Александр, конечно, немного опасался, что какая-нибудь из мин может все-таки оказаться ближе к поверхности, чем положено по инструкции, и катер, несущейся над ней, создавая гидроудар, вызовет детонацию, но, все равно Саша не собирался сворачивать с выбранного курса. Да и куда уже метаться, если мины теперь вокруг со всех сторон? На этот раз, несмотря на отличную погоду, Лебедев оделся по штормовому, как одеваются все катерники с Г-5, в кожаные штаны, куртку и сапоги, а также нацепил на голову танковый шлем, а на глаза надвинул большие очки, закрывающие половину лица, которые, обычно, носили авиаторы старых самолетов с открытой кабиной. И теперь Саше были не страшны никакие брызги. Высовываясь из верхнего люка рубки, он сам корректировал курс всего соединения, летящего на глиссаде в атаку прямо над минами.

Когда линкор «Октябрьская революция», которым командовал контр-адмирал Михаил Захарович Москаленко, переведенный незадолго до войны на Балтику с Черноморского флота, где он занимал должность начальника штаба, обогнал поврежденный «Марат», выйдя вперед, он сразу же получил от немецких кораблей множество различных снарядов. И вскоре весь левый борт корабля, как и вся левая сторона его палуб, оказались изрешечены попаданиями. Сначала 150-мм немецкий фугасный снаряд попал возле передней надстройки, сразу разорвавшись от удара и создав пробоину в верхней палубе диаметром полметра, а в средней палубе пробив осколками несколько больших дыр. От этого попадания погибли трое матросов.

Почти одновременно прилетел и бронебойный одиннадцатидюймовый снаряд с «Шарнхорста». Выпущенный с восьмидесяти кабельтовых, он встретился с броней советского линкора ближе к передней дымовой трубе, посередине между первой и второй башнями главного калибра. Этот снаряд тоже взорвался в момент прохождения верхней палубы, создав в ней пробоину полтора метра на два. Средняя палуба тоже была пробита, а осколки полетели еще дальше вниз. К счастью, нижняя палуба осталась целой, а центральный пост, в переборку которого ударили мелкие осколки, не пострадал. Но, от этого разрыва погибли 12 краснофлотцев.

Еще один выстрел «Шарнхорста» поразил борт «Октябрьской революции» у верхней кромки борта напротив дымовой трубы. Пробив 125-мм броневой пояс корабельного каземата, снаряд взорвался в межпалубном пространстве, уничтожив весь расчет одного из противоминных орудий и выведя из строя саму пушку. 19-мм средняя палуба была пробита осколками, верхняя палуба над местом попадания вспучилась от взрыва, продольная переборка с броней в 37,5 мм была разломана ударной волной и осколками, но 50-мм переборка, расположенная ниже, не пострадала, оградив от последствия разрыва вражеского снаряда машинное отделение, а внутренний броневой скос в 25-мм удержал осколки, летящие вниз после пробития средней палубы.

Выстрелы одиннадцатидюймовыми снарядами главного калибра «Шарнхорста» вызывали на советских линкорах повреждения, пожары и гибель людей, но критический ущерб попадания этих 283-мм снарядов русскому линкору не наносили. Их кинетическая энергия позволяла пробивать верхнюю палубу, казематный бронепояс и верхние переборки, но до внутренностей корабля, защищенных внешними бронеплитами главного пояса и внутренними бронированными скосами, пока не доставали. Под огнем немецких 283-мм и 150-мм орудий советские линкоры могли выдерживать бой достаточно долго. Хотя потерь в экипаже и оборудовании из-за скученности на борту людей и агрегатов избежать не удавалось, и они нарастали с каждым вражеским залпом, тем не менее, броневая защита, в целом, справлялась с противостоянием одиннадцатидюймовым снарядам. Но, против 380-мм снарядов «Тирпица» вся броня устаревших линкоров была бессильна.

Вот только «Тирпиц» никак не мог точно попасть. В первом же серьезном бою сказывались последствия спешки с вводом этого корабля в строй. Ведь все проблемы с артиллерией главного калибра так и не устранили. Приводы башен не были сбалансированы и откалиброваны должным образом. Это и оказалось слабым местом. Двенадцатидюймовые снаряды главного калибра советских линкоров не могли пробить основной бронепояс немецкого флагмана, но по его верхней части прилетало все больше советских «чемоданов», весом почти по полтонны, каждое попадание которых вызывало разрушение надстроек немецкого корабля. Сначала вышла из строя башня «Бруно», а затем заклинила и самая передняя башня, именуемая «Антон».

К двадцатой минуте боя «Шарнхорст» добился уже многочисленных попаданий в советские корабли, а «Тирпиц» попал только пару раз, да и то лишь по касательной, задев борта, но не причинив противнику существенных повреждений. А еще два бронебойных снаряда, выпущенные артиллеристами «Тирпица», прошли навылет, не взорвавшись. Один из них пробил насквозь носовую надстройку «Марата», а второй пролетел через вторую дымовую трубу «Октябрьской революции», когда этот корабль вырвался вперед, опередив свой поврежденный флагман. И оба этих снаряда не взорвались, как не взорвался и еще один, поразивший «Марат» возле третьей башни. Пробив весь корабль почти насквозь, он застрял в двойном дне рядом со снарядным погребом. Советский флагманский линкор мог погибнуть от этого выстрела, но, удача явно благоволила краснофлотцам. Их корабль остался на плаву, даже возгорания на месте, где застрял снаряд, не произошло.

Когда на двадцатой минуте боя выяснилось, что обе передние башни главного калибра «Тирпица» вышли из строя, капитан цур-зее Карл Топп начал подворачивать, чтобы обе задние башни могли снова эффективно стрелять. Гросс-адмирал Эрих Редер не возражал против предложенного маневра, который оказался необходим из-за того, что за это время русские линкоры, которые развивали свой полный ход в 23 узла до момента повреждения «Марата», ушли вперед, выйдя из секторов обстрела задних башен флагмана германской эскадры. Немецкая эскадра держала ход лишь в восемь узлов, осторожно двигаясь среди мин по полосе, подготовленной тральщиками.

День явно складывался неудачно для кригсмарине. Подворачивая влево, немецкий линкор немного не вписался в протраленный коридор, обозначенный красными буйками, наскочив носом на мину. Карл Топп, славившийся филигранным судовождением, на этот раз сплоховал. Последовал взрыв, подбросивший нос корабля. И в пробоину диаметром три метра, расположенную значительно ниже ватерлинии, хлынула вода. До этого момента «Тирпиц», несмотря на множество разрывов двенадцатидюймовых снарядов рядом в воде, все еще сохранял цельность подводной части корпуса, хотя и горел снаружи.

Немецкий флагман уже не казался великолепной неприступной крепостью. Его надстройки по правому борту, подвергшиеся многочисленным попаданиям русских 305-мм снарядов, представляли собой груды искореженного металла, из которого во многих местах вырывалось пламя и густой дым. Досталось и оконечностям, которые не были покрыты столь мощной броней, как корабельная цитадель. В носу и в корме зияли пробоины. Течь после взрыва мины привела к крену в три градуса на левый борт и к небольшому дифференту на нос. А потери среди экипажа линкора уже составляли более ста человек убитыми.

Но, бой продолжался. Уже после того, как «Тирпиц» получил пробоину от взрыва мины, артиллеристы его башен «Цезарь» и «Дора» все-таки точно накрыли залпом «Октябрьскую революцию». Два восьмисоткилограммовых снаряда пробили броню, разорвавшись в машинном отделении, а еще один прошил носовую часть, взорвавшись внутри внизу. Это чудом не привело к детонации погреба боезапаса первой башни советского линкора, но взрывом вырвало большой кусок подводной части его носа, отчего внутрь хлынули тысячи тонн воды, и на нос сразу возник ощутимый дифферент. В машинном отделении в это время вовсю полыхал пожар, а из развороченных труб котельных отделений вырывался горячий пар. Многие механизмы вышли из строя. И корабль потерял ход.

«Марат» же все еще двигался с небольшой скоростью. Объятый пламенем и паром, он продолжал стрелять по врагам из трех уцелевших башен. А «Октябрьская революция», вынужденно застопорившая поврежденные машины, задействовав запасные генераторы, тоже не прекращала лупить по врагу. Теперь оба линкора, израненные и горящие, но не сдавшиеся, утратив маневренность, представляли собой, скорее, плавучие батареи. Тем не менее, сдаваться их экипажи не собирались. Борьба за живучесть продолжалась в тяжелейших условиях задымления и открытого горения во многих корабельных помещениях.