Мелихаро всегда был записным франтом, что в сочетании с любовью к рукоделию и большим количеством свободного времени, обеспечило его множеством вещей, способных вызвать у окружающих нечто среднее между недоумением и восхищением – если бы демон имел возможность демонстрировать свои наряды кому-то, кроме меня, разумеется. Собираясь в путь, бедняга испытывал настоящие муки, и в результате остановил свой выбор на тех предметах одежды, что стоили ему самых больших трудов – иначе говоря, на самых вычурных.

Магистр Леопольд, не обладая талантами демона к шитью и кройке, давно уж сделал выбор в пользу опрятной скромности, предпочитая традиционные одеяния темных тонов, придающие ему обманчиво добропорядочный вид. В них он ничем не отличался от писца или же стряпчего средних лет.

Иными словами, мы не походили на бродяг или преступников и вполне могли сойти за семейство мелких землевладельцев, проживающих в глуши за счет ренты и имеющих возможность раз в пару лет выбраться в Изгард, чтобы потом с особым достоинством упоминать об этой поездке в беседах с соседями. Конечно же, мы являлись идеальными слушателями для разговорчивого господина Силумна, получавшего истинное удовольствие от изумления, читавшегося на наших простодушных провинциальных лицах.

Вначале он заново пересказал нам историю обретения князем Йориком наследника, теперь уж перечислив все святые места, куда наведались князь с женой по пути на родину последней. Затем, еще более восторженным тоном, он описал, как велика была благодарность князя богу и как воспрянули духом все добрые люди, заметив, что светлейший Йорик охладел к чародеям. Конечно же, я допускала, что господин Силумн преувеличивает масштаб изменений в устройстве нашего княжества, выдавая желаемое за действительное, но по всему выходило, что и впрямь для Лиги в Эпфельредде наступили не самые светлые времена.

– Он сияет, как новехонькая медная кастрюля! – пробурчал мне на ухо Мелихаро. – Даже если поделить все его слова на десять, все равно выходит, что чародеи опростоволосились.

– Чтоб Лига так просто уступила? – я скривилась. – В любом случае, вряд ли временная опала всерьез повлияет на жизнь Академии, а большего нам и не надобно.

В это время господин Барнаба Силумн наконец-то спохватился, что ничего о нас не знает, и по его лицу пробежала тень запоздалого раскаяния, свойственного болтунам, корящим себя за очередной приступ несдержанности. Однако, я готова была поклясться, что еще больше господин Силумн мысленно порицал себя не за то, что уже произнес, а за то, что чуть было не слетело с его языка и оттого становилось ясно, что у собеседника нашего водятся за душой кое-какие тайны.

– Позвольте! – воскликнул он, с подозрением воззрившись на Леопольда. – Вы, часом, не имеете ли отношения к чародейскому сословию?

Магистр отнюдь не был глуп и оттого решительно отверг это предположение, но далее возникла заминка, и я поспешно пришла на помощь:

– О, не огорчайтесь так, дядюшка! – воскликнула я участливо и тут же, повернувшись к господину Силумну, пояснила:

– Дядюшка с трудом переносит, когда при нем упоминают чародеев. Он немало пострадал из-за этого гнусного племени. Всего несколько лет назад эти мошенники, воспользовавшись его отъездом, разрушили до основания дом дядюшки!

– Мерзавцы! – вскричал господин Силумн. – И, наверняка, даже не подумали выплатить компенсацию!

– Да, от них такого не дождешься, – мрачно подтвердил магистр.

Тут к нам подошла служанка и спросила, желаем ли мы позавтракать. В тоне ее слышалось явное неодобрение и я без труда прочитала ее мысли, касающиеся путников, появляющихся в гостинице ни свет, ни заря.

– Подайте мне то же самое, что и вчера! – ответил господин Барнаба с лучезарной улыбкой, и я, повинуясь неясному предчувствию, не дала молвить магистру Леопольду ни слова:

– И нам ровно то же самое, что и этому господину! – сказала я.

В выражении сонного лица служанки появилось нечто, что я бы назвала разновидностью жалости, свойственной изредка даже малосострадательным людям.

– Но этот господин держит суровый пост! – предостерегающе молвила она.

– И мы тоже! – твердо ответила я, решив, что нам следует укреплять дружбу с новым знакомцем, раз уж он осведомлен о происходящем в столице получше нас, да к тому же явно о чем-то недоговаривает.

– Что вы наделали? – вопросил меня вполголоса магистр Леопольд, когда перед его носом возникла тарелка, где в мутной жидкости плавало несколько вялых веточек зелени, напоминавшей морковную ботву.

– Я нашла нам компанию, присоединившись к которой мы въедем в столицу, не вызвав даже тени подозрений, – ответила я, и заботливо придвинула тарелку поближе к магистру.

Конечно, то нельзя было назвать настоящим везением, но губы мои складывались в бледную улыбку, когда я мысленно перечисляла в полудреме все выгоды, извлеченные из последних событий.

Во-первых, мы смогли прибиться к немногочисленной группе торговцев из Фиве, являвшихся воплощением степенности и добропорядочности как вместе, так и по отдельности. Господин Силумн представил нас всем своим спутникам, как только они спустились к завтраку из своей комнаты, и те с важностью кивнули в ответ на нашу просьбу продолжить путь в столицу вместе. Вид магистра Леопольда, с отсутствующим выражением лица пережевывающего жесткий стебель зелени, в то время, как с кухни доносились манящие ароматы жареного мяса, зарекомендовал нас как нельзя лучше и подтвердил слова господина Барнабы, называвшего нас не иначе как "скромным и благочестивым семейством". Чинная беседа, которую маг поддерживал с постным и трагичным выражением лица, расположила к нам фивейцев окончательно.

Во-вторых, почтенные торговцы путешествовали на повозках, где нашлось место для того, чтобы мы смогли передохнуть после долгой бессонной ночи. Нам не пришлось брести под моросящим дождем, ведя в поводу коня, на которого никто из нас не желал взбираться, и большую часть пути мы продремали бок-о-бок, завернувшись в плащи. Гонорий был отдан на попечение слугам, сопровождавшим фивейцев. Из-за дождей, размывших тракт, повозки передвигались медленно, и не приходилось опасаться, что наш конь падет от чрезмерной усталости.

В-третьих, благодаря Темной Дороге мы очутились почти рядом со столицей, благополучно миновав все поселки и города, где нам могли повстречаться недруги, о которых мы все еще ничего не знали, в то время, как они наверняка имели при себе точнейшие предписания, позволяющие опознать нас с первого же взгляда. Тревожило меня только то, что я все еще не могла высчитать, сколько же времени минуло в нашем мире, пока мы бродили по лесам короля Ринеке – Изгард располагался южнее, чем Эсворд и осень сюда приходила позднее на неделю, если не более, что, например, можно было определить по срокам листопада. Но в пору, когда идут затяжные дожди, все выглядит одинаково мрачным и серым, особенно для человека голодного и уставшего.

В-четвертых – но как я не внушала я себе, что речь идет о преимуществе, на душе от этой мысли становилось тоскливо, – я оставила свое кольцо в мире духов и никто не смог бы отследить теперь мои перемещения. Каспар не говорил, что может определить мое местонахождение благодаря кольцу, но этого нельзя было исключать, и то, что я не расставалась с его подарком, могло сослужить мне дурную службу в бдущем. Разум говорил, что кольцо следовало выбросить, едва мы только сделали шаг за порог дома, но тут же я вспоминала, как Каспар единственный раз поцеловал меня, и сердце ныло, словно разлука наша стала окончательной, после того, как я сняла кольцо. "Удостоверюсь, что Леопольд и Мелихаро надежно спрятаны, разузнаю, что поговаривают об Каспаре другие чародеи, и тут же отправлюсь в Эзринген, если мне покажется, что он и впрямь в беде", – говорила я себе. Конечно, демону и чародею не стоило знать, что я собираюсь оставить их вскоре после прибытия в Изгард, но именно так я собиралась поступить изначально, как бы глупо это не выглядело.