Император Юн-лэ в 1422 г. в третий раз вторгся в Монголию и захватил огромное количество скота и имущества[542]. В 1423 г. он во главе своей армии выступил в четвертый поход в Монголию и в союзе с войсками Аругтай-нояна сражался с ойрат-монголами, но не добился сколько-нибудь значительного успеха… Как сообщают китайские источники, в этой войне ойраты потерпели такое поражение, что не смогли оправиться. Но в следующем году, когда Юн-лэ затеял новую войну с ойрат-монголами силы сторон оказались равными. Сведения китайских источников об этих войнах иногда расходятся. Однако в китайских исторических сочинениях утверждается, будто Юн-лэ, воюя и «усмиряя» монголов, совершал великие подвиги, разбивал наголову монгольские войска, где бы они ни встречались. На самом же деле, судя по сведениям источников о ходе войн между монгольскими и китайскими феодалами, события развивались, по-иному. В ходе сражений обе стороны несли немалые потери, и по своим военным силам Монголия не уступала недавно созданной империи Мин.

В Монголии в ту пору не было пехоты. Армия состояла только из кавалерии и поэтому обладала преимуществом по сравнению с китайской. Монгольская конница владела тонкими тактическими приемами ведения боя. В частности, один из приемов; заключался в том, что конница отступала в разгар боя, создавая видимость панического бегства, и, неожиданно возвращаясь, наносила удар по противнику. Кроме того, в случае появления неблагоприятных факторов в ходе сражения она могла вовремя отойти и пополнить силы. Но в китайских исторических источниках в подобных случаях пишут, что монголы были побеждены и обратились в бегство. Известно, что по китайскому обычаю если сам император лично командует армией, то даже в случае поражения армии источники пишут, что она одержала победу над врагом. Поэтому необходимо каждый раз тщательно изучать ход событий и делать соответствующие выводы.

Император Юн-лэ также слал послов к монгольским хаганам с письмами, содержащими угрозы. Например, после восшествия на хаганский престол Бунияшири-хагана по указу Юн-лэ спешно был отправлен в Монголию гонец передать хагану: «Я слышал, что, после того как пришла в упадок мощь монголов, никто из потомков Шунь-ди (Тогон-Тэмура) не кончил жизнь естественной смертью, начиная с хаганского потомка Аюширидары и кончая Гун-Тэмуром, которые сменяли друг друга на хаганском престоле. Наш Тай-цзу (Чжу Юаньчжан) оказывал милости потомкам династии Юань и всегда хотел, чтобы они последовали за ним. Монголы, я смотрю на вас, как отец на своих детей. Ныне род династии Юань снова занимает хаганский престол. Проявить преданность и смирно последовать за мною или нет — от этого зависит ваше счастье, жить или сгинуть— вам решать! Хорошенько подумайте об этом!»[543]. Но Бунияшири-хаган нисколько не испугался угроз и последовательно проводил политику сохранения независимости страны. При нем был убит чрезвычайный посол императора Юн-лэ Го Цзи. Последний был приближенным минского императора. Прибыв с письмом Юн-лэ на имя Бунияшири, Го Цзи на аудиенции у хавана потребовал капитуляции Монголии, стал оскорблять хагана, наговорил ему дерзостей и был казнен. После этого, как было сказано выше, Юн-лэ во главе своей армии совершил свой пятый поход в Монголию, но не добился успеха.

Политика запугивания, проводившаяся минским двором, и попытки подчинить себе монголов военной силой не давали результатов, но Китай по-прежнему продолжал свою коварную политику по отношению к монголам. Она сводилась к натравливанию монголов друг на друга, раздаче званий и титулов ноя-нам, подкупу феодалов, тайной слежке за ними, политическим убийствам и другим подобным акциям. Совершенно очевидно, что в ту эпоху Монголия по-прежнему представляла собой самую опасную силу для империи Мин. Этого не скрывают даже авторы китайских исторических трудов.

Минский двор в свое время перенес столицу империи из Нанкина в Пекин с целью организации обороны страны от монголов[544]. Кроме того, вдоль Великой китайской стены было построено девять крупных укрепленных районов, названных «девять рубежей», где были размещены охранные войска большой численности.

Исходя из сказанного выше, в ту эпоху Монголия все еще представляла собой сильное независимое государство, которого боялась империя Мин. Эсэн-хаган (1440–1455), объединивший «сорок тем [восточных монголов]» и «четыре тьмы [ойрат-монголов]», взял в плен китайского императора Ин-цзуна. Монголия, объединившаяся при хагане Бату-Монкэ (1466–1504), встала на путь дальнейшего развития.

В XIII в. объединение монгольских племен и образование единого государства создали благоприятные условия для развития монгольской культуры. Одновременно на дальнейшее ее развитие прогрессивное влияние оказала культура покоренных стран. Наши ученые довольно много внимания уделяли истории монгольской культуры. В частности, академики Ц. Дамдинсурэн и Ш. Бира, доктора исторических наук Д. Майдар и Н. Ишджамц, доктор филологических наук С. Лувсанвандан, кандидат исторических наук Гаадамба и Дж. Надмид и другие[545], тщательно исследовав проблемы монгольской культуры, написали ценные работы. Поэтому ниже рассматриваются лишь те из этих вопросов, которые тесно связаны с исследуемым нами периодом.

Монголы, обладавшие опытом разведения скота, с древнейших времен умели изготовлять искусные изделия из животноводческого сырья. В источниках встречаются богатые сведения об их материальной культуре. Этому вопросу посвящена третья глава «Культура монголов XIII–XIV вв.»[546], написанная академиком Ш. Бира, в трехтомной «Истории МНР». Монгольская культура указанного периода рассматривается здесь на широком историческом фоне. Вслед за Ш. Бира доктор исторических наук Н. Ишджамц в 1974 г. опубликовал научную статью на ту же тему[547]. Содержание названных работ дает основание считать, что в них исследована и обобщена в главных чертах культура монголов XIII–XIV вв.

С древних времен монголы в зависимости от характера территории их обитания делились на «лесные народы» (hoyin іrgen) и скотоводов-степняков. Отличия в образе жизни этих народов обусловливали разные пути развития их материальной культуры. У так называемых «лесных народов» не было удобных войлочных юрт, как у степняков. Но они умело строили себе шалаши из веток и коры деревьев. Они носили удобные одежды, сшитые из шкур диких животных. «Лесные народы» были отличными охотниками. У них навыков охоты имелось гораздо больше, чем у других монгольских племен. Они весьма искусно делали лыжи из дерева и костей животных. Источники того времени рассказывают о том, как эти люди удивительно ловко передвигались на лыжах[548]. Рашид-ад-Дин писал о пользовании лыжами у племен урянхай: «Они делают особые доски, которые называют чанэ, и на них становятся… берут в руки палку и, [скользя] по снежному покрову, упираются той палкой в землю, подобно тому как гонят по воде судно. Они так гоняются на чанэ (лыжах) по степи и равнине, по спускам и подъемам, что настигают горного быка и других животных и убивают [их]. Рядом с теми чанэ, на которых сами находятся, они тащат привязанными другие [лыжи]; на них они складывают убитую дичь»[549].

В эпоху Юань различия между «лесными народами» и степняками в материальной культуре стали стираться, и эти группы монголов сблизились еще теснее. Из кожи и шкур домашнего скота они шили себе обувь и одежду, из кож делали ремни, из шерсти и волос катали войлок и плели волосяные веревки. Кроме того, из мяса и молока изготовлялись самые различные изделия, блюда и напитки. Монголы готовили продукты питания впрок, летом запасались мясом и молочными продуктами на зиму, умело сушили борцу из мяса (полоски сушеного мяса) для длительного хранения. Интересные сведения об этом можно найти в работах Плано Карпини, В. Рубрука, Пэн Дая и Сюй Тина[550].