— До чего же ты мерзкая, завистливая и озлобленная, Оля, — задыхаясь от ярости, выплюнула ей в лицо. — Ты… Если ты любила его хоть чуть, то должна знать, как много для него значила его мама.
— Мерзкая тварь, которая была против меня. Как же хорошо, что она сдохла.
Я не осознала того, что моя рука взмыла в воздух и со всей силы опустилась на щёку Оли. Голова девушки мотнулась, нижняя губа треснула и на ней выступила кровь. Во мне бурлила ярость.
— Закрой свой грязный рот, — голос был высоким и звенящим от напряжения.
— Ты что… Ты меня ударила? — Оля прижала руку к щеке, смотря на меня с ужасом и неверием.
— Да. И ударю ещё раз, если ты хоть одно мерзкое слово скажешь в сторону мамы Ромы. Я не представляю, как можно быть такой… подлой. Отвратительной.
Оля взвизгнула, рванула вперёд и пальцами вцепилась в мои волосы. С такой силой, что мне померещилось будто по черепушке провели ножом. Зажмурилась от боли и попыталась вывернуться.
— Я тебя личико подпорчу, — она смеялась. Истерично. И настолько этот смех был невменяемым и страшным, что по коже холод прошёл. — Он больше никогда в твою сторону не посмотрит. Забудет о тебе, как его папаша о матери.
— Оля! Ты совсем больная! — дверь в туалет открылась и в помещении ввалились бывшие подруги девушки. — Отпусти Чижову!
Староста только толкнула меня со всей силы в стену, из-за чего я всем лицом впечаталась в холодный кафель. Послышался хруст. Из носа хлынула кровь.
В глазах потемнело. Всё, что происходило дальше, я воспринимала сквозь шум в ушах. Олю оттащили от меня. Она верещала, кричала так громко, что в ушах гул стоял. Прибежали учителя. Увидели развернувшуюся сцену. Олю куда-то увели, меня Аня и Виолетта подхватили под локти и помогли подняться.
— Сегодня медсестры нет, чёрт. Нужны хоть влажные салфетки. Кровь не останавливается.
— К Ольге Ивановне повели. У неё аптечка есть.
Девушки почти тащили меня на себе, потому что мои ноги заплетались. Мне хотелось поскорее положить куда-нибудь голову и закрыть глаза.
— Бог мой! — голос Ольги Ивановны был полон ужаса. — Что случилось? Что с Полиной?
— Оля ударила. Ольга Ивановна, аптечка нужна. И, полагаю, скорая. Кровь хлыщет. Скорее всего, перелом.
— Да, да, — в глазах всё плыло, но я видела, как мечется по кабинету классный руководитель. — Держи, Анечка. Я вызову скорую. И родителям нужно сообщить.
В дверь раздался стук.
— Ольга Ивановна, Вас вызывают к директору.
— Сейчас! Я занята.
В голове зашумело, а меня сильно затошнило. Я зажала рот руками.
— Чёрт! Полину тошнит. Ведро! Вита, дай ведро. Вот, Поль, я держу. Может, воды тебе?
— Нет, — пришлось разжать губы, потому что мотать головой было дико больно. — Сейчас пройдёт.
— Сейчас я приложу ватку к носу. Если будет больно или щипать станет, скажи.
— Хорошо, — я моргнула.
Было больно. Но так кровь перестала стекать по губам и пачкать белую блузку.
— Полина, твой отчим сейчас приедет. Он в больницу отвезёт. Будет быстрее.
— Ольга Ивановна, — снова тот же голос, — директор срочно требует Вас к себе.
— Вы не видите? У меня тут у ребёнка кровь из носа ручьём? Подождёт!
Хлопнула дверь. На миг повисла тишина.
— Нужно в столовую сбегать. Там замороженный кусок мяса попросить. Или чего-то холодного.
— Я сбегаю, — различила голос Виолетты.
— Кровь не останавливается, Ольга Ивановна, — с паникой в голосе сказала Аня.
Снова распахнулась дверь. Тот, кто её открыл, дёрнул с такой силой, что она грохнула о стену.
— Чертаков, — будто с облегчением выдохнула Ольга Ивановна.
— Скорую вызвали? — отрывистый голос.
— Нет. Ваш отец едет. Быстрее будет.
— Хорошо. Я отнесу в вестибюль. Одену.
Каждое слово сказано отрывистым голосом. Родные руки очень осторожно подхватили под колени, подняли в воздух. Я положила голову на грудь Ромы, наконец, чувствуя облегчение. Тело совсем ватным стало, и я провалилась в темноту.
Приходила несколько раз в себя и вновь падала в вязкую черноту. Когда окончательно пришла в себя, за окном было темно. На стульях сидели Олег Леонидович и Рома.
— Как ты, Поля? — мужчина тут же подорвался.
— Пить хочется, — прохрипела, не узнавая собственный голос.
Олег Леонидович тут же поднёс ко рту бутылку с соской на горлышке. Я успела сделать пару жадных глотков, как он убрал её.
— Много нельзя. Сейчас врача позову.
Мужчина вышел. Я скосила глаза на Рому. Хотела подняться, но он оказался рядом и положил руки на плечи.
— Тебе несколько дней нельзя будет вставать, — безжизненный голос. Пустой. — Лежи.
Я подняла руку и коснулась пальцами носа. На нём был наклеен пластырь, который маячил перед глазами. Раздражал.
— Так. Здравствуйте, Полина. Посмотрим. Какая у тебя фамилия?
— Чижова.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Когда родилась?
— Девятнадцатого апреля.
— Хорошо. Что последним помните?
Я замялась, силясь вспомнить.
— Как в школу утром собираюсь.
— Сегодня?
— Да. Мама и… папа приехали из Франции. Это ведь сегодня было? — посмотрела на Олега Леонидовича. Он кивнул.
— У девушки шок. Поэтому забыла основные события. Такое бывает. Что ж могу сказать, Полина. У тебя сотрясение и перелом носа без смещения. Два-три дня мы понаблюдаем, потом отпустим домой. Лекарства все уже отец Ваш купил. Выздоравливайте.
Врач ушёл.
— Кушать хочешь? — Олег Леонидович снова оказался возле меня.
— А где мама? — прикусила губу.
— У Светы токсикоз после перелёта, — лицо мужчины стало виноватым.
— Хочу. Булочку с яблоком, — отвернулась, пытаясь скрыть слёзы.
Она даже в больницу не пришла. Очередное доказательство того, что я ей совсем не нужна. Олег Леонидович ушёл.
— Я люблю тебя, Полина, — нарушил тишину в палате Рома.
От удивления я перестала плакать. Посмотрела на парня огромными глазами, не веря своим ушам.
— Люблю безумно. Никого и никогда так не любил, — парень не смотрел на меня. Его взгляд бегал по палате, будто он боялся, что я сейчас вскачу и убегу. — Я думал, что сердце остановится от страха, когда ты отключилась.
— И я люблю. Больше всех на свете.
— Я виноват. Из-за меня ты здесь.
— Не говори глупостей, — фыркнуть не получилось. — Я первая Олю ударила.
— Что? — в чёрных глазах увидела шок.
— Она… оскорбила меня сильно. Я дала её пощёчину. Что с ней будет?
— Меня это меньше всего интересует. Только знаю, что придушу её, если на глаза попадётся.
— Она влюблена в тебя. Нет… Она одержима тобой, Рома. Оля пойдёт по головам, только бы добиться тебя.
— Ты же понимаешь, что ей ничего не светит?
— Понимаю. Я. А она нет. Все будут виноваты вокруг в том, что вы не вместе. Все будут мешать.
— Малыш. Давай закроем тему, — Рома склонился и поцеловал мою руку. — Тебе нельзя много разговаривать.
— Рот уже затыкаешь, — шутливо надула губы.
— Я бы совсем другим способом заткнул, — шепнул на ушко, прикусив мочку.
Я вспыхнула, залилась краской. Услышала довольный смешок.
— Пирожок с яблоком. Ещё с картошкой и грибами. И с вишней.
Взволнованный Олег Леонидович вернулся в палату.
— Спасибо, — я улыбнулась. — Вы решили меня откормить.
Мужчина кивнул головой.
— Полина, что тебе из дома привезти? Расчёску, зубную щётку, одежду?
— Ой, — я растерялась. — Я так не скажу. Можно мне подумать?
— Да.
— Бать, езжай домой, мы сообщением напишем. Или позвоним. Ты после перелёта не спал.
— Как я оставлю…
— Я останусь, батя. Давай, мне не хочется потом, чтобы ты на соседней койке лежал.
— Да, Олег Леонидович, поезжайте домой. Мне пока ничего не нужно. Правда.
— Хорошо. Завтра утром приеду.
Он склонился и поцеловал меня в лоб. Пожал руку Роме и ушёл.
— Он выглядит несчастным, — заметила я, едва за мужчиной закрылась дверь.