— Здравствуйте, — подскочила со стула и вытянулась. — Да, мы попробовали вчера. Всё вышло.

— Отлично. Тогда поднимайся на сцену. Вот сценарий, твои слова я выделила жёлтым цветом.

— Но… Ольга Ивановна, я ведь только петь должна была, — попыталась воспротивиться.

— Куда лучше будет, если ты в сценке участие примешь, потом споёшь. Эту сценку отдам тебе и Антону, — немного раздражённо сказала женщина.

— Ладно, — пришлось согласиться, чтобы не ссориться с классным руководителем.

Взяла сценарий и, уткнувшись в него носом, пошла на сцену. Прочитала несколько раз шёпотом с выражением, попыталась запомнить строчки.

— Привет, — над ухом раздался знакомый голос.

— Привет, — улыбнулась Антону, застывшему рядом.

— Снова вместе? — подмигнул парень. — Ольга Ивановна решила эксплуатировать тебя по полной. Поняла, видимо, что отказать ты не можешь.

Я вымученно улыбнулась парню и тяжело вздохнула.

— Слушай, тебе не обязательно в этом всём участвовать, если ты этого не хочешь. Это только праздник.

— Я понимаю… Просто, Ольга Ивановна на меня рассчитывает, как мне ей отказать?

— Слишком мягкая ты, Полька, — покачал головой и мягко улыбнулся Антон.

А я зарделась от такого обращения. Да такое внимание парня меня смущало. Слишком добр он ко мне. Помогает постоянно. Закралась мысль, что я ему нравлюсь, но я её тут же постаралась отогнать от себя подальше.

— Вот ты где! — сначала не поняла, что обращаются ко мне. — Какого чёрта тебе мои слова отдали, Чижова?

Передо мной остановилась разъярённая Оля. Аккуратные ноздри на ровном носу раздувались от ярости. Глаза метали молнии. Губы были сурово поджаты.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотала неуверенно, чувствуя себя серой мышью рядом со столь красивой и ухоженной девушкой.

— Не делай вид, что не понимаешь, — староста шагнула ко мне.

— Оля, это просто сценка, — Антон выступил вперёд и оттеснил девушку от меня. — Успокойся. Что ты взъелась?

— Ломакин, я не с тобой вообще-то разговариваю. Отойди.

— Оля, выключи свою стервозную натуру. Ты петь не умеешь. Ольга Ивановна сама решила отдать Поле сценку. Хочешь с кем-то повздорить, шуруй к Ивановне.

— Вообще-то, Ломакин, у меня свой альбом. Одна песня во всех чартах, — идеальная бровь старосты выгнулась, а на лице отразилось превосходство. — Пою я точно не хуже Чижовой.

— С автотюном любой в чарты попадёт, — насмешливый голос мне был мало знаком.

Оля сжала с силой кулаки, побелела от ярости и выплюнула:

— Пошли вы все к чёрту.

— Он только рад нам будет, — криво ухмыльнулся парень, которого Снежана Глебом называла. — В отличие от тебя.

— Ой, шутник какой, — Оля скривилась. — Где его вообще носит, скоро репетиция вальса.

— Скажи, — Антон глаза прищурил и голову на бок склонил, — на что ты рассчитываешь, Оль? Всё уже давно закончилось.

— Ломакин, выключи свою проницательность и сними маску умного мудреца, тебе не идёт, — староста окинула парня презрительным взглядом, развернулась резко, хлестнув Антона по лицу хвостом, и удалилась, покачивая бёдрами. Я могла только с восхищением смотреть на длинные ноги, что росли, казалось, из самых ушей.

— Полина, будь осторожнее с ней, — Антон обернулся ко мне. — Оля подлый человек. Не стоит тебе с ней связываться.

— Почему вы так её не любите? Она что-то сделала? — я перевела взгляд на Глеба и обратно на Антона.

— Она бывшая Ромы, — подал голос Глеб. Увидела, как дёрнулся Антон, явно намереваясь остановить друга.

Но уже было поздно. Слова парня дошли до моего мозга, острыми копьями пронзая мышцы. Как же больно слышать о том, что Рома мог кого-то любить. Кого-то целовать. Как больно осознавать, что я никогда не смогу узнать, каким он бывает, когда любит. Никогда моих губ не коснутся губы Ромы. Никогда я не узнаю, что значит, когда твоя личная планета сходит с орбиты и вертится в безумном танце, стремясь ближе к манящему Солнцу. К его теплу, что лучами счастья пронзает душу, подпитывая робкие ростки любви. Моя нежданная любовь походила на кактус, что поселился в израненной душе, колючки которого вновь и вновь царапали нежную плоть, пуская кровь и нанося новые раны. И даже робкие солнечные лучи не давали нежным цветам распуститься.

— Полина, Антон! — Ольга Ивановна будто умела подгадывать, когда нужно появиться. — Быстро на сцену. Вы задерживаете всех.

Я первой бросилась вперёд, стараясь скрыть от Антона и Глеба боль и разочарование в глазах. Не хотела я быть предметом обсуждений среди друзей.

Схватила с колонки микрофон, опустила взгляд на сценарий и поняла, что перед глазами всё расплывается. Чёрт! Но почему я превратилась в размазню? Почему мои глаза постоянно на мокром месте?

— Они расстались почти полгода назад, — между лопатками легла горячая ладонь, коснувшись кожи, а ухо опалило чужое дыхание. — Когда умерла мама Ромки, он потерял интерес к жизни. Обидевшись на его холодность, Оля изменила ему и прислала фотографии. В день похорон его матери.

Антон отошёл и спокойно взял микрофон. Включил и начал свою речь. Я смотрела на парня, обдумывая слова, которые он мне сказал. И в то же время не понимая, зачем Ломакин мне это рассказал? Неужели внимательный и чуткий парень заметил мой интерес к другу? Боже. А что будет, когда он узнает о том, что мы с Ромой родные брат и сестра? Будет презирать, как Олю?

Перевела взгляд в зал и тут же будто по мановению чьей-то руки, взглядом столкнулась с чёрными очами. В моём безграничном океане бушевал шторм. Столь сильный, что робкий парус нашего зарождающегося взаимопонимания грозило смыть волной ярости. Прикусила губу и отвела взгляд, чтобы тут же, словно приклеенный вернулся к идеальному скуластому лицу. Тут же пришло осознание, что я чертовски сильно соскучилась по парню. Не видела его со вчерашнего вечера, а мерещилось, будто целая вечность прошла.

— Поля, — спины снова коснулись пальцы Антона, — читай реплику.

— А? — с трудом оторвала взгляд от играющих желваков и перевела его на парня. — Прости, задумалась.

Взгляд опустила на лист бумаги, который незаметно для себя сжала пальцами, превратив его в зеркальное отражение собственной души, и стала читать. Когда заиграла музыка, прикрыла глаза, чтобы не видеть никого. Только вновь почувствовала на спине ладонь Антона, который молча подбадривал меня, прекрасно зная, что я чертовски сильно боюсь выступать.

Тебя я услышу за тысячу верст.

Глаза открыла и безошибочно выхватила лицо Ромы в зале. Жадные чёрные, словно истлевшие угли, глаза парня шарили по моему лицу. Пухлые губы парня тронула едва заметная нежная улыбка. Длинные музыкальные пальцы сжимали с силой спинку впереди стоящего стула. Этот взгляд будто окрылил меня. Пусть нельзя коснуться его. Не только по той причине, что сидел он слишком далеко, но и по той, что Рома братом моим оказался.

В груди, где только минуту назад всё царапали острые колючки кактуса, солнечные лучи мягко оглаживали зелёные и исхудавшие бока растения. Пропитывали своим теплом, любовью и восторгом. И медленно, робко распускался белый цветок. Чистый и невинный, в точности, как моя любовь к этому парню. Любовь, что будет спрятана, словно кактус среди песков пустыни. Никто о ней не узнает. Но ничто не помещает ей распускаться и цвести каждый день.

Я не просто пела, я шептала душой и кричала сердцем. Ему. Лишь бы услышал. Лишь бы понял. Лишь бы не осудил.

Последнее слово песни.

По щекам катятся слёзы.

Чёрные глаза никак не хотят отпускать мой взор. Будто вглубь души робко взирают, желая удостовериться, что не показалось.

Оглушающая тишина в зале нарушается громкими аплодисментами.

Я вздрогнула и потерянный взгляд перевела на лица одноклассников. Все почему-то стояли и громко хлопали в ладоши. С изумлением заметила, что щёки Ольги Ивановны блестят от слёз.

— Это было потрясающе, Поль, — тихо сказал Антон.

— Спасибо, — я смутилась, когда почувствовала, что парень снова ко мне прикоснулся, положив руку мне на плечо.