— Это ты правильно заметил. Монстров у нас тут не было с конца девятого века… до нашей эры.

— Чего? — искренне удивился Глеб, — значит, все-таки когда-то были?

— Я шучу, — улыбнулся я. Но тут же поймал себя на мысли: почему назвал именно этот век, да еще и до нашей эры? Случайно, или все же что-то тогда было, три тысячи лет назад? Что было здесь, на Западном Урале в это время? Первобытные племена? Скорей всего. А монстры, типа «нелюдь», могли быть в то темное языческое время, полное страхов перед неизведанными явлениями природы? Вполне, вполне…

Может, это они сейчас и вернулись?

Бред.

— Что говоришь? — слышу голос Глеба в трубке.

— Да я так, рассуждаю вслух.

— Может, тогда будешь это делать понятней, раз уж вслух?

— Могу, только не по телефону. Давай, не спеша собирайся, делай свои дела и после обеда к маме приезжай на Солнечный, мы там собираемся. К тому времени, может, еще что прояснится.

— Хорошо, понял.

В трубке поплыли короткие гудки. Я положил телефон на подоконник, продолжил пить кофе.

Вообще я мог Глебу не звонить, а связаться с ним телепатически. Для меня это больших усилий не стоит. Но почему-то чувствую себя как-то не по-человечески после таких сеансов, словно уродом каким-то, белой вороной. Одно дело осознавать свои преимущества (а иногда и недостатки), совсем другое демонстративно ими пользоваться. Нет, другими способностями я пользуюсь, своим близким людям помогаю, если в этом есть необходимость. Хотя я уже убедился в том, что само присутствие их рядом со мной избавляет от многих мелких проблем со здоровьем.

Я сделал глоток, сморщился — кофе остыл.

За окном ветер гонял по дороге первые желтые листья. Солнце с востока всходит уже не так бодро как летом, и прячется на западе быстрей. Вечерами прохладнее, утром свежее.

Но своя прелесть в осени все же есть. Мне тоже нравиться осень. Но только ее золотой период, когда солнце, желтые листья, запах земли и дыма, легкая печаль на душе. А вот стоит зарядить бесконечным дождям, серым и холодным, то такая тоска нападает, хоть стреляйся. Недаром же обострение суицида приходится именно на осенний период.

В городе все стало по-прежнему. Люди вернулись в свое обычное состояние, естественно, ничего не помнят, словно все это было ночным кошмаром. Кто-то видел себя во сне тупым зомби, кто-то отвратительным звероидом. Но проснулись — и все забыли. Вернулись к своей прежней жизни: так же ходят на работу, так же смотрят по вечерам телевизор, так же воспитывают детей.

Лето пролетело незаметно. Город отметил юбилейную дату своего главного предприятия — металлургического завода, установил в эту честь фонтан на пруду, к августу убрал его. В общем, все идет своим чередом, жизнь продолжается.

Мне самому все труднее представить, что что-то было. Что был старик, чье незримое присутствие я до сих пор ощущаю. Мне легче представить Систему в виде осязаемого объекта, этакого мудрого и всезнающего старца.

Сегодня суббота, мы собрались у мамы в доме.

Глеб приехал после обеда, мы поговорили пять минут, ничего нового я ему сказать пока не мог.

С утра мы с отцом замариновали мясо, установили мангал, и пока угли набирали жар, Глеб откопал во дворе мою ржавую штангу, весело разминался. Я смотрел через окно веранды, как он игриво тягает штангу. Он когда волновался — всегда тягал железо. Совсем не изменился.

Слышу, как мама и отец перепираются на кухне. Они все такие же, спорят, ругаются иногда, но несильно, потому что все равно любят друг друга.

Ольга в комнате поливает цветы. Она пока не решается переехать ко мне в Угорск, а мне теперь отсюда уезжать нельзя. Старик не обманул меня, вернул мне с «энергией» мужскую силу, и в конце зимы мы ждем пополнения в семействе…

Петрович снова лучший друг Серого. Они ничего не помнят, все так же спорят, так же работают в офисе на заводе. Хорошо, что раны у Серого оказались не глубокими, и помощь оказали вовремя.

Маринку я больше не видел. От Светки я узнал, что она уехала в другой город, созванивается с ней иногда, все у нее хорошо.

Что-то подтолкнуло меня выйти на улицу. Я натянул джинсы, курточку, на босу ноги кроссовки, спустился с крыльца, остановился у калитки.

Посмотрел вдоль улицы на редких прохожих, таких разных, и в то же время таких одинаковых — нормальных, веселых, жизнерадостных. Дети, взрослые, вот молодая парочка прошла, а вот два парня с пивом в руках, а вот вдалеке бредет… старик.

Старик?

Я присмотрелся: далековато, метров триста, но да, это он, без сомнения.

Тот же балахон с капюшоном, бородка, вроде бы торчит вперед.

Я смотрел и не верил своим глазам.

И тут старик поворачивает голову, будто услышав меня.

Я замер, задержал дыхание…

Медленно поворачивается капюшон, движения затормаживаются.

И мне предстает страшно уродливое лицо. В шрамах, в оспинах, опухшие глаза едва светят жизнью. И никакой бородки, никакого горящего взгляда.

Уф! Показалось.

Никакой это не старик, просто бомж. Урод.

Урод?

Слово вгрызается в мозг.

Урод. Урод.

Начинает колоть под ложечкой, ощущения обостряются. Я даже уловил на краткий миг запах помойки, мочи и давно не мытого тела этого… человека.

Урода.

— Что с тобой?

Я, вздрогнув, обернулся. Ольга неслышно подошла, смотрела на меня удивленно.

— Ничего, — выдавил я из себя. — Я… я просто…

— Ты какой-то бледный. Все хорошо?

Она потрогала мне лоб, заглянула в глаза.

Я замялся, отвел взгляд.

— Да все хорошо, правда…

— Не ври. Я же вижу, что не нормально, — она посмотрела вдоль улицы. — Ты как будто увидал кого-то. Кого?

Не хотелось ее посвящать в свои подозрения, догадки, предчувствия. Но разве можно отвертеться? Она же женщина, чутье у них в крови.

Я вздохнул, взял ее за руки, посмотрел в глаза.

— Я видел знак, — сказал я на выдохе.

— Какой знак? — насторожилась Ольга.

— Ну-у, — я отвел взгляд, она повернула лицо обратно.

— Какой знак? Говори же, не тяни! Я все равно выпытаю!

Я сдался.

— Ну, хорошо. Скоро что-то случится. Сначала я видел сон…

— Сегодня?

— Да…

— Я так и знала! — воскликнула она. — Тебе кошмары снились, ты весь дрожал, даже меня разбудил.

— Да? Я не помню…

— Да ты никогда не помнишь, спишь, как бревно, пушкой не разбудишь. Что тебе снилось?

Я рассказал про кошмар.

— Кто это? — спросила Ольга спустя минуту.

— Я не знаю, Оля. Но вот этот старик сейчас… бомж, они как-то связаны.

— Как?

Я пожал плечами, оглянулся на улицу. Бомжа-старика там и след простыл.

— Не знаю. Но я увидел урода, настолько страшного, как… монстра в человеческом обличии. Это знак. Я это чувствую. Что-то не так с этим заданием.

— Заданием? Опять? — Ольга тяжело вздыхает, обнимает меня, прижимается всем телом. — А я уже стала все забывать…

— Да. Опять, — сказал я. — Но ты же знала, что это не кончилось.

— Господи, — прошептала Ольга. — Нелюдь — это кто?

— Кто это, я сам не знаю. Но это точно не человек.

А в это время в секретной лаборатории, спрятанной за высоким забором в лесу, происходил разбор ЧП.

— Как? Как это могло случиться? — возмущался профессор Запольский, меряя комнату охраны короткими резкими шагами.

Двое охранников, Лузин и Коротков, тупо моргали и в очередной раз оправдывались.

— Да мы не знаем, как он прошел! — бормотал Коротков. — Он нас, похоже, загипнотизировал!

Профессор остановился перед ними, прожигая увеличенными стеклами очков глазами. Про себя же подумал, что подтвердилось мнение о том, что дикие люди обладают гипнозом и внушением. Что ж, это интересно.

— Э-э, — начал Лузин, — Эдуард Янович…

Тот вышел из размышлений, продолжил с грозным видом.

— Хорошо! А как же он мог решетку выломать голыми руками? Он же чуть живой был, в коме пролежал почти месяц!