая активный обогрев. Мусорная вода, испаряясь, завоняла ещё сильнее. Он снова скривился и кряхтя встал. Пора было двигать на точку.

Через пять минут Джей уже стоял на неприметном тёмном перекрёстке в паре кварталов от лючка под мусорной кучей и напряжённо ждал.

Чёрный эй-ви [2] с выключенными огнями появился словно из ниоткуда, почти не слышный в шуме дождя. Он спрыгнул с уровня лишь на пару метров выше крыш Ота-Сити, и его гравитационные компенсаторы Хагисаки тихо засвистели, тормозя машину перед поверхностью.

Мэтьюз вздрогнул — к этим внезапным появлениям экстракторов невозможно было привыкнуть. Он уже стоял раскинув руки, держа в одной из них служебную «Хову» дулом вниз — те, кто за ним пришёл, были настолько осторожны, что при любых признаках угрозы сначала прижигали электрошоком, а потом разбирались. Нужно было выглядеть максимально безопасно.

Из транспорта выпрыгнули двое в длинных плащах с большими капюшонами и военными масками на лицах. Выглядывавшие из-под капюшонов гладкие тёмно-серые овалы сплошных масок с десятком блестящих пуговиц микрокамер выглядели пугающе, но для дела были очень нужны. Избежать распознавания лица в напичканном следящими устройствами городе можно было только так.

Одна из «масок» молча протянула Джею небольшой перетянутый резинкой свёрток. Мэтьюз привычным движением развернул его и достал просторный безразмерный комбинезон радиозащиты. Как обычно, неудобный, полностью закрывающий голову, с хреновыми камерами в капюшоне, чтобы тебя хотя бы не нужно было вести под руку. Главное — любой жучок на его теле, любое следящее устройство, укрытое им, просто исчезало с радаров.

Когда Джей застегнул молнию на затылке и переключил зрение на внешние камеры комбеза, двое в масках всё так же молчаливо помахали ему руками в направлении эй-ви и сами поспешили внутрь.

И даже когда двери транспорта закрылись, экстракторы всё ещё не успокаивались. Их руки залетали по приборам, проверяя все возможные сенсоры: окружающего объёма, движения, тепловизоры, акустические детекторы, видео с дюжины микродронов, бесшумно прочёсывавших округу — всё, что могло засечь слежку.

И лишь когда они закончили, а эй-ви снова взмыл над крышами, где за его защищённой от вибросканирования обшивкой можно было говорить, «маски» включили автопилот и повернули свои кресла к пассажиру.

— Давно тебя не было видно, Мэтьюз, — сказал тот, что слева, по-английски, с ярким австралийским акцентом. — Как служба? Всё ещё проходишь под псевдонимом Левша?

— Уже нет, — огрызнулся Джей. — Потому что вырвал языки всем, кто херово шутил. Правой рукой.

Он соврал — Левшой его и в полиции, и в Управлении всё ещё звали все с самого момента, как он получил свою роботизированную правую, намекая на то, как ему теперь приходится проводить особо одинокие моменты своей одинокой жизни. И лейтенант люто ненавидел это прозвище.

— Да ладно тебе, Джей, не грузись, — примирительно поднял руки тот, что сидел справа. Он тоже говорил по-английски, но с южно-европейским выговором — то ли испанским, то ли итальянским, в любом случае сильно мутировавшим за те полвека, что этих стран больше не существовало. — Это Монти так обстановку разряжает. Мы все некисло так на измену подсели, когда ты красный код протрубил.

— На хер иди, разряжатель, — Мэтьюз показал левой маске средний палец. Правой рукой.

— Всё-всё, дружище, ну пошутил коряво, ну бывает, прости, — Монти тоже поднял руки, всем видом извиняясь. — Стелло прав — нервишки и правда пошаливают. Меня с жены вызовом сдёрнули из-за срочности, понимаешь? Ты знаешь, сколько раз в десятилетие у нас секс бывает? А тут — башка вдруг вибрирует, секретный канал, экстракция посреди ночи…

Он развёл руками и, кажется, даже тихо вздохнул — под маской не разберёшь.

— И ты ещё про мою половую жизнь шутишь, семьянин, — Джей обиженно покачал головой.

Весь разговор со взаимными подколками людей, вообще не видевших выражений лиц друг друга, был странен. Но это Монти, по мнению лейтенанта, ни разу не оправдывало.

— Хватит уже, — резко прервал их Стелло, хлопнув по колену. Оба едва заметно вздрогнули и повернулись к нему. — Рассказывай, что за срочность? Нафига мы сюда летели?

— Не для вас инфа, ребята, — помолчав, сказал Джей. — Де Вилья чётко приказал — обсуждать только с ним.

— Да ну-у-у… — Монти даже покачнулся в кресле от нервного негодования. — Я всё понимаю, но мы же все знаем Устав, красный код так просто не объявляют. А Де Вилья его объявил сам! Ты хоть скажи, нам к самому плохому уже готовиться или нет? У нас же семьи!

— Монти прав, Мэтьюз, — кивнул его напарник. — Красный код — широкая категория. От того, что Отряд скомпрометирован, до того, что в нашем деле прорыв. Учитывая безуспешность наших попыток в последние годы, ты понимаешь, что все подумали в первую очередь, так ведь? — он развёл руками.