— К-как? — наконец спросил Дима.
Глеб повернулся, воткнул в него жесткий взгляд.
— На надувном матрасике! — съязвил он, — как же еще можно переплыть километровой ширины ледяную реку!
Дима в ответ покраснел, прищурил глаза, открыл было рот, чтобы достойно ответить, но я его перебил.
— Пошли! Быстро!
И не дожидаясь их, кинулся в погоню по горячим следам.
За несколько минут мы добежали до берега, с разгону едва не свалились с крутого обрыва. Раздвинули колючие кусты, перед нами появилась широкая река. До другого берега, поросшего густым ельником, на самом деле около километра. Я не спортсмен, пловец тоже так себе, поэтому в такой заплыв, да еще в сентябре, рискнул бы податься только в самом крайнем случае. Или с очень большого перепугу.
— Здорово мы его напугали, — сказал я, нарушая недолгое хрипящее от бега молчание.
— Где же он? — спросил Глеб. — Неужели уже переплыл? Я ни хрена не вижу!
— Я т-тоже, — прохрипел Дима.
Я обошел кусты, перехватываясь за колючие ветки, чтобы не сорваться с сыпучего края. Нашел между деревьями просвет, в который видна часть реки ниже по течению, и опустился на землю, погружая ладони в песок.
Ждал. Слушал. И продолжал пристально вглядываться в кромку противоположного берега.
— Ничего не вижу, ничего не слышу…
— Ну что, нащупал что-то? — раздалось взволнованное над ухом. — Услышал, почувствовал? Или как ты это теперь называешь…
— Нет. Ничего.
— Ч-что значит «ничего»? — спросил из-за широкой спины Глеба Дима, высунул испачканное лицо.
— То и значит, — ответил я, снова повернулся к реке. — Одно из двух: либо он удачно переплыл и скрылся в лесу до нашего прихода, либо… не доплыл.
— Как не доплыл? — удивился Глеб, смутился, — ну, в смысле, он здоровый и все такое, но… ты что хочешь сказать, что он… утонул что ли?
— Может и такой быть вариант, — ответил я бездумно и сфокусировал взгляд на далеких, в голубой вечерней дымке, густых зарослях, которые привлекли мое внимание. Движение. Навскидку — километра полтора-два ниже по течению.
Я поднялся так резко, что зацепил плечом подбородок Глеба.
— Эй, да что такое? — возмутился он.
Из-за воды я его не слышал. Я стал всматриваться вдоль линии берега. Сердце заколотилось в груди, когда заметил движение на воде. Это он.
ОН!
Я настроил зрение как окуляры бинокля, чтобы приблизить изображение, уточнить контрастность, яркость.
— Это он, — прошептал я. — Он.
— Где? Кто? Да где же, покажи! Он живой?! Он плывет? Что он делает?.. — слышу я со всех сторон напирающее, словно моих спутников за пару секунд стало раза в три больше.
— Вон там, — я показал направление рукой. — Черные кусты. Километра два отсюда. Он подплывает.
Но в этот миг происходит что-то непонятное…
Зверь.
Шерсть промокла за секунды, и теперь стала, словно мешок камней, привязанных к ногам, который тянет на дно.
Но вода освежила тело, руки сильные, они не были до сих пор в работе, поэтому гребут и гребут вперед.
Дальше от преследователей.
Люди слабые и больные — не посмеют войти за мной в холодную воду.
Почти половину широкой, быстрой реки проплыл без видимых усилий. Не глядя по сторонам, думая только о том, как бы скорее скрыться в лесу за рекой. Успеть скрыться, чтобы не увидели.
Но внезапно возникшая передо мной на реке огромная белая скала сбила с четкого ритма. В недоумении и испуге остановился, держась на плаву, вгляделся в мерцающую огнями скалу. С нее звучит музыка, раздаются крики десятков людей. Глыба рассекает водную гладь быстрее сильного течения. С глубин воды доносится мерный глухой гул.
Теплоход — всплывает в памяти слово. Люди на таких скалах плавают по воде. Сотни, тысячи человек одновременно.
Я переждал, погрузившись в мутную воду по самые глаза. Чтобы ненароком не заметили люди, прогуливающиеся по искусно и ровно вырезанным тропинкам вдоль скалы.
Со скалы… с теплохода что-то вылетело, блеснув искоркой на фоне восходящей луны, пролетело над головой, плюхнулось на расстоянии в полруки от меня. Неужели заметили? Я нырнул глубже, задержал дыхание. Вынырнул, шумно вдохнул воздух. Теплоход стал не скалой, а небольшим ровным валуном. Удаляется, пыхтя и смердя.
Уф, все-таки не заметили.
Что же в меня летело тогда? Я оглянулся. То, что бросили в воду, плавает чуть дальше — видимо легкое, отнесло течением. Подплыл, внимательно разглядел. Прозрачное, легкое, с дыркой с одного узкого конца. Бутылка — снова мелькнуло в голове. Из таких люди пьют воду… нет, чаще не воду, но жидкое.
Я развернулся, замахнулся для очередного рывка, открыл рот и… волна накрыла меня с головой, перевернула, сбила с ритма, лишила ориентации в пространстве. Рот и нос тут же заполнились водой. Выдохнуть не могу — нет воздуха, вдохнуть — наглотаться воды. Изо всех сил я стал загребать руками, широко, размашисто, судорожно. Наверх, к воздуху. В глазах из темноты проскакивают разноцветные искры, легкие готовы взорваться от напряжения. Быстрее, быстрее…
Водоворот уходит, я вынырнул сильно, быстро, стремительно, вылетев, как пробка на полкорпуса. Жадно хватил живительного прохладного воздуха. Легкие чуть не лопались от неожиданного счастья, я плюхнулся обратно в воду, но волна прошла, теперь спокойно держался на воде, лишь слегка двигая руками. Голова запрокинута, рот и глаза широко раскрыты, воздух не перестает гоняться легкими, словно не дышал две луны. Я жив, жив.
И силы куда-то чуть не пропали. Эта… глыба с человеками, бросающими в воду то, из чего пьют, чуть не потопила меня самого. И забрала столько сил, чтобы потом дать вновь, вновь выжить, выбраться, дойти. И я жив. И, значит, я дойду.
С этими людьми надо быть настороже. Всегда.
В душе снова загорелась уверенность. Я отыскал на синем небосводе те самые звезды. Две. Две звезды. Снова две.
Непроизвольно я зарычал, рот растянулся в довольной улыбке. Руки снова в замахе, движения четкие, сильные, горсти капель слетают с густых волос, оставляют на темной глади журчащие полукруги.
Полпути позади.
Рывок, толчок, нырок. Рывок, толчок… а перед глазами две звезды.
До берега немного. Десятка два замахов. Руки устали, но на последний рывок хватит.
Замах, еще замах.
И тут спину вонзается острое. Лопатки сводит, руки обвисают. Я чуть снова не погрузился в воду. Что же это такое? Я же почти доплыл до спасительного берега, где густой кустарник, размашистые деревья! Где моя родная стихия…
Что же это?
Голову чуть не со скрипом повернул и, перед тем как тяжелое усталое тело погрузилось под воду, словно злобный дух воды потянул за ноги, глаза, вспыхнувшие в отчаянии, наткнулись на другой взгляд. Далеко, на том высоком берегу.
Взгляд человека. Взгляд охотника…
Ник.
Мое сердце, до этого колотящееся в груди как молот, вдруг остановилось, провалилось с гулким хлопком куда-то в живот.
Он услышал меня! Он обернулся!
И его злобный горящий взгляд назвал меня человеком и… охотником.
И еще кое-что. Он считает нас, людей, монстрами, — в ужасе подумал я. вает сами собой в голове. лось на расстоянии в полруки от н
Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Его ярко-желтые, горящие и маленькие глазки блестели несколько мгновений в отражении встающей луны, словно две странные не видимые с Земли звездочки и… исчезли.
Зверь пропал из вида. Ушел под воду в каких-то двадцати-тридцати метрах от берега.
Глеб толкнул меня в бок, Дима что-то бормотал постоянно заикаясь, но я не отрывал взгляда от того места, где он только что был. Круги от его погружения уже стерлись набежавшим бризом. Вдали прогудел недавно прошедший теплоход. Сверху каркнула два раза какая-то ворона…
Глаза заслезись, но я боялся моргнуть.