В. Рубрук писал о приготовлении молочных продуктов у монголов: «На двух кольях, вбитых в землю, они протягивают длинную веревку; к этой веревке они привязывают около третьего часа детенышей кобылиц, которых хотят доить. Тогда матки стоят около своих детенышей и дают доить себя спокойно. А если какая-нибудь из них очень несдержанна, то человек берет детеныша и подносит к ней, давая немного пососать, затем он оттаскивает его, а на смену является доильщик молока.

Итак, накопив большое количество молока, которое, пока свежее, так же сладко, как коровье, они наливают его в большой бурдюк, или бутыль (butellum), и начинают бить по нему приспособленной для этого деревяшкой; величина ее внизу с человеческую голову, а внутри она просверлена. Как только они начинают сбивать, молоко начинает кипеть, как новое вино, и скисать или бродить, и они его сбивают до тех пор, пока не извлекут масла. Тогда они пробуют молоко и, если оно надлежаще остро, пьют»[551].

Далее: «Из коровьего молока они сперва извлекают масло и кипятят его до полного сварения, а потом прячут его в кожах баранов, которые для того и сберегают. Хотя они не кладут соли в масло, оно все-таки не подвергается гниению вследствие сильной варки. И они сохраняют его на зиму. Остальному молоку, которое остается после масла, они дают киснуть насколько можно сильнее и кипятят его; от кипячения оно свертывается. Это свернувшееся молоко они сушат на солнце, и оно становится твердым, как выгарки железа; его они прячут в мешки на зиму» (речь идет о кумысе, масле, аруле и хуруте)[552]. Судя по приведенному описанию, у монголов в XIII–XIV вв. способы переработки молочных продуктов были почти теми же, что и в наши дни.

В XIII–XIV вв. монголы изготовляли очень красивые юрты. — Монгольская войлочная юрта довольно подробно описана европейскими и китайскими путешественниками того времени. В ту эпоху юрта приняла более изящную форму. Эволюция конструкции ее хорошо показана в работе Д. Майдара[553]. В девяти белых юртах в летней резиденции монгольских хаганов, построенных китайскими мастерами, были настланы деревянные полы. По-видимому, тогда начали строить юрты с деревянными лолами.

Кибитки имели до 30 футов (30,5 м) в ширину, расстояние между колесами достигало 20 футов. В. Рубрук видел кибитку, которую тянули 22 быка. Ось такой кибитки была величиной с мачту корабля. Когда множество кибиток двигалось по дороге, то казалось, будто «перекочевывает большой город»[554]. Дверь, тон (верхнее отверстие) и каркас юрты стали делать красочнее, докрывая краской и занавешивая.

Улучшилась технология шитья одежды у монголов. Особенно это было заметно в одежде хаганов, ноянов и других богалей. Предметы одежды сильно разнообразились прежде всего у монгольских феодалов, которые, имея торговые связи со странами Запада и Востока, пользовались красивыми иностранными, особенно китайскими изделиями. У монгольской дээли пришибали не стоячий воротник (как теперь), а прямой или косой; с левой стороны она имела разрез до рукава, застегивалась тремя пряжками с правого бока и одной — с левого[555]. В то время монголы шили красивые шапки из шкур волков, лисиц и собак. Монгольские женщины вязали и вышивали, а также искусно шили на национальный манер дээли, рубашки и сапоги.

В XIII–XIV вв. для трех мужских состязаний — борьбы, стрельбы из лука и скачек — монголы умело изготовляли снаряжение, предметы одежды, луки и стрелы. Они также мастерски делали разнообразные предметы шаманского облачения и реквизита. В ту эпоху в Монголии в домашних условиях производились различные музыкальные инструменты, в том числе моринхур, который умели делать в каждой юрте.

Среди монголов широко развивалось прикладное искусство. Жилища украшались всевозможными узорами. На ободки тона и дверные полосы войлока наносился вышитый орнамент — цветы, деревья, разные растения, птицы и изображения животных. Монголы умело ковали оружие — наконечники стрел, пики, щиты и колчаны, искусно шили удобную праздничную и повседневную одежду из соболя, белки и других ценных мехов. В «Тайной истории монголов» содержатся упоминания о «собольей дохе»[556], «собольей шапке», «маральих и оленьих унтах», «набрюшнике с собольей подкладкой»[557], «собольей люльке»[558] и других меховых вещах.

Об искусстве различных монгольских мастеров в эпоху Юань уже говорилось в третьей главе книги. В XIII–XIV вв. монголы выплавляли железную руду и ковали оружие, утварь и инвентарь[559]. Они также изготовляли изящные женские украшения из золота, серебра и других драгоценных металлов. В «Тайной истории монголов» упоминаются «алтан бусэ» — золотой пояс[560], «монггун олэгэй» — серебряная люлька, «танату конджилэ» — одеяло с перламутровыми украшениями[561] и другие подобные изделия, у Рашид-ад-Дина — такие предметы, как «алтан гуру-сэ» — золотая чашка. Все эти предметы роскоши — изделия монгольских мастеров.

У монголов происходило дальнейшее развитие строительного дела. Они приобрели опыт возведения красивых дворцов. Началось строительство городов и поселений.

Из сказанного ясно, что в Монголии XIII–XIV вв. самобытная материальная культура находилась на довольно высоком уровне развития.

Определение вида письменности, употреблявшейся у монголов в древности, времени применения уйгурской письменности причин изобретения так называемого квадратного письма — эти и другие проблемы, связанные с историей культуры, до сих пор не решены наукой. В Монголии Ш. Бира, Дж. Надмид, Н. Ишджамц и другие ученые в своих работах постоянно поднимают эти проблемы и продолжают их изучение.

Академик Ц. Дамдинсурэн в отличие от иностранных ученых, считающих, что у монголов появилась письменность в конце XII — начале XIII в., утверждает, что они в этот период уже начали записывать свою историю[562]. Этот вывод Ц. Дамдинсурэна находит подтверждение в источниках.

Согласно «Юань ши», Чингис-хан в 1204 г. узнал от плененного им визиря найманского Таян-хана — Тататунга, несшего ханскую печать, для чего применяется этот предмет с какими-то письменами, и начал употреблять такую же печать для скрепления государственных бумаг, а затем поручил тому же Тататунга обучать его детей и ноянов-родственников уйгурскому письму[563]. Большинство иностранных ученых, опираясь на эта неясное сообщение, без достаточных доказательств считают, что монголы переняли уйгурскую письменность в начале XIII в. Однако, вероятнее всего, уйгурский алфавит, который издавна употреблялся в некоторых монгольских племенах, при Чингис-хане получил распространение по всей Монголии и стал официальным письмом единого монгольского государства.

Нет сомнений, что уйгурская письменность первоначально была принята в Монголии применительно к какому-то монгольскому диалекту. Как полагал Б. Я. Владимирцов, монгольский письменный язык впервые оформился в среде найманов и кэрэитов и сохранился в неизменном виде до эпохи Чингис-хана[564]. Эта гипотеза, тщательно обоснованная им, ныне подкрепляется новыми историческими фактами.

К концу XIII в. найманы, обитавшие по соседству с уйгурами и другими тюрками и находившиеся под влиянием их культуры, по-видимому, уже давно пользовались уйгуро-монгольским алфавитом. Однако, на наш взгляд, пока еще нет оснований соглашаться с выводами тех исследователей, которые считают, что найманы «были уйгуро-тюркского происхождения» или «были — Монгольским племенем, говорящим на тюркском языке», и что алфавит, которым они пользовались, был «чисто уйгурской письменностью». Неправомерно делать такое заключение только на основе анализа имен найманского министра и других представителей господствующего класса. Следуя таким путем, нынешних монголов, носящих тибетские имена, можно причислять к народам тибетского происхождения.