В два часа дня Лузин сжалился надо мной, забрал рюкзак.

В начале пятого я просто выбился из сил.

— Все! Перерыв! — сказал я, упал на прогретую за день траву. Повел плечами, чтобы немного освободиться от прилипшей к спине футболки.

— Давно пора перекусить, — откликнулся Иван, бросил рядом рюкзак и сел. — А то у меня уже часа два кишка кишке бьет по башке.

— Тебе бы только пожрать, господин ассистент, — улыбнулся Лузин, достал из своего рюкзака банки с тушенкой, буханку хлеба и флягу с деревенским квасом, накрыл импровизированный стол.

— Эт-то т-точно, — тихо сказал Дмитрий, кинул рюкзак и стал собирать сухие палки для костра.

Иван подложил под руку рюкзак, повернулся ко мне, спросил с нескрываемым интересом.

— Мне вот все хотелось узнать у тебя, Никита, откуда эти способности видеть то, что не доступно обычным людям? И что это за видение такое, в чем оно выражается?

Мне совсем не хотелось разговаривать, а тем более об этом. Прикрыв глаза и откинув голову назад, я наслаждался теплым солнцем на лице. Возможно, последним теплом этой осени. Мышцы ног гудели, через несколько минут до ноздрей доплыл приятный запах дымка костра, на котором уже разогревались банки тушенки.

— Честно говоря, Иван, — ответил я, — я и сам толком не знаю.

— Как не знаешь? Что, вдруг раз — и появились? Так не бывает.

— Может, и не бывает. Но наверняка мы ведь ничего утверждать не можем, так?

— Ну, в общем-то, да, не можем. А все-таки?

Я вздохнул, вот ведь привязался, нехотя поменял положение тела.

— Может, мы для начала перекусим, а? — спросил я, протянул руку за ломтем хлеба и алюминиевой ложкой.

— Да, конечно! — оживился Лузин, пододвинул ко мне горячую банку, предложил Ивану, но тот молча отмахнулся.

Ложка пряной тушенки исчезла во рту, тепло согрело желудок, наполняя силой тело, капля теплого жира стекла по подбородку. Я подхватил ее кусочком хлеба.

— Ну а все таки? — не отставал Иван.

— Что ты хочешь узнать? — спросил я с полным ртом. — Как я вижу монстра? Хорошо, расскажу. Существует некое общее энергетическое поле, где каждый живой организм имеет свой неповторимый… как бы это назвать, цветной облик или контур. Я настраиваюсь на определенную волну, как в нашем случае — на этого зверя, — и иду по его следу.

— А не проще было пустить по следу собак? — спросил скептически Иван.

— Наверное, в другом случае было бы проще, — сказал я, нагребая новую ложку тушенки. — Но заметь, вчера лило весь день, сегодня опять с утра прошел дождь. Смыло все следы. Да и сам зверь иногда пересекает маленькие речушки. Легко было бы собакам?

— Наверное, ты прав.

— Да, честно говоря, и это не главное.

— Что же еще?

— Это не человек, — сказал я.

— Это мы и так з-знаем, — усмехнулся Дмитрий.

— Но и не совсем животное, — продолжил я, не обращая внимания на его реплику. — Это редчайшее явление природы, не изученное не то что до конца, как считают ученые, а совершенно почти не известное, так ведь, Иван?

— Ну, мы что успели — сделали, — сказал Иван и, наконец, взял подогретую банку от Лузина. — Сами же понимаете, он все это время пролежал в коме. Но, тем не менее, многие вещи, которые до нас еще никто не мог… исследование, наблюдение.

— Ну и что вы выяснили за это время? — перебил я. — Частота пульса, давление, еще что-то, но все равно в основном чисто физические показатели. И никаких данных по мозговой деятельности, так ведь?

— Нет, кое-что, конечно мы…

— Я хочу сказать, что то, что вы смогли выяснить — это сотая доля процента.

— Вы уж загнули — сотая доля! Да какой там у него мозг?

— Ага, — проворчал Дмитрий. — Д-дикая обезьяна…

— А вот я в этом не уверен, — сказал я, кинул на охранника взгляд, отложил в сторону пустую банку, облизнул ложку.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Лузин.

— Он совершенно не тот, за кого вы все его принимаете, я еще раз повторяю. Он обладает такими способностями, которые доступны не каждому человеку. А, во-вторых, если бы он был, как вы утверждаете, чуть умнее обезьяны, то я бы здесь с вами не сидел.

— Что-то я не очень понимаю, Никита, — спросил Виктор, — куда ты клонишь?

— Ведь это я вас нашел, так? — продолжал я, не без удовольствия вытягивая ноги.

— Так.

— Я почувствовал его на расстоянии, как он пробудился. Это было знаковым. И сейчас он представляет опасность людям. А какую, никто не может знать. Это неизвестное и неизученное явление природы. Оно непредсказуемо, оно непонятно. Его логика не поддается пониманию человека, потому что он не человек.

— Так кто же он, черт его дери?! — взорвался Иван.

— Вот это я и хочу выяснить, когда мы его поймаем.

— Ага, здорово, — саркастически улыбнулся Иван. — Теперь я совершенно спокоен. Утешил, Никита.

Он отложил банку, встал, нетерпеливо затоптался на месте. Дмитрий молча собрал пустые банки в пакет, уложил в рюкзак.

— Ну, хорошо, — сказал я Ивану. — Я свое мнение высказал, раскрыл, так сказать, карты. И это просто то, что я пока чувствую и думаю. Совсем не обязательно, что это на самом деле так. А вот ты, Иван, как сам думаешь, кто он, что он на самом деле?

Теперь охранники все свое внимание обратили на ассистента. С ними понятно — чем дольше продолжается дискуссия, тем больше они отдыхают.

Иван почувствовал это и постарался не ударить в грязь лицом.

— Хорошо. Я вам скажу. — Он подошел, сел напротив меня. — Я просто выскажу вам известные версии. Одна — научная. Ну, близкая к науке, к проведенным исследованиям. Значит так, у человека, ну, таких, как мы с вами, преобладает социальная структура, а у этого зверя — биологическая, ну, животная, как у остальных… животных. У нас был общий предок, но после возможного разделения, тысячи или даже сотни тысяч лет назад, люди стали собираться в социумы, группы, а дикие люди стали развивать природные, биологические качества.

— Это потому что люди были слабые поодиночке? — вставил я.

— Не знаю, возможно. Ну, так вот, о чем это я… ах, да — биологическая структура. К особенностям ее также относят и третий глаз, так называемое особое чутье, — характерный признак многих животных, у современного человека практически атрофированного за ненадобностью. Отсюда объяснение о некоторых феноменальных возможностях гипнотизеров, экстрасенсов и прорицателей. Это, получается, проявляются те признаки, которые обычные люди утеряли.

— Так значит, у тебя, Никита, что — третий глаз есть? — спросил Лузин.

Я пожал плечами.

Иван продолжил.

— Но! — поднял он палец вверх, привлекая к себе внимание. — Существуют и другие версии. Например, что дикие люди — это искусственно созданные гибриды человека и животного, побочный продукт экспериментов создания идеального воина. Такие опыты делали в начале ХХ века. К сожалению, документально не зафиксированы положительные результаты этих опытов. Часть этих опытов связана со скрещиванием человека и обезьяны. Но все они были изначально провальные, потому что в естественных условиях человек и обезьяна скрещиванию вообще не подлежат из-за разного количества хромосом. У человека их сорок шесть, а у обезьян сорок восемь.

— С того времени сто лет прошло, — говорит Лузин.

— Д-да! — поддакнул Дима. — М-может уже что-то п-получилось? Т-технологии, г-генетика и все т-такое…

— Это вряд ли, — пренебрежительно оборвал его Иван. — Хотя… знаете, еще Нострадамус предсказывал, что созданный человеком гибрид начнет пятисотлетнюю войну. Может он этот гибрид имел ввиду?

— Скорее каких-нибудь киборгов, — сказал Лузин. — Биороботов, о которых тогда никто и не подозревал.

— Да, — сказал я. — Ничегошеньки мы не знаем даже сейчас. Что творится в таких вот неприметных лабораториях вроде вашей? — кивнул я Ивану. — А ведь таких секретных лабораторий по всему миру может быть даже не сотни, а тысячи!

Иван ничего не ответил. Закинул на плечо свой вещмешок и пошел под гору впереди нас.