— Да что ему будет? — отмахивается Клогги. — Он — сын лорда. Ему пастух ничего не сделает.

Так и происходит, когда Кимель возвращается к ним, даже не заработав подзатыльника или удара хлыстом по заднице. Да, положение в обществе решает твою судьбу.

— Кимель — дурак. Кимель — копуша, — дразнится Клогги, что подхватывают еще некоторые дети.

— Заткнитесь. Я и не собирался убегать, мне все равно ничего не сделают, — мальчик явно пытается оправдаться.

— Но я видела, что ты начал бежать, — не успокаивается главная заводила.

— Замолчи! Вообще это ты во всем виновата. Я пошел домой, — обиженно отвечает Кимель и действительно идет по направлению к деревне и строящейся крепости, где живет местный лорд.

Клогги пожала на это плечами и продолжила игры со всеми, но вечером того же дня за это пришлось расплачиваться. Мама Клогги работает на кухне лорда, поэтому девочка любит туда приходить после дня игр, чтобы чего-нибудь поесть, но сегодня вместо ужина мать схватила за руку и потащила к самому лорду, который обычно сидит в общем зале с кубком вина.

— Ваша светлость, мы пришли, — женщина встает на колени, что вынуждена повторить Клогги, которая уже догадывается о том, что дурак-Кимель пожаловался на нее отцу и теперь можно ждать лишь наказания. К счастью, мужчине словно все равно на разборки среди детей, но и закрывать глаза он на это не будет.

— Всыпь ей. И посильнее, — только и говорит лорд на бесконечные извинения матери, после чего отпускает.

И всыпали Клогги действительно по самое не хочу, она почти уверена, что голая задница познала всю жгучесть ударов тонкой полоской кожи. И пока Клогги трет зареванное лицо, мать продолжает давать наставления:

— Пойми ты наконец, мы рабы господина, поэтому вести себя нужно подобающе нашему положению. Сын господина для тебя тоже господин, поэтому будь услужливой по отношению к нему. А теперь прекращай плакать и одевайся.

Клогги не могла сидеть и спать на спине еще пару дней, а на третий вновь оказалась на улице, чтобы продолжать игры с другими детьми. Кимель тоже там был, и снова оказался под прицелом насмешек Клогги, которая только разозлилась из-за того, что на нее пожаловались. Теперь к обидным прозвищам добавилось «доносчик» и «плакса». Ничего удивительного, что к вечеру того же дня Клогги вновь наказана матерью.

И чем больше в Клогги пытались вбить почтительности и манер, тем сильнее она буйствовала, не страшась нового наказания. Кимель перестал играть с другими детьми, если там была «дура-Клогги», а её матери приходилось краснеть и извиняться еще больше. От этого удары плеткой становились тяжелее и многочисленнее, переходя также на спину. И чем больше брани и рукоприкладства мать получала от лорда, тем больше кровавых отметин оставляла на теле дочери, но даже такие телесные наказания словно заставляли девочку становиться только крепче и безумнее.

При этом, когда пришла пора снимать урожай, её специально отправили помогать на поля, чтобы у нее просто не оставалось времени на игры. Осень прошла без происшествий, а зимой снова случился инцидент, когда детвора принялась собирать свежевыпавший снег и кидаться им в друг друга в составе двух команд. Одной командовала Клогги, а другой — Кимель. Итогом стало разгромное поражение второй команды, а Клогги даже победно поставила ногу на «вражеского» капитана.

Заметившие это слуги донесли лорду, после чего Клогги ожидало новое наказание, но мать даже пальцем её не тронула, вернувшись от лорда и лишь твердила о том, что они должны служить, в этом их призвание. Она молча заставила Клогги помыться и надеть чистое платье, после чего поздно вечером отвела в опочивальню господина. И не слушая никаких вопросов, просто ушла, а скоро пришел хозяин крепости, плотно закрыв за собой дверь.

Вернулась Клогги только под утро с разбитой губой, следами веревки на запястьях и пустым взглядом. Она позавтракала на кухне, где работает мать, и обе молчали. Подобное потом повторялось несколько раз, но поведение Клогги становилось только хуже. Там, где раньше было детское озорство, появилась черная злость. Принуждение к рабское доле, с которым девочка не могла бороться, пробуждало стремление нарушать все остальные правила, какие только можно.

Она и раньше была задирой и непоседой, а теперь пугает вообще всех сверстников, но особенно отыгрывается на Кимеле, на жалобы которого лорд перестал обращать внимание, лишь звал к себе Клогги. Таким образом играть ей больше стало не с кем, она развлекала себя играми с воображаемыми друзьями и научилась слушать музыку, которую никто другой не слышал.

Через год она пугала даже взрослых, а также ночью перерезала горло новому скакуну, подаренному лордом единственному сыну на десятилетие. На это хозяин земель не стал смотреть сквозь пальцы, поэтому решил научить сына, как себя вести со слугами. Клогги в конюшне привязали к столбу, после чего лорд вручил Кимелю палку и приказал бить, пока Клогги не встанет перед ним на колени и попросит прощения.

Сначала это Кимелю даже понравилось, но Клогги успела повидать в своей жизни и не такое, так что лишь терпела, закрыв голову руками. В конюшне никого больше не было, а лорд приказывал бить сильнее, а также повторять приказ преклониться. В итоге до отчаяния дошел сам Кимель, которому только предстояло научиться жестокости. Он со слезами на глазах попросил отца остановить всё это, но лорд лишь вздохнул и приказал отдать ему палку.

Кимель явно тогда обрадовался, но Клогги знала, что лорд может делать с ней абсолютно что угодно без каких-либо ограничений и будет этим пользоваться. Удар взрослого человека заставляет взвыть против воли, и Клогги тут же встает на колени и целует землю у ног Кимеля.

— Вот видишь? Теперь всегда носи с собой палку и используй по назначению, — сказал тогда лорд и отдал ребенку орудие принуждения со следами крови. И Кимелю пришлось подчиниться и через какое-то время он нашел забавным ударять Клогги всякий раз, когда она оказывалась рядом. А дочери кухарки приходилось принимать раболепное положение, иначе лорд снова начнет звать к себе.

В итоге Клогги еще сильнее отдалилась ото всех и научилась не попадаться никому на глаза в течение всего дня, но тогда Кимель придумал новую игру для всех детей. Тот, кто найдет и поймает Клогги, получит вкусную награду со стола лорда. После этого прятаться стало невозможно, её находили, и Кимель заставлял стоять на коленях и бесконечно повторять вопрос о том, что нужно исполнить бестолковой рабыне для её несравненного господина.

Это могло бы продолжаться и дальше, но однажды день не задался от слова совсем. Болел живот, всю ночь пришлось помогать матери на кухне готовиться к скорому пиру, а тут Кимелю вновь стало скучно, и он вновь объявил охоту на Клогги, которая решила поспать на чердаке хранилища с зерном.

И когда сын конюха нашел её там и сбросил спящую с балки, что-то животное пробудилось в ней. Ярость вылилась на первого, кто оказался рядом. Клогги его сначала принялась избивать, а потом задушила оказавшейся под рукой веревкой. Когда она вышла оттуда, Кинель и остальные, до этого бесстрашные, попятились, словно увидели чудовище.

Убийство вызвало переполох, а Клогги даже не пыталась ничего скрывать. Ей уже было все равно, даже если её убьют, но вместо этого лорд решил просто избавиться от той, кто однажды может совершить еще что-то подобное.

В одном комплекте одежды её выпроводили на тракт, где дожидался загадочный человек, которого другие называли колдуном. Подобных людей боялись даже те, кто имел власть в своих руках, так как колдуны могли отдавать приказы самому миру и были на короткой ноге с другими мирами и их обитателями. Мать Клогги не стала провожать дочь, так как была занята новорожденной девочкой, отцом которой стал кто-то из слуг. Возможно, её сестру она сможет воспитать как положено рабам, но проданной незнакомому человеку Клогги на это плевать. Стало вообще на всё плевать.

— Какой приказ я должна для вас исполнить? — это были первые слова, которые она произнесла колдуну с недоброй улыбкой. Огонь в ней потух окончательно, но она даже не догадывалась, что новый господин наполнит её естество совсем другим огнем, который будет жечь, но не согревать…