Дома проявляем почтительность к родичам, вне дома — преданность господину. Глупые и умные, добродетельные и непочтительные — все знают, что это долг. Но таких, кто бы мог описать, что есть преданность и почтительность, и знать, откуда они возникли, мало. Все сначала обдумывают, можно ли поступить так или иначе, но разница между умным и глупым состоит в том, что один решает правильно, а другой нет. В природе каждого ценить более всего милосердие, считать необходимым ум. Милосердие — основа всего, ум необходим для действия. Эти две вещи составляют корень жизни. Если к ним прибавить такие черты, как храбрость, красноречие, живость нрава, трудолюбие, сметка, бескорыстие, разумность, основательность, то это довершит все множество добродетелей. Если природные данные несовершенны, то они могут быть дополнены искусством (воспитанием), но если нет костяка в виде милосердия и ума, то сколько прекрасных вещей ни добавляй, они только подчеркнут ущербность. Вот почему не знающий, что есть милосердие, а обладающий смелостью и решительностью, чуть что как безумный хватается за меч; если нет ума, а красноречив, как софист, то его несет, как вырвавшегося на свободу скакуна. Хотя и обладает способностями, да они прилагаются не к месту, а только годятся на то, чтобы помогать всякой лжи, приукрашивать неправду. Обилие всякого рода умений в таком случае хуже их отсутствия.

Тому, у кого грубое сердце, не поможет внешняя благоприятная обстановка. Кто от природы глуп, тому бесполезны любые блага. Так, рыба наслаждается, плавая в воде. Когда же прорывается плотина и вода уходит, она становится добычей муравьев. Когда же выстроят дамбу, заделают течь, то рыба снова обретает необходимое дал жизни. Государство также имеет то, благодаря чему существует; люди имеют то, благодаря чему живут. То, благодаря чему существует государство, — это милосердие и долг (справедливость); то, благодаря чему живут люди, — это доброе поведение. Государство, в котором не соблюдается долг (справедливость), хотя и велико, погибнет; человек, поступившийся добром, пусть храбр, непременно будет сокрушен. В государстве, которое управляется хорошо, высшие правят, не дожидаясь подсказки. Ведь родителей почитают, старшего брата и его жену уважают, заслуживают доверия друзей — не дожидаясь приказов. Освободить себя от того, что должен исполнять, и осуждать других за неисполнение — это противоречие.

Ученый муж поселяется в глухом уединении. Желая продвинуться, он прежде всего обращается к себе самому. В продвижении есть свой закон — если не приобретешь доброго имени, не сможешь и продвинуться. В приобретении доброго имени есть свой закон — не пользуешься доверием друзей, не сможешь и продвинуться. В завоевании доверия друзей есть свой закон — в служении родичам не чувствуешь радости, не завоюешь и доверия друзей. В служении родичам есть свой закон — в самосовершенствовании неискренен, не можешь служить и родичам. В искренности есть свой закон — сердце не умеет сосредоточиваться на одном, не сможешь быть и искренним. Закон увидеть легко, да трудно им овладеть, эффективность его налицо, да достичь — то ее нелегко, — потому и не достигают.

Дао высоко так, что не имеет верха, глубоко так, что не имеет низа, ровнее уровня, прямее отвеса, круглее круга прямее квадрата. Обнимает собою Пространство и Время и не имеет ни внутренней стороны, ни внешней. Струится потоком, все покрывает и несет на себе, само не опираясь ни на что[876]. Поэтому и воплотивший дао ни печален, ни весел, ни радуется, ни гневается, сидит не размышляя, спит без сновидений. Вещи приходят — дает им имя, дела подступают — на них откликается.

Правитель — это сердце государства. Когда сердце в порядке, тогда и все сочленения в покое, сердце встревожено, и все сочленения приходят в смятение. У кого сердце в порядке, у того тело и сочленения не докучают друг другу, в хорошо управляемом государстве господа и слуги забывают друг о друге. Желтый Предок говорит:

Тот, чья добродетель совершенна[878], сообща обсуждает планы, сообща принимает решения; верхи и низы при нем — единодушны. Когда же нет стоящих у обочины и нет посторонних, то закрыта дорога злу, открыты пути добру, а народ устремлен к правильному. В Переменах сказано «Будь с людьми в диком поле, одолеешь и широкую реку»[879].

Дао — это водитель вещей[880], Благо — опора природы вещей. Милосердие — это проявление любви к ближнему, исполнение долга-справедливости[881] — это единство с людскими сердцами и согласие с интересами многих. Вот почему когда утрачивают дао, то Благо находит применение. Благо приходит в упадок, и рождаются милосердие и долг справедливость. Поэтому в высшие времена люди несли в себе дао и не нуждались в Благе, в средние времена хранили Благо и не разрушали его, в конечные времена с ног сбиваются, только бы не утратить в себе милосердия и долга-справедливости.

Благородный муж не способен забыть о добродетели и долге — для него это равносильно утрате смысла бытия, ничтожный человек не может жить без удовлетворения собственных страстей: утратит предмет своих вожделений и потеряет смысл существования. Иными словами, благородный муж боится потерять милосердие и долг-справедливость, а ничтожный человек — выгоду. Наблюдая, кто чего опасается, постигаем их различие. В Переменах говорится: «Встретил оленя, а нет егеря: благородный муж, едва вступив в лесную чащу, останавливается, ибо лучше упустить оленя, чем испытать досаду»[882].

Кто щедр в раздачах, тому отдается с лихвой, но горе тому, кто нанесет большую обиду. С древности и до наших дней не бывало, чтобы при малых милостях росло бы преклонение, а скопление обид не принесло бы несчастья.

Поэтому мудрец тщательно исследует прошлое, чтобы знать будущее. Дао мудреца подобно чаше с вином, что стоит на перекрестке дорог: проходящие пьют кто много, кто мало — по-разному, но каждый столько, сколько ему нужно. Поэтому завоевать одного — значит завоевать всех, и если обращаться с низшими так, как они ждут этого от высших, то кто откажет в любви? Если служить высшим так, как они ждут этого от низших, то кто останется недоволен? В Песнях поется:

Дар — это нечто великое, а человек — это малость, но, оказав благодеяние малому, можно облагодетельствовать великое.

Благородный муж, видя чей-то проступок, не думает о наказании — он склонен увещевать; встретив в ком мудрое достоинство, не думает о его худородстве, поэтому всегда готов уступить, видя скромность достатка, не ставит в вину бедность, поэтому всегда готов к раздачам. Когда поступки несут на себе печать искреннего чувства, то, хотя бы они были ошибочны, не вызовут обиды; когда лишены чувства, то и те, что совершены из преданности, принесут лишь зло.

Хоуцзи щедро облагодетельствовал Поднебесную, однако не кичился этим; сполна внес свою лепту в ее благоденствие и Юй, все вложил в свой труд, но был не удовлетворен. Полное подобно недостающему, полнота схожа с пустотой[884]. Они поняли это до конца. Обычно люди ценят то, что их радует, а радуются тому, что им приятно. В мире всегда выдвигали достойных, но это приводило иногда к порядку, иногда — к смуте. Не потому, что люди обманывались, а потому, что мерили по себе; сами же не обязательно обладали достоинством и, меряя по себе, в стремлении найти достойного ошибались. Если мерить Шуня меркой Яо, то это возможно. Но мерить Яо меркой Цзе — это все равно что соизмерять вершок и аршин. Ныне услышав слово «хули»[885], можно не знать ни что такое «ху», ни что такое «ли». И не обязательно, что тот, кто не видел «ху», не видел и «ли». «Ху» и «ли» — это не совсем разные понятия, они принадлежат к одному роду. Но когда говорят «хули», не предполагают знания отдельно «ху» или «ли»[886]. Так же точно когда называют недостойного «достойный», то конечно же не знают, что такое «достойный», а когда называют достойного «недостойным», то, конечно, не знают, что такое «недостойный»[887].