Усердие его было так велико, что даже я спустя пару минут начала словно невзначай ковыряться пальцем в ухе, а Мелихаро попросту натянул свой берет едва ли не до плеч. Однако и капитан, и фивейцы слушали эти вопли, напоминавшие кошачий ор по весне, с заметно усиливающимся почтением.

– Потише, господин, – капитан приложил палец к губам с тревогой осмотрелся. – Все же нынче еще не те времена, чтобы говорить правду открыто, не опасаясь ушей доносчиков. Простите, что усомнился в вас, храбрый человек.

Леопольд, запыхавшийся и багровый, умолк на полуслове, а господин Барнаба с сочувствием похлопал его по плечу.

– Мужайтесь, мой друг, – сказал он тихонько. – Времена переменятся, верьте!

И мы въехали в Изгард.

Когда пришло время прощаться с фивейцами, теперь взирающими на магистра с неподдельным уважением, господин Силумн, словно решившись, подозвал нас к себе и произнес:

– Я вижу, что вы славное семейство, изведавшее немало горя. Не могу открыть вам всего, однако знайте, что даже после самой долгой и темной ночи наступает рассвет. Запомните слово, которое я скажу вам сейчас – оно поможет вам отличить друзей от врагов в смутное время. Это слово – "арборе". И да благословит вас бог!

После этого он сердечно обнял нас по очереди, и мы, помахав вслед фивейским повозкам, скрывшимся за углом, наконец-то дружно вздохнули с облегчением.

– Въедем в город, не вызвав подозрений! Почтенная компания! – прохрипел Леопольд, сорвавший голос. – Все ваши планы оборачиваются неприятностями и каждый раз мне приходится кричать все громче, чтобы выпутаться из них!

– Странные люди эти фивейцы, – задумчиво протянул Мелихаро. – Негоже торговцам быть такими таинственными и дружелюбными – это им не по чину.

– Что же в их повозках?.. – бормотала я, не слушая ни одного, ни другого. – Оружие? Листовки? Положительно, я поторопилась, когда решила, что в стенах Академии мы будем в безопасности до весны. Хоть бы мы продержались до конца осени...

Небо над Изгардом то и дело покрывалось низкими свинцовыми тучами, но иногда луч осеннего солнца пробивался в просвет между ними и ни одному волшебнику не удалось бы повторить то чудо, что он совершал. Мрачный город, возведенный из серого камня, становился приветливым и веселым, и даже я, занятая своими тягостными и беспокойными размышлениями, отметила, что к празднику его украсили с необычайной пышностью. Двери и окна даже самых скромных домов их жители убрали последними осенними цветами, гирляндами из ярких осенних листьев и венками из вечнозеленой омелы. Чем ближе к главной площади мы подходили – тем больше замечали свежевыкрашенных вывесок, новехоньких флагов и ярких разноцветных лент.

На каждом более-менее значительном перекрестке слышен был стук молотка и визг пилы – спешно возводились помосты для представлений, а рядом с горами ароматных свежих досок, не дожидаясь завершения работы плотников, дурачились заезжие комедианты в пестрых одеждах, использовавшие любую возможность, чтобы выманить у прохожих пару монет.

Иногда порыв ветра приносил с запада особо зловредное черно-сизое облако, после чего крупные капли дождя заставляли и строителей, и актеров, и зрителей с проклятиями разбегаться. Но даже непогода не могла испортить праздничное настроение изгардцев. Тем более, что причину этого досадного недочета горожане давно уж определили и, как оно водится, переносить тяготы стало чуть легче – ведь можно было от души клясть виновников:

– Негодные чародеи! – то и дело слышала я. – В столь радостный день не соизволили разогнать тучи!

– Вот так они радеют за нашего князя! Ишь как встало им поперек горла рождение наследника! Поди, нарочно творят заклинания, чтоб дождь не унимался.

– Ну все, закончилась их вольница. Пусть еще пару раз покажут свой норов, и светлейший Йорик убедится, какое ядовитое гнездо умостилось под его боком!

И Леопольд, и Мелихаро внимательно прислушивались к доносящимся отовсюду разговорам подобного толка, поэтому ни один из них не задал мне вопрос, отчего мы битый час плутаем по улицам, вместо того, чтобы спросить у случайного прохожего, как пройти к Академии Магии. Чародеев никогда не любили в Изгарде за спесь и склонность к интригам, но сейчас уж больно громко звучали обвинения. Быть может, мы просто не привыкли к столичным обычаям, но некое чутье подсказывало мне, что не стоит нынче лишний раз обозначать свою принадлежность к чародейскому племени.

Спустя пару часов, потраченных на блуждания по бесконечным узким переулкам, я, наконец, припомнила одну из улиц и сообразила, в какую сторону нам следует идти. Так как об этом я заявляла уже не в первый раз, Мелихаро и Леопольд лишь хмыкнули с кислым выражением лица. Но на этот раз я не ошиблась – в просветах между крышами домов виднелась темная зубчатая стена, от вида которой у меня неожиданно перехватило дыхание. Сколько я не повторяла, что никогда больше чародеям не запугать меня, но сейчас мне вновь довелось почувствовать себя той беспомощной и глупой девчонкой, которую магистр Каспар когда-то оставил в стенах Академии, понадеявшись, что у нее хватит смекалки не пропасть в этом безумном незнакомом мире.

Но даже оживший застарелый страх не помешал мне заметить любопытную особенность – чем ближе мы подходили к Академии, тем меньше флагов, лент и гирлянд украшало дома, какими бы богатыми они не выглядели. Разумеется, у господина, что сумел найти деньги на лучшую черепицу и кованую ограду, нашлась бы пригоршня медяков и для покупки пучка лент, так что подобная сдержанность происходила явно не от бедности. Истина заключалась в том, что поблизости от Академии всегда селились господа, на протяжении многих лет имеющие дела с чародеями. Если уж ты сделал ставку на проигравшего, то нет смысла изображать, будто вовсе не участвовал в игре. Противники чародеев сегодня торжествовали, сторонники почли за лучшее сохранить лицо и вежливо отдать должное государственному празднику – не более того.

У главных ворот Академии лишь два промокших флага с позолоченной бахромой свидетельствовали о том, что здесь слыхали о счастливом событии в княжеском дому. Маги, конечно же, знали, что весь город судачит о том, как наплевать чародеям на славные события последнего времени, но считали ниже своего достоинства убеждать горожан в обратном. Это свидетельствовало о том, что Лига все еще уверена в своих силах, но вовсе не означало, будто уверенность эта имеет веские основания.

– Мы все еще можем повернуть обратно, – тихо, но страстно промолвил Мелихаро, не отводя от ворот встревоженного взгляда. – Я чувствую, что ловушка захлопнется, стоит нам только войти туда.

Магистр Леопольд попытался было что-то сказать, но лишь захрипел и взмахом руки показал, что ему тоже милее веселящийся город, оставшийся за нашими спинами.

– Ну уж нет, – нахмурилась я. – Если у кого эти стены и вызывают истинную неприязнь – так это у меня, ведь здесь мне несколько лет довелось быть ничтожнейшим и презреннейшим из человеческих существ. Но я еще раз повторяю вам – здесь мы будем в безопасности некоторое время, и лучшего выхода нам никто не предложит.

Демон вздохнул, чародей покачал головой, издавая грустное сипение, и я поняла, что какие бы бедствия нас не ожидали впереди – они тут же обвинят в этом меня, как изгардцы сейчас обвиняли магов в том, что осенью с небес проливается дождь.

Привратник без особого интереса осмотрел приглашение магистра Леопольда и отворил нам ворота. Помнится, первый раз я ступила на земли Академии, пройдя через крошечную калитку и будучи при этом всего лишь жалкой находкой опального чародея. Разумеется, в глубине души я надеялась, что второй раз приду сюда, став равной среди равных. Но ступенька, на которую я поднялась, выбиваясь из сил, оказалась не столь уж высокой: спустя десять лет я оказалась такой же беглянкой-обманщицей, что и раньше. И самым главным моим оружием была истина, открытая мне тогда щедрым крестным-самозванцем: чародеям нельзя доверять ни при каких обстоятельствах.