Луч Солнца ударил прямо в очаг Злой Воли. Упыри, что находились на территории скалистой локации, в мгновение ока обращаться стали в ничто. Волна солярного света расходилась по всему острову, уничтожая всё навье и не трогая живое. Гора в ночи золотом светилась, как маяк. И волонтёры теперь понимали, почему Златогор так зовётся. Однажды, когда Кощеева Погибель разобьётся, как в легенде, тот, кто виновником Начала Конца стал — им был Даждьбог, — свою ошибку исправит.

Хог привалился спиной к мачте. Он посмотрел на Юлю, уснувшую возле бочек с улыбкой на устах да в объятиях Орфея держащую. Глянул на Эса, хмыкнувшего в последний на сегодня раз и сну предавшемуся. Недокуренная сигарета выпала из его рта.

— Всё… хе-х… хе-хе-хе… закончилось, — Хог тоже закрыл глаза, проваливаясь в глубокий сон.

Да. Теперь всё действительно закончилось.

Выжили все.

— …Орфей… Юля… Эс… Х-хог… К… К-кто-нибудь…

Способна ли Элли плакать? Хог этого не знал. Он видел эту девушку разной: стервозной, нахальной, экстравагантной, весёлой, грубой, даже милой, — но никак не плачущей. Лимит понимал прекрасно: стервы просто так не заплачут. Не для того маску циничной суки на лик свой надевали они, чтобы чуть что — и сразу в слёзы. Стервы не плачут. Подобные проявления слабости им чужды. Напротив — они сами будут смеяться над теми, кто плакать посмеет перед ними, откровенно оных презирая.

Хог считал Элли такой же. С первых минут их знакомства она отпечаталась в его памяти как абсолютно непробиваемая по всем фронтам дама, которой плевать на чувства, мнения и желания других. Эта девушка презирает общество за то, что оно пожирает вожделенными глазами её фигуру, но при этом сама же сему способствует, одеваясь очень привлекательно. Она вроде бы романтик, — однако ненавидит розы, и любого, кто посмеет ей их подарить, ими же отлупит. Хог не понимал Элли. Это единственный человек в команде, чьи тараканы в голове не хотели стыковаться с его. Её высокомерие — бич их взаимодействия. Не важно, эрийка она, дракон, лучшая из лучших на кордоне — Лимит плевал на ярлыки, якобы подчёркивающие достоинства определённого человека. Он видел стерву, — с которыми всегда расправлялся жёстко и беспощадно. Не физически, нет. Морально. Давил до тех пор, пока маска непреклонной царевны не разбивалась, а перед ним не представала абсолютно никудышная в духовном и моральном аспектах дурёха.

Элли всегда пыталась показать себя главнее, и Хога это злило. Он молчал, когда своё главенство Эрия проявляла непосредственно как лидер команды. Но стоило ей только начать своё воззрение навязывать другим, Лимит тотчас сталкивался с ней лбами. Ему не нужно её виденье мира. В советах синеволосой эрийки волонтёр тоже не нуждается и в различных ситуациях действует согласно своему собственному кодексу справедливости. А то, что она одинока, никоим образом их не роднит: Элли такая лишь потому, что чересчур требовательна к обществу. А Хог — покуда без прошлого «родился».

Хог спал и видел сон. В нём Элли себя явила в паре с Пряником на корабле. Смешно, не правда ли? Парень настолько истощился приключениями, ранами да относительной потерей крови, что начинал бредить. Очень забавно. Уставший мозг пишет сюжеты, которых никогда не будет. Эдакий полёт фантазии, когда видится то, чему нет предпосылок, но подсознательно хочется это видеть. Такое с людьми частенько происходит, в сём ничего удивительного нет.

— …ви… Слышишь? Живи! Не смей умирать!

Хог смеётся. Не физически, мысленно. Он слышит голос Элли, полный волнения, паники, страха — и не может в это поверить. Это просто сон. В нём реальность с вымыслом перемешалась, образуя солянку из оксюморона. Полное несоответствие настоящему. Образ испуганной Эрии совершенно не стыкуется с её подлинным характером. Лимиту хочется даже пощёчину себе отвесить, чтобы выбить из больного разума дурацкие мысли, пытающиеся обелить в его глазах ту, которая изо дня в день раздражала его.

Потом наступила тишина. Хог продолжает плыть по течению из собственных раздумий, не находя в них чего-то интересного. Какие-то обрывки воспоминаний, повествующие об одиноком бродяге без прошлого. В одних фрагментах присутствует милый душе и сердцу Пряник, в других его нет. Ощущение никуда не девшегося одиночества имеется в наличии. Лимит уже давно не содрогается, когда оно дышит ему в затылок. Привык, видно. Даже спустя три года не смог перестроиться на новый лад, в глубине души продолжая периодически с ним встречаться. Не исчезли бесследно и кошмары. Они будут о себе давать знать из раза в раз.

Вот Хог оказывается на границе между Белым миром и Чёрным. На первой стороне стоит Триглав. Он суровый, грозный, безапелляционный, — но справедливый, надёжный и светлый. На второй — Дрёма. Она притягательная, обаятельная, красноречивая, — однако её портфолио полнится недосказанностью да хитрым умыслом. Они — два удивительных божества, заинтересовавшиеся Лимитом — непонятно, правда, почему. Избранный — одна часть медали. Есть и другая, природу которой волонтёр пока не познал. Он интересен и Свету, и Тьме одновременно. Стоит ли податься к чему-то из них, или, быть может, сохранить нейтралитет?

Хог фыркнул. В своё время он немало божеств высмеял про себя — а сейчас находится подле них, откровенно не выкупая, в какой момент ему «посчастливилось» свернуть куда-то не туда. А, впрочем, нет, это уже натуральное двуличие — всё прекрасно Хог понимал. Его жизнь перечисленным наполнилась сразу после того, как он коснулся души Чёрного Хорса. С того самого момента потомок Лимитеры перестал быть просто искателем приключений и был вброшен в совершенно другую историю, где ему предстояло… что именно? Стать другим? Наверняка. Только за эту вылазку Хог умудрился побыть погребённым заживо, столкнуться с противоположным воззрением, встретить тёмную богиню, стать свидетелем работы Кощеевой Погибели, обзавестись божественным оружием и так же с ним расстаться. Но если что-то из перечисленного ещё можно было выкинуть из головы и сосредоточиться на чём-то другом, то вот потеря «Веретена», а также знакомство со своим покровителем сильно на нём сказались. Бога Лимит, однако, не видел. По какой-то причине тот не хотел, чтобы волонтёр его видел, и это накидывало дополнительную кучу вопросов на мозг, жаждущий ответов.

Хог устал — дико, сильно, донельзя. И физически, и морально тоже. Он не хотел в чём-либо разбираться, по крайней мере, в ближайшее время. Душа его желала лишь одного — покоя. Златогор выжал из него все соки. Лимиту потребуется немало времени, прежде чем он действительно сможет перевести дух после пережитых им ужасов. Боевое крещение оказалось невероятно тяжёлым.

Сложно сказать, сколько прошло времени. Когда Хог смог поднять веки, его взгляд упёрся в светло-голубоватый потолок. Слух не улавливал ничего, окромя рабочего вентилятора и чьего-то копошения. Судя по мягкой подушке под головой да одеяле, натянутом до подбородка, он находится в кровати. Она небольшая, скромная, как раз под его рост. Пахло медициной. Видно, в лазарете парень.

Ужасно болела правая рука и чувствовалась неумолимая тяжесть в районе солнечного сплетения. Хог ощутил их наличие сразу же, стоило ему только двинуть бровями. Кисть выкручивало. Ломило фалангу пальцев. Мышцы чуть ниже локтя и вовсе ощущались желеобразными, отчего Лимиту на секунду даже показалось, будто она висит безвольно. Дышать было нетрудно, но и свободными вдохи тоже не являлись. Каждый раз, мышцы живота растягивая при поглощении кислорода, волонтёр ощущал, как они пульсируют. Он чувствовал себя сжатым, словно пойманная в сети рыба.

— Мм…

— Кнутик, ты очнулся?

Хог тотчас вздрогнул. Этот голос ни с чьим другим он никогда не спутает. Ибо лишь один мог назвать его по тому имени, которое тот получил при их первом знакомстве.

Пряник сидел рядом. Спектр чувств в маленьких жёлтых глазёнках настолько богат, что Лимит и сам невольно губу нижнюю поджал от подступившего к горлу кома. И только сейчас юноша понял, что находится он на кордоне. Парень не посещал лазарет «Луча» ранее, но по символу орла да некоторым знакомым голосам, доносящимся издалека, узнал место своего нынешнего обитания.