Ашту, не глядя на Анвара и его изумление, отдал распоряжение о привале.

Воины приняли эту идею благосклонно, тут же засуетились подготавливая место, стреножили коней и стараясь не глядеть на Всадников, застывших друг напротив друга, полезли в сумки за провизией.

— И что ты задумал? — убедившись, что их никто не слышит, недовольно поинтересовался Анвар.

— В селение я пойду один.

— Ашту, — застонал Анвар, желая напомнить другу, что еще вчера утром тот едва мог ходить.

— Нам нельзя появляться там открыто, а на всех мне пока может не хватить силенок, — отвел взгляд от друга Ашту.

— Врешь, — уверенно возразил Анвар.

Ашту поморщился, но дальше юлить не стал:

— Я хочу сам взглянуть. Хочу… убедиться.

Анвар покачал головой, но промолчал. Нарываться Несущий хаос не станет, а вот скрыть эмоции, после стольких-то лет, навряд ли сможет. Пускай сделает это без свидетелей.

— Хорошо, ждем до захода. Не явишься, сам виноват!

— Договорились, — хохотнул Ашту и, легко развернувшись, заскользил среди камней, удаляясь в сторону селения.

Ашту шел по центральной улице не таясь. Сильнее его даром в этой деревне обладал лишь один человек, тот что Ашту и нужен был. Но и он заметил бы Всадника только если бы знал, что тот находиться рядом.

Ашту остановился у знакомого дома. Он изменился за прошедшее время, удлинился, присоединив к себе еще несколько пристроек. Дом стоял изогнувшись, словно квадратная подкова. В щель, образованную не сошедшимися до конца его краями, скользнула низенькая девушка в коричневой телогрейке и с плоской корзиной в руках. Последовав за ней, Ашту увидел и того, кого искал.

Дед сидел на лавке, а перед ним разноцветным великолепием были свалены шкурки наак.

Теперь это был не мощный крепкий мужчина, а иссушенный возрастом старик. Волосы поседели, а на лице горными расселинами раскинулась сеть морщин. Вот старик что-то бросил девушке, потянулся и застыл глядя прямо на Ашту.

***

Угур сидел в небольшом, закрытом с трех сторон разросшимся домом закутке, на крепкой деревянной скамейке. Адруги были богатым племенем, имеющим доступ к кораблям темного флота, а значит и к дереву, что перевозили на восход, к оборотням. Они могли себе позволить деревянную мебель.

Старейшина перебирал шкурки наак. Весной этот мелкий зверек скидывал шикарный, но тусклый зимний мех и обрастал пускай не такой пушистой, зато играющей всеми оттенками радуги шубкой. Шкурки были востребованы в северных землях, из них невесты шили себе кипу, свадебную накидку.

Илис, невеста младшего внука, подошла с большой корзиной, собирая лучшие, отобранные стариком шкурки. Она отнесет их в дом, напи Шиун, жене Угура и та отберет из них самые-самые для самой Илис.

Старик потянулся, расправляя плечи и с легким удивлением заметил неподвижно застывшую напротив, как раз между краями дома, фигуру. Не узнать его было нельзя. Вот только, не возвращался он сюда уже очень долго. Старик моргнул, но Всадник никуда не делся. Илис, собравшая шкурки спокойно прошла мимо застывшего мужчины, даже не взглянув.

— Илис!

— Да, таки, — обернулась девушка, уже почти скрывшаяся за поворотом.

— Предупреди, чтобы меня не беспокоили. Хочу побыть один.

— Хорошо, таки, — кивнула Илис и ушла.

— Ну здравствуй, Скагар, — дождавшись пока хлопнет входная дверь, поздоровался Угур.

— Ты лишил меня этого имени, старик, неужели забыл? — Всадник говорил спокойно, но от Угура не укрылась мелькнувшая в его глазах ненависть. — Теперь мое имя Ашту.

— Что ж, Ашту, — старик протянул его имя, словно пробуя на вкус, — ты пришел за мной?

— Я не Несущий смерть, чтобы приходить за чьей-то жизнью.

Судя по дернувшимся вверх бровям, старик такого ответа не ожидал:

— Присаживайся, Всадник, поговорим, — указал он рукой на лавку.

Ашту недолго помедлил, собираясь с мыслями и… силами. Все же, общаться с этим человеком ему было тяжело. Медленно преодолев разделявшее их расстояние, Ашту осторожно опустился на другой край лавки, подальше от старика.

— Так зачем ты приехал, Ск… Ашту?

— Хочу узнать, — Ашту помолчал, подбирая наиболее ядовитое выражение, но сказал совсем не то, что вертелось на языке. — Не предал ли ты еще кого-нибудь.

Угур зло вскинулся, но холодного, насмешливого взгляда внука не выдержал, отвел глаза.

— Она сама выбрала свой путь! Сама согласилась идти с ним до конца!

— Ты мог приказать, ты старший, — зло зашипел Ашту, но тут же замолчал, взяв себя в руки, и дальнейший его голос был все так же спокоен и насмешлив, — но сейчас я не об этом. Скажи мне, старик, сколько заплатили тебе остроухие.

— Что ты несешь?!

Как ни странно, после такого возмущенного вопроса, Ашту успокоился, понимая, что старик не играет.

— Адруг. Прикрывал эльфов, пытавшихся схватить меня.

— Этого не может быть, — возразил старик, но уверенности в его словах не было.

— Я хочу знать, кто последнее время вел себя странно. Поднимал неудобные темы, исчезал, вел себя не так как обычно.

Старик задумался. Сложил руки на коленях, переплетя пальцы, и наконец заговорил:

— Из племени недавно были изгнаны пятеро. Сильные, молодые, но глупые.

Ашту хохотнул зло.

— Не ехидничай. Действительно глупые! Кто еще может кричать о величии Света и необходимости подчиняться эльфам.

— Только пятеро?

— Да.

— Имена, род?

— Нет у них больше имен, как и рода.

— Тьма, старик, мне нужно знать, кто они, как выглядят! — не сдержавшись рявкнул Ашту. Дед бесил его.

Кажется, старший все же смутился. Взгляд опустил и принялся описывать изгнанников.

Ничего интересного, обычные. Слишком обычные молодые адруги. Это будет тяжело.

— Что ж, спасибо, старик. — Ашту поднялся и, потянувшись, пошел к выходу.

— Скагар…

— Ашту!

— Мне действительно жаль.

Ашту лишь хмыкнул, не обернувшись и ничего не сказав, удалился.

Он прошел уже половину деревни, не собираясь задерживаться в ней дольше необходимого. Вот только не смог, остановился, зажмурившись и не решаясь сделать еще хоть шаг. Постоял, прислушиваясь к ровному гулу поселения.

Щебетали, весело переговариваясь, женщины. Визжала ребятня, гоняя по двору набитый сухой травой пузырь. Шутили мужчины, отдыхая на солнце у длинных, приземистых домов.

Вздохнув и открыв глаза, Ашту повернулся и быстро, чтобы не передумать, прошагал между оградами двух домов, обошел аккуратно группку детей, выламывающих лед, сохранившийся на луже в тени, выступил на край пустыря, окружавшего обжитую часть.

Дом стоял все там же, на отшибе. Почти такой же, как и был: полночные народы строили качественно, надолго. Только чернели сохранившиеся пятна копоти у окна и двери, штукатурка облезла, обнажая серый камень стен, да на крыше поселилась неунывающая живица, протянув блеклые розовые бутоны к высокому солнцу.

— Хватит! Я не собираюсь больше терпеть твою глупость, — отец орал на спокойного, грозно нахмурившегося деда.

Лицо Тиври покраснело, высокая крепкая фигура сгорбилась, будто вздорный сын собрался вцепиться в безэмоционального отца.

Скагар прижался к ноге матери, сквозь рассыпавшуюся челку наблюдая за ссорой взрослых с затаенной надеждой. Пускай отец уйдет, пускай дед выгонит его!

— Я достроил дом. Так что мы уходим! Селья, Скагар за мной!

— Селья и не думай, — наконец повысил голос дед, останавливая дернувшуюся невестку, не позволяя ей сделать непоправимое.

Скагар смотрел на мать со страхом. Почему она дернулась, зачем собралась идти за отцом.

— Селья! — взревел Тиври, сжимая кулаки.

— Он мой муж, таки, — тихо обронила мама и, осторожно оторвав ладошку Скагара от юбки, сжала ее в своей руке.

— Себя не жалко, так хоть о сыне подумай, — пытался достучаться до невестки дед, старательно не глядя на сына.

— Он мой муж, таки, — тихо повторила мать и, опустив взгляд, пошла к застывшему отцу.