«Стели кому-нибудь другому, ладненько? Согласен, прошлого своего я не знаю, но вот имя и…».

«Уверен ли ты, что они — твои»?

Хог окаменел в лице. Почему-то руки задрожали вдруг, а сердце стало похоронный марш отбивать в такт тикающим часам. Хотя… а, впрочем, чего душой кривить: Лимит и сам нередко себя на мысли ловил, что, возможно, проживал жизнь чужого человека. Х.О… и И…И.Т. — единственное, что он помнил о себе.

«Именно, дитя Пе… ах, прошу прощения! Мне не следует об этом говорить, по крайней мере, сейчас. Впоследствии ты и сам всё поймёшь, всё вспомнишь. Впрочем, это не означает, что я не могу показать тебе то, что хочу… и чего хочешь Ты».

«О чём ты болтаешь? Ты… ты знаешь, кто я такой?».

«Эхехе. Да. Не только я одна».

Приятный голос смолк, и Хог остался один. Однако Дрёма не слукавила: в непроглядном тумане стали вырисовываться контуры замысловатых домов с крышами разных форм, дальность видимости увеличивалась, позволяя Лимиту лицезреть рождаемые властью богини улицы и проулки, фонарные столбы и плакаты — с отсутствующими, правда, изображениями.

Перед Хогом появлялся город — дивный, красивый и одновременно мёртвый. Он невероятно пустой, как готовенькая локация, на которой пока никого и ничего не заспавнили. Лишь клубы тумана, преображающегося в дым, кверху поднимались, что, с одной стороны, никак бездушность места сего не умаляя, а с другой, хоть что-то добавляя в область безжизненного мира.

Хог, сглотнув, сделал шаг вперёд. Затем ещё один. И ещё. Осторожно продвигался он по улицам таинственного города, готовый в любую минуту воззвать к Коловрату. Хотя здравомыслие во всё горло кричало ему о том, чтобы парень сделал это прямо сейчас, любопытство в данный час пересилило первое. Легенда гласит, что Дрёма создаёт из тумана лишь то, что живёт в памяти человека. Раз так — значит, этот город имеет непосредственное отношение к потерянному прошлому Хога. Это не Аркаим. Столицу Лимитеры Лимит узнал бы сразу, покуда за последние годы успел исследовать её вдоль и поперёк.

Что это за город…?

Хог устремил взгляд наверх, когда вышел на широкую улицу. Не заметить огромное дерево, с высотой и шириной которого не сравнится ни одно другое, существующее в Трёх Мирах, было сложно. Ничего удивительного, ведь таковым и должно быть Мировое Древо, опора, фундамент и сердце всей Вселенной. Оно корнями идёт из мира тьмы, что Навью зовётся; стволом проходит через мир людской, коей Явь является; уходит кронами в мир светлый, в Правь.

В истории существует… вернее, существовал только один город, что был однажды построен у Мирового Древа. Хог знал его название, да не решался пока озвучить (даже мысленно), всё ещё сомнениями пожираемый.

Волонтёр пошёл по прямой дороге, которая вела к большому дворцу. Он и сам не знал, почему именно к нему пошёл. То ли душа просила, то ли ноги сами заработали — но вдруг охотник понял, что идти ему надо только туда. Это не голос интуиции, не объективно логичное предположение и даже не сценарный приём, особо важные места помечающий жирным шрифтом. Так надо — и всё. Дворец — как финишная прямая, в глаза бросающаяся как сама по себе, так и благодаря наличию Мирового Древа.

Вот мост недлинный над рекой молочного цвета пролегает. По нему Хог переходит на другую сторону. Железные врата сами отворяются, толкать их незачем. Лимит идёт дальше. Картина маслом: размазанные и нечёткие фигуры, вырезанные из кустов; фонтан в середине огромного двора, не то белую, не то серую воду испускающий; деревья с яблоками повсюду расположены и два каменных богатыря по обе стороны от входа во дворец стоят, мечи опуская концом вниз.

Хог поморщился. Иллюстрация уж очень сильно смахивает на демонстрацию вымышленного (а может, и нет) Ирия-сада.

Мозг странно на всё реагирует. Он не пытается анализировать увиденное, а просто впитывает его в себя, как губка. Даже думать напрочь отказывается, ибо неспособен происходящее во что-то реальное обличить. Не происходит ничего ужасного — но и радостным, однако, не попахивает. Это — серая мгла, обезличивание светлого и тёмного, градация эмоций и разума, уступающих место принятию происходящего.

Хог не понимает. Но хочет понять. Необъяснимая и неумолимая тяга сильнее простого человеческого возбуждения. В корне верно: Лимит ужасно возбуждён. Не здесь. Где-то там. Душою. Он страстно жаждет прикоснуться к истоку, рождающего серый мир. Ведь оный создан не по воле могущественной богини (она лишь способствует его реализации), а благодаря памяти волонтёра. Его памяти.

«Это ужасно искушает, не так ли? Твоё сознание… гм… твоё подсознание — оно Тобой не контролируется. Ты не властен над тем, что властно над Тобою. Но… не так всё плохо, Хо (?) И (?)ит. Ведь ты сам всё прекрасно понимаешь: то, что не обнародует себя сейчас, сделает это позже».

…

«Давай поговорим? Не так, как сейчас. Как делают это люди — вживую. Ты увидишь Меня — и, быть может, поймёшь, что не такое уж и исчадие Зла я, каким мою личность выставляют жители Яви. Хотя боги — существа страшно своенравные, но… эхехе, просто не забивай себе голову тем, что в любом случае не подчинено воле сюжета».

……

«Мы нарушим его целостность. Совсем чуть-чуть. Са-а-мую малость. Сломаем четвёртую стену и перестанем быть рабами этой истории… на время».

Хог закатил глаза. Дрёма уже сломала последовательность сюжета, изначально повествующего о приключениях Кнута и Орфея в храме Семаргла. Настолько сильно, что Лимит о Якере вспомнил только сейчас — но не потому, что ему было наплевать на последнего, а ввиду происходящей неразберихи. Молва истова: боги — всемогущи. Они не вмешиваются в быт людской и за оными наблюдают откуда-то из Прави. Не из чувства собственного величия, а из нежелания позволять людским умам прикоснуться к тем знаниям, которые их просто убьют.

Но за моральное состояние Хога Дрёма, видно, не беспокоилась. А может, таким и должен быть плен её иллюзий, кто его знает. В любом случае Лимит не потерял над собой контроля. Ни во что не уверовал и рассудок свой сохранил. Потому он решил ещё немного побыть во власти богини сновидений и просто кивнул, давая своё согласие на разговор.

Незримая богиня хихикнула. Её голос прозвучал на сей раз не в голове Хога, а раздался прямо из-за его спины.

— Спасибо, что уделил мне время.

Всё в мире — субъективно. Любые законы, правила, обязательства — они были придуманы людьми для того, чтобы систематизировать мир, подчинить его механизму, работающему на балансе, на гармонии. Закон «Преступления и Наказания» — когда человек совершает что-то ужасное, но впоследствии наказывается за это. Люди ходят в школу не столько для того, чтобы базовые знания получить, сколько сызмальства научиться жить, учиться и работать в социуме. И даже религия — тоже субъективный класс, покуда создавалась для духовного объединения. Если кто скажет: «Это неправда» — то ужасным невежей в итоге прослывёт, покуда нет в мире ничего, что до него не было придумано кем-то другим.

В мире объективно лишь Начало и Конец — Жизнь и Смерть.

Так было изначально задумано Родом — чтобы люди (животные, птицы, насекомые) производили на свет себе подобных, а сами, выполнив своё жизненное предназначение (чаще всего — генетическое дерево обновив), уходили на покой. Созидание компонуется с Разрушением, и оба непреложных правила подкреплены Равновесием.

Мы рождаемся для того, чтобы поддерживать наш генофонд.

Мы умираем для того, чтобы наш генофонд избытка не познал.

Жизнь — пролог. Смерть — эпилог. Между ними — история отдельного живого существа, в которой может происходить что угодно. Одним времени отведено крайне много, кого-то Род, к несчастью (или к счастью), им обделил — но в любом случае каждый проживёт что-то. У каждого будет свой собственный сюжет, который не всегда красок радужных полон и, порой, ужасен настолько, что лучше б его и не было.