И Валя снова вернулась мыслями к покинутым ею товарищам.
«Что они сейчас делают? — думала она. — Как провели эту ночь? Носились ли над ними фашисты или сидели на своих аэродромах из-за морозной погоды? Привезли в их магазин сахар и сушёную картошку или всё ещё обещают?»
А в соседнем купе собрались пионеры. Они сидели на полках и на коленях друг у дружки, стояли в дверях и в коридоре. Тихо, почти не дыша, с широко раскрытыми глазами слушали они Ольгу Николаевну. Она рассказывала им об осаждённом городе, который оставила всего два дня назад. Дети слушали, не сводя с неё глаз, стараясь не пропустить ни одного слова.
А Валя опять заснула и не слышала, как они подъехали к станции, не заметила суеты, которая всегда поднимается в вагоне, если поезд стоит недолго, а пассажиров выходит много.
Пионеры вышли и отправились в железнодорожный клуб смотреть «Александра Невского». Поезд тронулся дальше, и в вагоне стало опять просторно и тихо.
В сумерках Валя проснулась, и первое, что ей бросилось в глаза, была горка хлебных горбушек, возвышающаяся на столике у окна.
Все горбушки были ржаные, но все разные. Были побольше и поменьше; были со сподкой, присыпанной мукой, и с прилипшими капустными листками; были с чуть пригорелой верхней корочкой, порумяней и побледней; но все, как одна, круто посоленные.
Мама спала на нижней полке. Ольга Николаевна лежала на верхней и читала книжку.
— Ольга Николаевна, — окликнула её Валя. — Вы не знаете, откуда взялось столько горбушек?
Ольга Николаевна посмотрела на столик, покачала головой и засмеялась:
— Это всё тебе, чтобы ты поскорее поправилась. И когда они успели их тут положить? Я даже не заметила…
СУП ИЗ ДВЕНАДЦАТИ ЧЕЧЕВИЧЕК[9]
Если вы не знаете, что такое чечевица, я вам сейчас расскажу. Это круглые, плоские, похожие на маленькие пуговки зёрнышки. Вкусом они немного напоминают горох.
Чечевицу готовили и охотно ели в самые древние времена. Даже в библии рассказывается, как в одной почтенной семье старший брат продал младшему брату своё первенство за чечевичную похлёбку. Но рассказ будет не об этих братьях и не об их густой похлёбке. Рассказ будет о людях, переживших войну и блокаду в городе Ленинграде.
В большом доме на одной из ленинградских улиц жила с папой и мамой маленькая девочка Наташа. Мама её лечила в поликлинике больных, а папа был военный. Майор.
Когда Наташе было пять лет, папу её послали служить в другой, далёкий от Ленинграда город Летом мама с Наташей собрались к нему съездить, но тут началась война. Ленинград окружили враги, и он пробыл в осаде два с половиной года.
Всё это время мама работала в госпитале, и Наташа часто была вместе с нею. А папа их водил в бой сперва полк, а потом дивизию, да не простую, а гвардейскую. На войне он стал подполковником, потом полковником. Два раза был ранен, вылечился, но немного хромал. Был награждён двумя орденами Красного Знамени и другими орденами и медалями.
К стр. 246
Папа часто писал маме с Наташей и всегда старался, чтобы его письма не волновали их и не пугали. В одном письме он, правда, написал, что стал совсем седым, но что это даже неплохо, потому что после войны он сможет на новогодней ёлке представлять Деда Мороза без всякого парика. И ещё он писал, что за войну вовсе не вырос, наверно, потому, что и до войны был высокого роста. А вот солдаты некоторые растут. Пришли воевать худенькие и маленькие, а сейчас — орлы!
И ещё папа писал, что очень соскучился по маме с Наташей и, как только будет возможно, приедет к ним хотя бы на один день. Очень ему хочется посадить Наташу к себе на колени, накормить её манной кашей, уложить в кроватку и спеть песенку про кота, что живёт «сам не беден, не богат, полна горница ребят!»
Наташа смеялась, читая эти письма. Да разве папы растут?! Разве восьмилетних девочек кормят с ложечки и укладывают спать? И котов-то в Ленинграде нету сейчас ни одного. Хорошо, что их раньше рисовали в книжках, а то многие ленинградские дети так и не знали бы, как выглядит котёнок.
Мама тоже старалась писать папе поменьше грустных писем. Зачем, например, сообщать ему о том, что ночью на их город налетели фашистские бомбардировщики и сбросили много бомб? Об этом папа узнает из газет. И о том, что в кране у них давно нет воды, а в сарае дров, и что топят они теперь маленькую печурку, которая называется «времянкой», она тоже не писала. Но она писала о том, что им снова прибавили хлеба, стали давать другие продукты, что их умница-дочка уже научилась читать. А когда Наташа пошла в школу, мама стала писать папе о её пятёрках. Вот о чём писала мама в своих письмах.
Некоторые говорят, что если дети долго не видят своих отцов, они их забывают. Неправда! Не может ребёнок забыть папу, даже если был совсем крошечный, когда его папа уходил на войну. Когда папа вернётся, ребёнок непременно что-нибудь вспомнит: может, как папа катал его на саночках, а может, как играл с ним в солдатики или как говорил: «Гопля!» — и сажал к себе на плечо…
А Наташе, когда она рассталась с папой, было пять лет. Они уже вместе собирали грибы, зимой папа учил её кататься на коньках, и над столиком, за которым она теперь готовила уроки, всегда висела папина фотография. Разве могла Наташа забыть своего папу?!
Это случилось в мае. Ровно через четыре месяца после того, как отогнали от Ленинграда фашистов. Был тёплый весенний день. Недавно прошёл дождик, и молодая зелень казалась особенно свежей и яркой, и в лужах отражалось синее небо.
Наташа возвращалась из школы и увидела издали возле их дома машину. Военный фронтовой автомобиль! Из машины выскочил молодой солдат и открыл дверцу. На тротуар ступил высокий седой военный и, прихрамывая, вошёл в подъезд.
Бедное Наташино сердце громко заколотилось. Кажется, молодой солдат улыбнулся ей и подмигнул весёлым голубым глазом. Но она не обратила на это никакого внимания, она уже была в подъезде и бежала по лестнице. Военного она догнала на площадке третьего этажа, у дверей своей квартиры.
Сколько раз, мечтая о папином приезде, Наташа придумывала хорошие, ласковые слова, которые она скажет ему при встрече. А сейчас все эти слова куда-то пропали. Она смотрела на высокого седого полковника с худым, загорелым лицом и только счастливо улыбалась.
Военный вдруг распахнул свои большие руки и, прямо как волк Красную Шапочку, обхватил её вместе с кожаным ранцем. Он высоко её поднял, очень крепко прижал к себе и сказал:
— Совсем другая. А всё равно моя!
Они вместе вошли в дом, и папа сразу позвонил по телефону в мамин госпиталь. Ему ответили, что мама занята на операции и освободится через два часа. Папа положил трубку, даже не сказав, кто звонит.
— Не будем волновать маму на её боевом посту, — сказал он Наташе и попросил её сбегать вниз, позвать сержанта Васю Волошина, чтобы он шёл сюда с вещами и с черёмухой.
— Вы черёмуху с фронта привезли? — обрадовалась Наташа.
— По дороге Василий наломал в лесу, — ответил папа. — Готовь побольше банку, чтобы её поставить.
Но ни в одну банку букет черёмухи не влез, пришлось его поставить в ведро с водой. Сержант Волошин сказал Наташе, что ломал её всего полчаса тому назад, поэтому букет такой свежий, душистый и влажный.
Да, черёмуха была чудесная, Наташа никогда такой не видела. Она любовалась ею, гладила цветы, думала о том, как обрадуется цветам мама. Не знала тогда она, что пройдёт после того дня много лет и многое позабудется. Но каждую весну, когда вновь зацветёт черёмуха, будет вспоминать Наташа синий майский день, освобождённый от осады родной, оживающий город и папин приезд…