Каэм чуть нахмурил чёрные брови.

— В благородного альгахри Ниарвена, разумеется.

Ах вот оно что! У меня вырвался смешок.

— Нет, конечно, я вовсе не влюблена в него!

— Тогда отчего ты покраснела? У тебя жар? — Каэм не поленился встать и пощупать мне лоб. Я поймала его руку и снова засмеялась, бормоча:

— Нет-нет, у меня всё хорошо!

— Уверен, ты бегаешь по снегу в туфлях, а не в сапогах, и не надеваешь перчатки, — проворчал брат, но довольно добродушно, — и я не удивился бы, вернись ты больной. Это в драконьем облике нам ничто не страшно, а в человеческом можно подхватить одну из болезней, которыми хворают люди, Ания.

Вот ещё только наставлений мне не хватало!

— Каэм, ну я же всё это знаю! Лучше скажи, откуда тебе известно про… альгахри, — я кашлянула, снова беря в руки увеличительное стекло и глядя на шевелившего усиками жучка в пузырьке, — и его сердечную привязанность ко мне?

Выяснилось, что Ниарвен отправил в замок Ирр письмо, в котором любезно и витиевато попросил мою руку и сердце. Будучи главой рода, Каэм вполне мог согласиться, но, к моему счастью, он ответил, что «согласие на свадьбу зависит прежде всего от Ании, а потом уже от меня».

— Ты лучший на свете! — воскликнула я, услышав это, и Каэм усмехнулся:

— Неужели и снежки с закатываниями в сугроб отменяются?

Я потупилась, изображая неловкость.

— Ну… Десять снежков вместо сотни!

— Я почти прощён. Это стоило того, чтобы не ответить согласием самому влиятельному дракону в нашем мире, — и хотя Каэм произнёс эти слова, подражая моему шутливому тону, я немного встревожилась.

— Каэм, а благородный альгахри Ниарвен не почувствует себя оскорблённым? Моё поведение… оно не навредит всему роду Ирр в будущем?

Впервые я думала о чём-то подобном. И вкратце пересказала брату всю сцену между мной и Ниарвеном, случившуюся при музыкантах.

— Ания, — Каэм вновь коснулся моей руки, — посмотри мне в глаза. Ты когда-нибудь видела, чтобы я кого-то боялся?

— Нет, — искренне ответила я, встретив его твёрдый, уверенный взгляд.

— Если достойный Каль-Ниарвен поведёт себя не так, как подобает дракону-альгахри, он очень скоро об этом пожалеет. Поверь мне.

Я заставила себя улыбнуться и ответила, вставая из-за стола:

— Да… я верю тебе, Каэм. Всегда буду верить, — после чего крепко обняла его.

Напоследок, прежде чем уйти, я посмотрела в стеклянную сферу. Жучок, всё-таки добравшийся до краёв пузырька, поставил лапку не туда, соскользнул и полетел вниз.

Живая Библиотека встретила меня радостными иллюзиями. Со страниц книг соскакивали призрачные люди, вспархивали птицы, чьи перья светились голубым, зелёным и красным, и первые кланялись мне, а вторые кружили в приветственном танце. Не меньше трёх дюжин свитков и рукописей слетело с полок в полной готовности мне помочь.

— Нет, пока ничего не нужно, — улыбнулась я. — Тоже очень рада видеть тебя, Живая Библиотека.

В ответ раздалось что-то схожее с пением на одной тонкой, вибрирующей ноте.

Алана, сидевшая за столом в окружении стопок гигантских томов, поднимавшихся чуть ли не до потолка, жестом пригласила меня сесть поближе.

— Хорошо поиграла с близнецами в снежки?

Я кивнула, вся растрёпанная, в ещё влажной накидке. Недавно сотворённые мной огоньки просушили её не полностью.

— И Каэма мы с Хааром закидали снегом, как обещали! — вспомнив, как весело это было, я покатилась со смеху, и Алана меня поддержала.

Потом мы с ней поговорили, я поинтересовалась, где сейчас Тилен, о котором Алана очень заботилась, и получила ответ: в замке Дейр. Тот был отстроен ещё шесть лет тому назад в соседней стране Эйлемари, на берегу моря.

— Дядя любит иногда побыть отшельником, — с лёгкой грустью усмехнулась Алана, записывая что-то на листе пергамента — совсем как Хэг-Дааль с его документами. — Ничего, как в следующий раз прилетишь, он будет здесь. Я его попрошу. Вдруг сделает тебе какое-нибудь доброе пророчество.

Я ничего не имела против Тилена, но подумала, что, пожалуй, лучше обойтись без пророчеств. Жизнь прекрасна, пока она непредсказуема!

— А ты что делаешь? — спросила я, меняя тему беседы.

Алана записала ещё пару слов, чуть нажимая на перо, и ответила не сразу:

— Всё располагаю по буквам алфавита, как в той библиотеке, где я работала в немагическом мире.

Я понимающе кивнула. Алана прожила на Земле целых двадцать лет — во время драконьих войн её дядя Тилен позаботился о племяннице, отправив ту в немагический мир. Тогда весь наш мир сотрясался до самого основания, невидимая преграда между вселенными треснула, и от неё отломились куски, образуя прорехи. Именно через такой проход Тилен выбрался в ничем не примечательный городок, где надолго оставил Алану.

А потом, как и гласило пророчество дяди, его племянница вернулась сюда, домой, и оказалась единственной выжившей зелёной драконессой. Тилен как изгнанник из рода драконом не считался и сохранил лишь часть целительской магии.

— Не хочу тебе мешать, но можно я задам пару вопросов? — Я снова сотворила огоньки, и они весело заплясали вокруг моей накидки и подола платья.

— Конечно. По службе? Если я смогу тебе помочь в новом расследовании, это меня только порадует, — Алана так воодушевилась и даже отложила книгу, которую взяла в руки, что было неловко её разочаровывать. Но пришлось.

— Дело в том, — объяснила я, — что мне всего-навсего хочется узнать про очки. Для чего их используют? Как увеличительное стекло? Но вроде те иначе выглядят, да и стёклышки гораздо тоньше…

— У кого ты видела очки? — заинтересовалась Алана, глядя на меня своими ярко-зелёными глазами.

Я рассказала ей про Ингерис.

— Вот как, — задумчиво протянула невестка. — Предок рода Ларк побывал в немагическом мире и принёс оттуда… очки? Зачем? Неужели у нас, драконов, бывает плохое зрение? За семь лет, что я здесь живу, никогда об этом не слышала!

— А очки, значит, чтобы лучше видеть? — Я прикусила губу, соображая.

Алана уверенно кивнула.

— Либо вдаль, либо вблизи. Дальнозоркости, — это было явно незнакомое мне слово, — у Ингерис не должно быть, она слишком молода. Тогда близорукость?

Ещё одно незнакомое слово! Я немедленно потребовала у Аланы объяснить, что означало и то, и другое, и она это сделала.

— Ты пробовала надевать очки Ингерис? — допытывалась Алана. — В них всё слишком чёткое, да так, что глазам больно, или наоборот, расплывается?

Я воскресила в памяти тот миг, когда Ингерис сняла очки, чтобы протереть их. Мне удалось заглянуть в одно стёклышко, в котором отображалась стена с краешком подсвечника…

— Ни то, ни другое. Меня потому и удивили эти очки, Алана! Я думала, что они, ну, для чего-то же должны быть, как инструмент, а не просто для красоты?

После паузы Алана предположила, вертя в руке перо с высохшими чернилами:

— Возможно, Ингерис носит их как память о славном предке… сумевшем не сгинуть в великом и ужасном немагическом мире.

В голосе Аланы проскользнула ирония. Многие наши соплеменники всерьёз считали Землю страшным местом только потому, что там нет магии.

— Ингерис-то, допустим, да, — согласилась я. — Но предок зачем унёс с собой совершенно бесполезные очки? Алана, мне кажется, за этим кроется какая-то интересная тайна.

И я не преувеличивала: меня действительно охватывало странное волнение, когда я думала об этих очках. То же самое творилось в случае с юным Рильманом. Кто знает, быть может, у тех драконов, кому предназначено стать квизари, развивается особое чутьё? И если я сначала согласилась с Хэг-Даалем, заявив, что маленький дракончик — фантазёр, то сейчас всерьёз задумалась.

Выходит, если у меня есть чутьё, то Рильман не фантазёр. Просто ему не повезло — мальчишка так много и вдохновенно сочинял раньше, что и теперь его историю сочли за выдумку.

— Ну как, пришла к каким-нибудь ошеломляющим выводам? — спросила Алана. Я очнулась и обнаружила, что она с улыбкой наблюдала за мной.