Хотя Раббан Сауме и Марку и не суждено было снова вернуться в Ханбалгасун, но они, живя в государстве иль-ханов, энергично помогали развитию дипломатических отношений между монголами и странами Европы.
В правление Тогон-Тэмура, или точнее в августе 1342 г., в Ханбалгасун прибыл чрезвычайный посол Папы Римского Джон с миссией в 32 человека[260]. Тогон-Тэмур дал торжественную аудиенцию папским послам в своем летнем дворце в Шанду[261]. Папский посол доставил ему ценные подарки, в том числе «небесного аргамака». Известна картина, на которой художник изобразил хагана верхом на «небесном аргамаке»[262]. Историк И. Ракевильц писал, что эта картина хранилась в императорской коллекции в летнем дворце маньчжурских императоров еще в начале XIX в. и, возможно, сгорела в 1860 г., когда дворец был сожжен солдатами англо-французской армии, захватившей Пекин[263].
Тогон-Тэмур-хаган содержал послов с великим почетом и проводил их с подарками для Папы — золотом, серебром, шелковыми тканями, вышитой золотом одеждой, драгоценными камнями, жемчужинами, благовониями, мускусом и другими предметами[264].
При Юанях представители государства иль-ханов непосредственно ведали внешними отношениями монголов и играли роль посредников.
Отношения монголов с большими и малыми странами принимали широкие масштабы. Для того чтобы подчинить себе Тибет, Аннам, Бирму, Кохинхину и другие страны, монгольские правители прежде всего завязывали с ними политические, экономические и религиозные связи. Это сыграло значительную роль в завоевании этих стран, роль, не меньшую, чем оружие.
Хотя притязания монголов в отношении такой страны Азии, как Япония, не покорившейся завоевателям, не имели успеха, ей принадлежит особое место в истории монголо-японских отношений.
Для развития контактов с Японией Хубилай-хаган использовал географическую близость к этой стране корейского государства, представители которого лучше других знали язык, письменность, нравы и обычаи японцев. Когда монгольский посол отправлялся в Японию, проводниками и переводчиками ему служили корейцы, а в чрезвычайных случаях даже сам корейский король играл роль посредника в монголо-японских отношениях.
Вначале Хубилай-хаган надеялся подчинить Японию дипломатическим путем. С этой целью он в 1266 г. впервые направил туда посла[265]. Посол монгольского великого хана в сопровождении корейца Хам Пуга прибыл на один из японских островов и потребовал личной встречи с императором, но японцы не допустили посольство в столицу и согласились лишь передать письмо Хубилая. В письме на имя императора Японии Хубилай потребовал немедленно прислать к нему послов с данью и признать себя вассальным государством. В заключение он угрожал, что будет объявлена война Японии, если она не последует предписанному. Получив ультиматум от посла монгольского великого хана, японский император Камэяма сильно перепугался. Он немедленно созвал крупных придворных сановников. Состоялось совещание, на котором долго обсуждался этот вопрос. Из многочисленных предложений, вносившихся на совете, приемлемым казалось одно: «Не дадим на требование никакого ответа. Будем молчать!» Император принял этот совет.
Монгольский посол пробыл в Японии около полугода, но так и не добился ответа. Вернувшись домой, он подробно изложил Хубилаю весь ход событий. Одновременно с письмом Хубилай-хагана корейский король также отправил послание на имя японского императора, в котором советовал ему поскорее вернуть на родину прибывшего с мирными намерениями посла могущественнейшего во всей вселенной монгольского хагана и наладить дружественные отношения с монголами. Однако японский император не выразил согласия. Тогда Хубилай решил перейти к политике захвата Японии военной силой. Но дипломатические связи монголов с Японией пока не прерывались.
Хубилай-хаган в 1281 г. в первый раз отправил 10-тысячную армию под командованием монгольского полководца Алахана для вторжения в Японию[266]. Опорной базой войны с Японией служила Корея. Военные суда Хубилая по пути в Японию, попав в сильный шторм, потерпели крушение и затонули. Остались в живых только три солдата. Военный флот монгольских хаганов неоднократно пытался вторгнуться в Японию. Хаганы направили в страну шесть посольств, не имевших, однако, успеха.
Монгольский хаган направил послов в островные владения Явы и Суматры, которые стали вассальными государствами, платящими «дань». В 1281–1282 гг. послы с многочисленных островов Южных морей посетили Китай, побывали на аудиенции у монгольского хагана империи Юань, преподнесли дань ценными товарами, обещали быть «честными и преданными вассалами»[267].
Из приведенных выше фактов явствует, что во второй половине XIII и в XIV в. монголы поддерживали широкие дипломатические и экономические отношения со многими странами. Иностранные послы и путешественники в своих путевых записках подробно описали внешние сношения монголов того времени, что очень ценно для наших исследований. Как показывает действительность, монголы отнюдь не выдвигали на первый план разбой и войну, они знали все тонкости внешних сношений и понимали важность соблюдения этикета в международных отношениях. Такая постановка вопроса никоим образом не является оправданием разрушительных захватнических войн монгольских завоевателей. Неправы те феодальные и буржуазные сочинители, которые изображали монголов как людей диких и грубых, нисколько не смысливших в законах дипломатии и от природы готовых только совершать набеги и разбой.
Таким образом, в своей дипломатической деятельности во второй половине XIII и в XIV в. монголы, отправляя полномочных послов с пай-цзы и особой печатью, принимая у себя иностранных послов в соответствии со своими обычаями и правилами, осуществляя политическую и военную разведку в чужих странах и заключая различные соглашения, умели совершать все эти акции в соответствии с нормами международных отношений того времени. В Монголии практиковались своеобразные правила, приемы и обычаи дипломатии. Это наиболее четко выявилось еще в период существования единого монгольского государства. Поскольку лишь сам хаган обладал верховным правом ведать сношениями с другими странами, то все дипломатические акции совершались только от имени хагана. При хагане состоял особый бичегэчи (битикчи) — человек, хорошо разбиравшийся во всех тонкостях внешних сношений. В письмах, отправляемых в другие страны, в большинстве случаев начало было написано по-монгольски уйгурскими буквами или квадратным алфавитом., а остальная часть — на языке той страны, куда отправлялось письмо, в конце хаган ставил свою подпись, затем прикладывалась государственная печать.
В тот период следовали правилам времен единого монгольского государства, по которым важнейшие вопросы внешних отношений— войны и мира — обсуждались и решались на курилтае знати и ноянов. На обсуждение специального совещания ноянов ставились вопросы об объявлении войны Японии, отправке послов на Яву и Суматру, завоевании Вьетнама и др. Китайские чиновники не допускались на эти совещания.
Послы, отправлявшиеся в далекие страны, обладали особым талантом. В. Рубрук писал, что монгольские послы пользовались золотыми, серебряными, бронзовыми и деревянными пай-цзы в зависимости от должности и чина. Золотые пай-цзы по размеру были «по ширине с ладонь и по длине с пол-локтя»[268] и на них писались хаганские указы. Посол с такой золотой пай-цзы мог требовать все, что захочет, и чтобы все выполнялось без промедления[269]. О таких же особых правах монгольского посла с золотой пай-цзы имеются сведения в тибетских работах[270]. В тех населенных пунктах, через которые проезжали монгольские послы — дипломатические представители, местные чиновники встречали и провожали их с большими почестями, сажали на самое почетное место независимо от чинов и рангов, давали охрану; в городах, куда прибывали эти послы, чиновники ожидали их у ворот, при этом встречающие били в барабаны, играли на духовых инструментах, стояли со знаменами и флагами и т. д.
