В источниках сообщается, что в эпоху Юань это был городок с обширным парком. Там останавливались хаганы и их родственники. Точное его местонахождение неизвестно[362].

В «Юань ши» имеются сведения о том, что Хубилай-хаган построил на монгольской территории г. Чжаочжоу, поручив его сооружение Луг Хара-батуру[363]. Хотя известно, что он возводился где-то в районе Алтайских гор, но до сих пор точного его местонахождения также не обнаружено.

В источниках упоминается еще так называемый «военный город, распространяющий величие императора». По-видимому, это была крепость, где Хубилай квартировал армию в период борьбы с Ариг-Богом. Как отметил X. Пэрлээ, город находился на месте современного городища Хогшин-Тэла[364].

По данным, содержащимся в исторических работах, у Тэмур-хагана уже насчитывалось пять ставок (орду). Имеются в виду четыре ставки Хубилая плюс вновь построенная ставка Чжунду.

В 1326 г. была создана еще ставка Бай. В последний период существования империи Юань в Китае Тогон-Тэмур-хаган намеревался построить новую столицу на территории Монголии. По-видимому, строительство города было начато в 1360 и закончено в 1370 г. Но Тогон-Тэмур умер, не успев переехать в этот город, названный Хэрлэн-Барс. Город Хэрлэн-Барс Тогон-Тэмур-хагана наилучшим образом исследован X. Пэрлээ. Как пишет автор, в этом городе, окруженном стеной с четырьмя воротами, были возведены прекрасные дворцы[365].

Надо сказать, во второй половине XIII и в XIV в. в Монголии существовало много пограничных застав, земледельческих и ремесленнических поселений и указанных городов-крепостей, но они исследованы очень мало. X. Пэрлээ в своей работе «Краткая история древних и средневековых городов и поселений Монголии» написал о монгольских городах юаньского периода значительно менее подробно, чем о городах других эпох.

Таким образом, и в настоящее время актуальна задача дальнейшего глубокого изучения этой темы.

Во второй половине XIII и в XIV в. монгольские феодалы развивали торговлю в интересах получения наибольших выгод для себя. Около 30 довольно крупных торговых городов во главе с Ханбалгасуном, о которых писал Марко Поло, в основном находились в Китае.

Феодалы из числа монгольской знати развертывали торговлю, объединяясь с крупными уйгурскими и другими иностранными купцами, и получали огромные барыши. Не ограничиваясь подобными операциями, они в частном порядке, в нарушение государственной монополии, вели добычу соли, гнали водку на продажу[366]. Это видно из указа 1297 г., когда Олджэйту-Тэмур-хаган повелел князьям и императорским зятьям, живущим в Каракоруме: «Перегоняя водку, пейте только сами. Продавать водку нельзя!»[367]. Иногда и простые араты гнали водку и продавали.

Монголы начиная с древних времен продавали в соседние страны скот, животноводческие продукты и сырье. В период Юань эта практика еще более расширилась.

Монголы перегоняли овец и другой скот в Каракорум, Шанду, Инчан и другие города, и даже в более далекие районы — в Ханбалгасун. Продав скот, они покупали необходимые им товары. Когда они прибывали в Китай с целью торговли, с них брали пошлины на заставах[368].

В Каракоруме велась оживленная торговля. Там торговали в основном изделиями ремесла, скотом, водкой и т. п. Крупные иностранные купцы, по-видимому, реже приезжали туда с товарами. Лишь изредка появлялись состоятельные торговцы из внутренних районов Китая.

Одним из центров международной торговли стал г. Шанду, там функционировали большие рынки иностранных и китайских товаров. В некоторых источниках сообщается: «В Шанду существовали конский, коровий и овечий рынки, а также рынок рабов»[369]. Юаньские литераторы Лу Цзи и Вэй Чу писали: «Купцы приезжали в Шанду, Каракорум и другие города для продажи круп, муки и различных товаров»[370]. Также имеются сведения о том, что монгольские солдаты и ремесленники занимались мелкой торговлей с целью приобрести необходимые товары. По словам Марко Поло, монгольские воины приезжали в Ханбалгасун и другие города, продавали молоко и молочные продукты для покупки нужных вещей[371].

В большинстве случаев в Монголии в XIII и XIV вв. торговля носила характер обмена продуктами, но в Каракоруме велась торговля на бумажные деньги.

Из сказанного видно, что в рассматриваемый период монголы на земле своих предков, занимаясь хозяйством, сеяли хлеб и выращивали овощи, вели равноправную торговлю с другими странами, строили города и поселения, развивали ремесла.

Все это свидетельствует о том, что в области экономики коренная Монголия в то время располагала самостоятельным хозяйством, продавала животноводческие и другие продукты в разные страны.

Иностранные и монгольские ученые внимательно изучали проблемы общественного строя и классового расслоения в Монголии и высказывали много новых идей. Одним из первых среди них был известный советский монголовед Б. Я. Владимирцов, который в своей работе «Общественный строй монголов» еще в конце 20-х — начале 30-х годов тщательно исследовал вопросы общественного строя и классового расслоения монголов XIII–XIV вв. с марксистско-ленинской точки зрения. Именно с тех пор как Б. Я. Владимирцов впервые выдвинул идею о монгольском кочевом феодализме, в разных странах развернулась исследовательская работа в этой области.

Следует внимательно рассмотреть мнение некоторых историков о том, что в конце XII в. в Монголии появились первые ростки феодализма в связи с разложением родового строя. Ведь на территории Монголии, начиная с государства сюн-ну, существовал ряд кочевых государств. Поэтому монголам — преемникам других кочевников, по-видимому, незачем было снова переходить к родовому строю. Известно, что развитие любого общества непременно связано с предыдущими эпохами.

В прошлом труды некоторых ученых страдали большим пороком, заключавшимся в том, что они, взяв за образец развитие оседлых земледельческих обществ, рассматривали кочевое общество как совсем не развивающееся и застойное. Такая точка зрения присуща помимо работ реакционных буржуазных историков сочинениям китайских историков-националистов. Эти историки иногда выдвигают очень странные «теории», договариваясь до того, что-де у кочевых народов Центральной Азии «вообще не было феодализма». Но кочевники Центральной Азии, в том числе монголы, как и все человечество, переживали процесс исторического развития. Основные закономерности исторического развития кочевых народов те же, что и в земледельческих обществах[372]. Прогресс кочевого общества выражается в уровне развития производительных сил, в данном случае — прежде всего скотоводства, и это объясняется некоторой спецификой кочевого общества по сравнению с оседлыми. Иными словами, у кочевников развитие хозяйства тесно связано с кочевым бытом и выявляется главным образом в численности и качестве движимого имущества — скота, методах выращивания скота и переработке продукции животноводства. Это не является каким-либо отклонением от всеобщих закономерностей развития человеческого общества. В период Юань общественный строй монголов был неразрывно связан с основной отраслью их хозяйства — скотоводством.