Уровень как мерило ровен и не знает неровностей, держит равновесие и ни к чему не склоняется. Он обширен и объемлет собою все, щедро одаривает тьму вещей гармонией, мягкий, а не твердый; острый, но не сламывающийся[645]; текучий, а не застойный; простой, но не низкий[646]; легко развертывается, но знает пределы; плотный и не допускает просачивания. Если уровень не утратит своей ровности, то тьма вещей придет в равновесие, в народе не будут зреть опасные замыслы, гнев и обиды забудутся. Итак, Верховный Владыка делает вещи ровными и покойными[647].
Циркуль как мерило, сделавши оборот, не возвращается назад; круглый без задоринки; вольный, но не распущенный; в проявлении чувств умерен; легко развертывается, но знает пределы; праздный и раскованный; не вызывает обид. Если мера циркуля не утрачивается, то страсти держатся в границах.
Весы как мерило медлительны, но не отстают; ровны и не впадают в обиды; раздают и не считают это милостью; выражают сочувствие, но не порицают. Они призваны выравнивать доходы народа, с тем чтобы поддержать недостаточных. Полнокровные и солнечные, только благом ведомы. Пестуют растущее и воспитывают подрастающее, чтобы тьма вещей пышно цвела, чтобы зрели злаки, чтобы были полны закрома во всех границах и пределах. Если в управлении не будет упущений, то все на небе и земле будет разумно устроено.
Угольник как мерило внушает уважение и не вызывает подозрений, тверд и не теряет присутствия духа, если что забирают у него, не испытывает обиды, если что приносят ему, не видит в том вреда. Величествен и суров, но не внушает страха. Приказы исполняются неукоснительно. Казнит, карает и достигает желаемого. Недруги и враги оказываются побежденными. Если угольник выдерживает точность и нет в нем упущений, со всех спросится и все покорятся.
Гири как мерило настойчиво добиваются, но не завладевают; убивают, но не расчленяют; заполняют полностью, так, чтобы было плотно и ничто не просочилось; разрушают вещи, но их не забирают; обвиняют и казнят, и не милуют; при этом непременно искренни; их честность неколебима; стремятся вычистить зло и жестокости, но не используют при этом кривых путей. Поэтому для того, чтобы зима была правильной, надо слабое усиливать, мягкое укреплять. Если гири будут правильны и это не утратится, то тьма вещей будет надежно укрыта.
Порядок, установленный Светлым залом, таков: в покое следовать уровню, в движении — отвесу, весной управлять с помощью циркуля, осенью — с помощью угольника, зимой — с помощью гирь, летом — с помощью весов. Вот почему сушь, вёдро, холод и жара приходят по сезонам; сладкие дожди, благотворная роса выпадают вовремя[648].
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ОБОЗРЕНИЕ СОКРОВЕННОГО
Когда-то давно Наставник Куан заиграл мелодию «Белый снег», и божественные твари спустились на землю, налетели ветры и дождь, Пин-гуна охватила немощь, а земли царства Цзинь выгорели от засухи. Вдова в отчаянии воззвала к небесам, и гром и молния поразили башню Цзин-гуна[649], покалечив людей, а море вышло из берегов. И слепец, и вдова — люди малые, их место равно ведающему пенькой, а вес легче пуха. Однако тот, чья душа напряжена, а дух сосредоточен, способен проникнуть вверх до Девятого неба, потрясти само Совершенное цзин[650]. Отсюда ясно, что от кары Высшего Неба не укрыться ни в могильной тьме, ни в глухом уединении, ни в глубокой пещере, ни в опасных горах.
Царь Воинственный, идя походом на иньского Чжоу, переправлялся в Мэнцзинь[651]. Дул яростный ветер, Ян-хоу[652] ударами волн обращал течение вспять, в кромешной тьме нельзя было разобрать, где люди, где кони. Тогда царь Воинственный, держа в левой руке желтый топор, а в правой сигнальный флаг с белым бунчуком, взмахнул им и с гневом во взоре воскликнул: «Я служу Поднебесной. Кто смеет препятствовать мне?» И ветер стих, и волны улеглись. Луян-гун имел сражение с Хань[653]. В самый разгар битвы, когда солнце стало клониться к западу, Луян-гун взмахнул трезубцем, и солнце вернулось на три стоянки[654]. Тот кто хранит целостность своей природы, бережет естественные свойства, не допускает изъяна в своем теле, тот встретив беду, оказавшись в опасности, душою сливается с небо, как если бы никогда не покидал своего корня[655]. Что только ему тогда не под силу!
Жизнь и смерть — соседи, не надо бояться могильного холма. Один храбрый воин делает всю армию непобедимой. И это ради достижения славы. Тем более тот, для кого небо и земля — дом, кто держит за пазухой всю тьму вещей, дружит с Творящим изменения, таит во рту совершенную гармонию, кто нашел свою пару в человеческой форме[656], он обозревает все, постигает Одно, знает и непознаваемое, а сердце его — бессмертно!
Когда-то Учитель от Ворот Согласия пришел плакать к Мэнчан-цзюню[657]. Строем речи, проникновенной мыслью, ласканием сердца, звуками голоса растрогал Мэнчан-цзюня, слезы у того полились ручьем, он плакал неудержимо. Чувства и мысли этого Учителя оформлялись внутри, а вовне вселяли скорбь в человеческие сердца. Это непередаваемое искусство. Если же заурядный человек станет подражать его внешнему виду, не овладев «господином формы»[658], то это будет только смешно. Пу Цецзы[659] доставал птиц с высоты свыше ста жэней, Чжань Хэ ловил рыбу в глубокой пучине — оба они владели чистейшим искусством (дао), величайшей гармонией. Разные виды существ друг другу откликаются. В этом заключается сокровенная тонкость, глубочайшая малость, которую не постигнуть рассуждением, не изъяснить в речах. Приходят восточные ветры, и вино переливается через край, шелковичный червь выпускает нить, и рвется струна шан[660] — как будто кто-то тронул их. Очерчивают силуэт пепельного круга в лунном свете, и в лунном ореоле открывается проход[661], кит умирает, и появляется комета — как будто кто-то их побудил к этому. Поэтому мудрец, вступая на престол и облагодетельствуя народ, хранит дао и не говорит. Когда господин и слуги не в согласии, то на небе появляется солнечное свечение бэй и цзюэ. Это свидетельство того, что человеческий дух и небесный эфир взаимно откликаются. Облака в горах подобны пышным зарослям; облака над водой подобны рыбьей чешуе; облака в засуху подобны дыму от костра; облака в дожди подобны волнам. Все принимает образ того, чем вызвано. Янсуй добывает огонь от солнца, фанчжу — росу от луны[662].
В пространстве между небом и землей происходит столько изменений, что самые искусные календари не могут их перечесть. Рука стремится схватить смутно ощущаемое, но свет его неуловим глазу. Ведь то, что мы сжимаем в ладони, ведет свой род из-за грани Великого предела. А то, благодаря чему добываются вода и огонь, — это взаимодействие однородного эфира инь и ян. Благодаря этому Фу Юэ оседлал звезду Чэньвэй[663]. Высшая степень инь — это леденящий ветер, высшая степень ян — это иссушающая жара, от их соития образуется гармония и рождается вся тьма вещей[664]. Коли будет масса самцов и ни одной самки — какое же порождение возможно?[665] В этом и заключается неизреченное красноречие, непередаваемое дао. Поэтому для привлечения далеких используют недеяние, для сближения с близкими пользуются бездействием. Только путешествующие в ночи[666] способны владеть этим искусством.