– К сожалению, – в очередной раз, словно невзначай, напомнила мне одна из магичек, – большая часть этих заклинаний будет иметь временный эффект. Для полного избавления от всех изъянов потребуется время и долгая кропотливая работа, но даже сейчас вы можете посмотреть в зеркало и без труда вообразить, как чудесно вы сможете выглядеть в будущем!..

Разумеется, то был весьма прозрачный намек – если я хотела в дальнейшем сохранить ту красоту, которой меня наделили сегодня, то мне следовало сохранять теплые отношения с Артиморусом, предоставившим к моим услугам этих искусниц, явно имеющих дело с заказами самых богатых изгардских дам. Уловка старого мага не была столь уж хитрой, но, вне всякого сомнения, действовала – я чувствовала это каждый раз, когда бросала взгляд на услужливо поданное зеркало. Да, осознание утраты ранит – а я теперь ясно видела, как много утратила. В зеркале отражалось вовсе не то смуглое, грубоватое лицо, к которому я привыкла. Хоть черты его и не изменились, но оно стало куда яснее и свежее, точно старый портрет, с которого стерли вековую пыль. Жесткие волосы, погубившие столько гребней, теперь свивались в блестящие точно шелк локоны, и глаза, внезапно оказавшиеся светло-голубыми, сияли на фоне матовой, чуть тронутой золотистым загаром кожи. Никогда я не была так хороша, и, если мне хотелось сохранить этот дар, следовало оставаться при Артиморусе, более не пытаясь бунтовать против Лиги и слепо выполняя все приказы. О, это был коварный подкуп!

Когда чародейкам показалось, что они достаточно поработали над столь неблагородным материалом, мне было предложено посмотреть на себя в большое зеркало, украшавшее дальний угол комнаты. Мне доводилось видеть не так уж много предметов, изготовленных эльфами – не считая надгробий и склепов на злополучном эльфийском кладбище около Эсворда – но я сразу поняла, из-под чьих рук могло выйти подобное произведение искусства. Из одежды на мне к тому времени осталась только простая рубаха, но тем сильнее оказалось впечатление, произведенное на меня моим же отражением. Возможно, измени чародейки меня до неузнаваемости, я бы заставила себя испытывать пренебрежение к фальшивой временной личине, подаренной мне Артиморусом, но в зеркале несомненно отражались именно мои лицо и тело, ставшие в одночасье куда привлекательнее.

Я так пристально изучала себя, что даже не заметила, как потемнела зеркальная гладь, точно все свечи в комнате догорели разом – одна лишь моя фигура оставалась озаренной светом, чей мертвенный лунный оттенок был мне уже знаком. На мгновение голова у меня закружилась, я сморгнула и увидела, что голова моя украшена венком из плюща, и побеги его обвивают мои руки. От неожиданности я сделала шаг назад, мгновенно покрывшись испариной, и едва не сбила с ног одну из моих благодетельниц. Судя по выражениям их лиц, ни одна из чародеек не заметила ничего необычного, и я не стала объяснять, отчего я испугалась, рассудив, что ни один из моих секретов не стоит раскрывать без веской на то причины. Но к тревожным мыслям, одолевающим меня, добавились еще и недобрые воспоминания об обещании, данном мною лесному королю. Мне пришло в голову, что выполнить мне его придется весьма скоро – раз уж завтра я узнаю о том, куда подевался Каспар...

Ближе к полуночи, после утомительного выбора наряда, меня препоручили заботам служанок, проводивших меня в ванную комнату, после чего силы окончательно покинули меня. Я рухнула, обессилев, на огромную кровать и спустя пару минут уже крепко спала – а в ушах у меня звучала та самая мелодия, что слышала я тогда у развалин башни, где веселился король Ринеке.

Светская столичная жизнь начиналась отнюдь не с рассветом, и я впервые за много дней спала, сколько того требовало уставшее тело. Это придало мне и физической силы, и душевной – я окончательно уверилась, что повстречаю сегодня Каспара. И разве это была не встреча мечты? Я кружилась перед большим эльфийским зеркалом, рассматривая свое прелестное голубое платье со всех сторон, и впервые в жизни испытывала те чувства, что так важны для любой женщины. Ум мой был настолько занят непривычными для него мыслями, что я на время оглупела до невероятных пределов. Каким-то чудом мне удалось сообразить, что следует остановить служанку, уносящую мою старую сумку. Но к моему пышному наряду полагался лишь небольшой изящный кошелек, расшитый жемчугом, и я могла захватить с собой лишь самые важные предметы. Поразмыслив, я положила в кошелек ключ от дома Аршамбо и почти пустой пузырек из-под зелья, которым я когда-то воспользовалась при похищении Озрика.

– Вы восхитительно выглядите, госпожа Брогардиус! – объявил Артиморус, завидев меня, а Констан, сопровождающий его, с одобрением прибавил:

– Великая сила – магия!

К княжескому дворцу мы отправились в роскошной карете. Я с превеликим трудом забралась внутрь, путаясь в многочисленных кружевных нижних юбках, напоминавших мне нагромождение мыльной пены, и всю дорогу пыталась уложить воланы и рюши так, чтобы не застрять намертво при выходе. Чем дольше мы ехали, тем с большим беспокойством изучал меня Артиморус, явно сообразивший, что упустил из внимания некоторые аспекты своего плана:

– Позвольте поинтересоваться, юная дама, – с опаской произнес он, наконец. – Имеете ли вы представление о придворном этикете и правилах поведения, принятом в высшем свете?

– Об этом вам следовало подумать ранее, раз уж вам пришла в голову блажь взять меня с собой, – ядовито отвечала я, ерзая на своем месте. – Могу, пожалуй, обещать, что не буду громогласно сморкаться и мыть ноги в фонтане.

Артиморус заметно вздрогнул, и я мстительно усмехнулась, хотя, признаться, и сама порядочно опасалась опростоволоситься. Меньше всего я хотела бездарно истратить этот шанс и показаться Каспару неотесанной деревенщиной.

Никогда в жизни я не решалась мечтать о том, что попаду в княжеский дворец, да к тому же войдя через парадный вход. От простодушного восторга я даже позабыла на время, как непрочно мое положение и как мало я знаю о том, что меня ожидает впереди. Пока Артиморус тщетно пытался скрыть негодование, обуревавшее его после общения со стражей, которая нарочито долго изучала его приглашение, я жадно осматривала дворец, чьи светлые белокаменные стены и стрельчатые высокие окна мало походили на мрачные строения Академии.

– Эти глупцы еще пожалеют о своей дерзости, – зловеще пробурчал себе под нос Артиморус, то и дело оглядываясь, и я подумала, что из Искена когда-нибудь получится прекрасный глава Лиги чародеев – по крайней мере, аспирант гневался на непочтительных стражников необычайно схожим образом.

Зал, где должен был состояться торжественный прием эзрингенского посольства, был заполнен придворной знатью. Конечно же, Артиморуса Авильского знал любой из присутствующих, но определенное количество придворных посчитало нужным сделать вид, будто понятия не имеет, что за длиннобородый старец в старомодной бархатной мантии появился средь шумной толпы. Те же, кто решился все-таки поприветствовать Артиморуса, делали это смущенно и торопливо, но быстрые поклоны взбесили старого мага едва ли сильнее, чем равнодушие. Я заметила, что кончик его седой бороды извивается, точно змеиный хвост.

Меня же задеть презрительными рассеянными взглядами было куда сложнее – большую часть жизни я провела в подобном положении, и злорадно полагала, что некоторым магам не повредит опыт такого рода. К тому же, отнюдь не все придворные щеголи изображали, будто не замечают меня, и эти выразительные взгляды оказали на мою осанку куда более благотворное влияние, нежели вчерашние заклинания. У внимания того были причины и помимо моей многократно усилившейся внешней привлекательности – пышный наряд, который выбрали для меня чародейки, определенно выделялся на фоне темных закрытых платьев прочих дам. Прически всех придворных красавиц оказались очень строги – ни единого локона не выбивалось из их кос, украшенных разве что скромными лентами, в то время как в копне моих распущенных волос сверкали десятки драгоценных шпилек, немилосердно царапавших голову. Лица всех без исключения дам, попадавшихся на моем пути, были очень бледны – и я видела, что на создание изможденного образа у бедняжек ушло немало стараний и пудры, скрывающей здоровый румянец. Вовсе не так я воображала облик блистательного княжеского двора, но мое молчаливое удивление не продлилось долго. Констан, разряженный почище меня, скривился и пробормотал: