Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Хлеб получил?

— Вот он. Хочешь кусочек? — сказал Васенька и опустил руку в карман. Хлеба там не было. — Потерял, — растерянно сказал он. Сел на ступеньку и закрыл руками лицо.

— Потерял? — эхом откликнулась Таня. — Как же это ты так?

— Чепуха, — сказала Галя. — Карман глубокий — не мог он его потерять. Забыл в булочной на прилавке. Сейчас мы с тобой, Таня, сходим и возьмём его. — И девочки убежали.

Полины Ивановны в конторе ещё не было. Васенька попробовал заняться игрушками — неохота! Через несколько минут дверь отворилась, и на пороге появились девочки. Галя сказала:

— Вот видишь, я угадала. Твой хлеб лежал на прилавке. — И она протянула Васеньке довольно большой кусок.

— И хватит тебе тут киснуть, вон солнышко как отлично греет, иди-ка скорей гулять, — велела Таня.

— Гулять я пойду, — согласился Васенька, — а хлеб есть не буду. Не мой это хлеб, а ваш. У меня же была горбушка. И лучше вы меня не обманывайте.

— Да кто же тебя обманывает, пошутить нельзя, — возмутилась Галя. — Представь себе, что этот хлеб мы тебе подарили. Ешь и не выдумывай!

— Самого чуть видать, а характер тоже уже ленинградский, — добавила Таня. — Поешь и беги во двор.

Во дворе, у входа в убежище была большая куча песку. Её привезли ещё осенью, чтобы тушить зажигательные бомбы. Но бомб в этот двор падало мало, и песок остался. Сейчас он был тёплый и сырой, и очень приятно было из него строить и лепить.

Ребята построили крепость и крепостной вал. Серёжа принёс зелёный танк, а Васенька зенитную пушку, и они установили их на валу. Очень хорошо получилось. А потом все устали и разошлись отдыхать.

Полина Ивановна была в конторе. Она согрела Васеньке суп, велела ему помыть руки и обедать, а сама стала говорить по телефону.

Васенька ел суп и прислушивался к разговору. Полина Ивановна просила кого-то, чтобы тот дал ей стёкол вставить в разбитые окна её дома. А тот не соглашался и давал вместо стёкол фанеру. Полина Ивановна сердилась и кричала, что фанеры она не возьмет, что не могут люди всегда сидеть впотьмах, что она всё равно не отступится и стёкла вырвет…

Васенька представил себе, как Полина Ивановна станет вырывать у кого-то стёкла, и руки у неё будут порезанные, и очень испугался. Он бросился к ней, хотел попросить, чтоб она этого не делала. И вдруг он увидел, что она уже не сердится, а говорит весёлым голосом:

— Вы угадали. Конечно, ленинградский, а какой же ещё другой характер у меня может быть?

Потом тот, с кем она спорила, видно, сказал что-то хорошее, потому что она ответила:

— Большое вам спасибо. Спасибо за всех. Машина у нас есть, через час мы прибудем.

Полина Ивановна положила трубку и сказала Васеньке:

— Ну вот, мой дружок, теперь все окна в нашем доме будут застеклены. Представляешь себе, какая это радость? И в вашей комнате тоже вставим стёкла, и вы вернётесь к себе домой.

— Мне бы не хотелось, — вздохнул Васенька. — Я бы лучше жил здесь, с вами, пока наша мама не вернётся.

— Можно и так, — согласилась Полина Ивановна и спросила, почему на столе лежит нетронутый хлеб. Может, Васенька нездоров?

— Здоров? — ответил он. — А хлеб этот мне девочки подарили, и я не знаю, можно его съесть или нет.

— Конечно, можно. Немедленно ешь, — сказала Полина Ивановна. — А может, хочешь со мной за стёклами съездить? Тогда скорей собирайся, машина уже стоит у ворот.

…Ох, какое это было счастье сидеть в кабине грузовой машины между комендантом дома Полиной Ивановной и шофёром дядей Федей, который хотя уже и «отвоевался» — рука-то у него одна была не настоящая, — но всё равно был человек насквозь военный, ходил в солдатской шинели и рассказывал интересно про войну.

По дороге Васенька вспомнил, что захватил с собой хлеб. Вытащил его из кармана, разломил на равные доли и протянул по куску своим взрослым друзьям.

Полина Ивановна покачала головой.

— Ешь сам, мой дорогой, я не хочу.

И дядя Федя тоже наотрез отказался:

— Ещё чего не хватало!

Но Васенька заупрямился:

— А я всё равно один есть не буду. Не буду и всё! Галя говорит, что у меня тоже такой, как у вас, характер… Ленинградский.

Полина Ивановна засмеялась и сказала:

— Похоже!

А дядя Федя пробурчал:

— Во-во…

И остановил машину. Потому что в это время они как раз приехали туда, где людям с ленинградским характером выдают стёкла для их разбитых войной окон.

Так и было - i_033.jpg

Так и было - i_046.jpg

ГОРБУШКИ

Поезд шёл медленно, часто останавливался, подолгу стоял на разъездах. Но Вале не было скучно. Очень слабая, она часами дремала на верхней полке, а когда чувствовала себя лучше, читала или смотрела в окно.

За окном расстилалась белоснежная равнина: снега, снега и снега. Стоял конец марта, снег искрился на солнце, а тени от деревьев были густые и тёмно-синие.

…А когда они ехали лесом и навстречу им бежали огромные, раскидистые ели, Вале казалось, что живёт она в старые-престарые времена и что вот-вот засвистит в лесу Соловей-разбойник и, пробираясь сквозь чащу леса, выедут на дорогу Илья Муромец и Добрыня Никитич.

А иногда Валя просто лежала, закрыв глаза, и тихонько думала. Все её мысли были о Ленинграде, об осаждённом городе, голодном, измученном и бесконечно ей дорогом.

Она вспоминала оставшихся там ребят, представляла себе, что они сейчас делают, и скучала по ним.

Много товарищей было у Вали и раньше, но совсем по-особенному сблизилась она с ними во время блокадной зимы.

Вале теперь казалось, что, если бы в убежище не было с нею её друзей, она бы не пережила, не перенесла этих страшных бомбёжек и обстрелов.

Валя знала: уехать из Ленинграда было необходимо… У мамы так отекли ноги, что она едва передвигалась по комнате. И сама Валя так исхудала и ослабела, что с трудом поднималась на второй этаж.

Там, далеко, куда они сейчас ехали, за густыми лесами и снежными полями, не падают бомбы, не рвутся снаряды. Там, в тихом бревенчатом доме, их ждут не дождутся дедушка с бабушкой. Там будет у Вали с мамой мягкий хлеб и тёплое молоко. Там можно будет спать спокойно, не боясь воздушной тревоги. В тишине и на свежем воздухе оживёт и поправится мама, окрепнет Валя.

И всё-таки, если бы не мама, Валя ни за что не уехала бы из родного своего Ленинграда.

Поезд подошёл к станции. Глядя в окно, Валя читала надписи: «Кипяток» — и пониже: «Ленинградцам без очереди». «Душевая» и опять: «Ленинградцы — без очереди». Вот как заботливо встречают ленинградцев на Большой земле.

Соседка по купе, молодой врач Ольга Николаевна, помогала маме и Вале. Сейчас она собрала их посуду и отправилась в буфет за обедом.

Поезд остановился, и в вагоне вдруг стало очень шумно. Затопали ноги в валенках, зазвучали громкие голоса. Запахло снегом, морозом, овчинными полушубками и как будто бы даже яблоками.

Валя поленилась открыть глаза, но сквозь дремоту она слышала, как Ольга Николаевна вышла в коридор и, вернувшись, рассказала маме, что это пионеры едут на ближайшую станцию в кино и попросились в их вагон.

— Какие они румяные, загорелые! — говорила Ольга Николаевна. — До чего ж непохожи на наших ленинградских ребят!

— Охота пуще неволи, — сказала мама. — За сорок вёрст в кино!

— Верно. Но они не одни: с ними их вожатая и учительница. У каждого по горбушке хлеба: это вместо обеда. И фильм очень интересный, особенно для тех, кто учит сейчас русскую историю, — добавила Ольга Николаевна. — Называется «Александр Невский».

Вскоре она ушла в соседнее купе, где разместились школьники. Звала с собою Валю, но та отказалась.

Ворвавшиеся в вагон ребята, разговор о кино и об уроках истории напомнили Вале о том, что в бабушкином селе её тоже ждёт школа. Ждёт чужой класс, незнакомые ученики, совсем чужие, не то что её ленинградские друзья. И она им будет чужая…

31
{"b":"829972","o":1}