Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вдруг зазвенел телефон. Семиколенов поднял трубку и услышал веселый голос Церена.

— Вадим Петрович, вы еще не наработались сегодня?

— В самую точку попал! — Семиколенов отозвался в тон ему, непринужденно, борясь с соблазном отчитать ретивого исполкомовца. — Дочитаю жалобы на тебя и — на свежий воздух!

— А я к вам собрался! Хорошая идейка появилась…

— Дождусь!..

Вадим Петрович ежедневно работал до десяти, а то и до одиннадцати вечера. Пока не уйдет ответственный секретарь, другие сотрудники улускома не покидали кабинеты из товарищеской солидарности. Жил Вадим пока на частной квартире, неподалеку.

Церен вошел без стука, запыхавшийся, веселый.

— Вадим Петрович! Нина приглашает вас на ужин!

— Какой теперь ужин! — воскликнул Вадим, взглянув на часы. — Половина одиннадцатого. Не забывай, друже, что я медик. А по-научному вечером употребляют лишь простоквашу.

Церен замялся. Судя по всему, он наобещал Нине прийти к ужину не один.

— Гостья у нас! — с едва скрываемой радостью сообщил Церен. — Нюдля приехала! Может, вам, как врачу, не мешало бы взглянуть на свою пациентку.

— Подловил! Подловил! — воскликнул Вадим. — Ну и хитер же ты стал, Церен Нохашкин! Почему сразу не сказал?

— Мы так с Ниной договорились… Вроде сюрприза: узнаете вы сестренку или нет? Да разве от вас что скроешь? Приходится уже в кабинете раскрывать все карты.

— Есть тут у меня одно дельце к тебе, за которое не мешало бы выпороть. Но ради приезда гостьи придется временно отложить!

— К порке уже привыкаю, — сознался Церен. — Что бы с кем ни случилось, виновата Советская власть.

— А как же ты думал?.. Отстегали монаха, и будь здоров!.. Да он сейчас пойдет по хотонам и сотни доверчивых людей отвратит от новой власти.

— Накажем за антисоветчину, — заявил Церен.

— Опять накажем? Ты мне эту политику брось! Наша сила в слове! Помни об этом. Не владеешь логикой убеждения — не берись руководить людьми.

— У меня этот монастырь, как бельмо на глазу, — пожаловался Церен. — Ни с какой стороны не подступишься. Ребенок у кого родился, свадьба ли, обряд погребения — гони корову или годовалого телка… Жиреют эти бездельники в хуруле!

— Наладим в каждом улусе свои, советские храмы культуры, появятся новые обряды, даже песни новые — сначала молодежь, затем и остальные станут забывать религию. Но для таких перемен нужна не плеть, а десятки лет терпеливой работы с людьми.

— Когда эти новые храмы появятся! — вздохнул Церен. — Тут хлеба нет вволю.

— Да, о хлебе заговорил… Вот тебе пример — голодающие за спасением потянулись к нам в Советы, а не к монахам. Это уже немалая победа!

— Так что же мне, — спросил Церен, — извиняться теперь перед монахом?.. Ни за что!

— Нет, друже! — незлобиво отчитал его Вадим. — Умелый руководитель должен владеть искусством дипломата. Ошибся — извините, и делу крышка! Ну, хорошо, мы об этом еще поговорим. А пока ступай домой, чтобы Нина не волновалась.

— А вы?

— Я чуть позже! Забегу домой!.. Там три куска сахара для Чотына… Дочурка ваша еще мала, а парню — гостинец.

— Эх, жаль времени! Может, не стоит за сахаром идти? Отсюда бы прямиком подались к дому… Сахар у нас есть, — соврал Церен.

— Откуда же это?

— Не забывайте, Вадим Петрович, я — зять капиталиста.

Они все же зашли на квартиру Семиколенова. Вадиму пришлось открывать дверь ключом, он остановился на пороге в недоумении.

— Куда же могла уйти в такое позднее время Евдокия Свиридовна?

— Тетя Дуня наверняка у нас! — сказал Церен уверенно.

Дуня — бывшая жена деда Наума, работавшего конюхом у Жидковых. Дед Наум давно умер, Жидков-хутор отошел к коммуне, а когда Церен перевозил семью в ставку улуса, то по доброму согласию между супругами пригласили с собою и тетю Дуню. Она была нянькой Нине, а теперь привязалась к Чотыну! Будто к своему. Все эти годы тетя Дуня жила у Церена, Нина относилась к ней, будто к родной матери. Только в прошлом году, когда Вадим Петрович переехал на работу в улус, по решению семейного совета тетя Дуня отделилась, чтобы помочь в устройстве на новом месте другу их дома: прибирала в квартире Семиколенова, стряпала, ждала хозяина из поездок, чтобы привести в порядок одежду секретаря улускома. Эта привязанность к Вадиму была у тети Дуни еще со времен той далекой фельдшерской практики Вадима на хуторе.

— Я уже все думки передумала! — радостная и в то же время с упреком в адрес мужа встретила их Нина. Она раскраснелась у плиты. После рождения дочки Нина округлилась и в новом платье выглядела вполне на уровне жены председателя исполкома.

— Церен хотел было свернуть куда-то налево, но я задержал на правах старшего, — пробасил Вадим Петрович с порога.

— Ой, не нужно было удерживать! — приняла шутку хозяйка. — Может, и я среди людей себя человеком почувствовала бы. Пошла бы снова в детдом, а то по целым дням у плиты да с пеленками.

Между тем она уже гремела посудой, ловко, аккуратно расставляя тарелки на чистой льняной скатерти.

Со дня переезда в улус Нина работала воспитателем в детдоме. Вначале это занятие ей не глянулось: чужие, звероватые дети, отбившиеся от семей, неухоженные. Однако после она привыкла к шалунам, научилась понимать их, по-матерински жалела. Месяц тому назад у Нохашкиных прибавилась семья, и теперь Нина с двумя маленькими детьми прочно засела дома. Так уж особенно она не удручалась, но нет-нет да и вспомнит о своих детдомовских «замарашках».

— Что-то я не вижу Чотына! — громко позвал Вадим Петрович. — Куда же я буду девать столько сахара?

Слегка подталкивая смутившегося мальчонку, Чотына вела из соседней комнаты Нюдля.

Вадим опешил, забыл о гостинце. Перед ним стояла настоящая красавица. На ней было синее шелковое в сиреневых цветах платье. Девушка была тонка и стройна. Лицо чистое, белое. Глаза — черные, полны света. Темные волосы спадали на плечи. Нюдля уловила на себе восхищенный взгляд Вадима, все еще державшего на ладони три кусочка сахара, и, засмущавшись, опустила ресницы.

— Вадим Петрович, здравствуйте! — громко выкрикнул Чотын, сгребая с широкой ладони гостя сахар. Семиколенов ласково потрепал мальчонку по плечу, вслух подивился тому, как быстро растут дети.

— Здравствуйте, Нюдля! — обратился Вадим к девушке. — Вот вы теперь какая!..

— Какой я вам показалась? — спросила Нюдля, засмущавшись, робко протягивая руку бывшему своему исцелителю.

— Настоящая королева! — воскликнул Вадим, осторожно пожимая ей руку. — Рад видеть вас!

Последний раз Вадим встречался с Нюдлей в Астрахани, три года тому назад. Он запомнил ее худеньким угловатым подростком. Годы преобразили девушку. Нюдля окончательно ушла из детства… «Какая прелесть! — восхищенно подумал Вадим и тут же упрекнул себя за неуместный восторг. — Ей восемнадцать, а мне уже четвертый десяток, недавно тридцать два отметил».

— Прошу всех за стол! — объявила сияющая от переполнявшего ее радушия хозяйка. — Вадим Петрович, хватит вам смущать девушку красивыми словами. А то, знаете, женщины в таком возрасте не безразличны к тому, что о них говорят. Не справится с собой — влюбится!..

— Как бы не вышло наоборот! — за грубоватой шуткой Вадим скрывал свою растерянность, возникшую при первом взгляде на девушку.

— Ну, вот, уже сразу о любви! — упрекнула Нину Нюдля. — Мужчины наработались, им в последние дни и поесть, как следует, некогда…

— Вот мы его оженим, — рассуждала Нина деловито, — тогда все будет как у людей: и сыт и обласкан. А то он у нас засиделся в холостяках.

— Увлеченность делом — украшает мужчину, — отшучивался Вадим. — Однако заботы — старят преждевременно… И нас, и вас, — обвел он глазами застолье.

— Не дадим состариться в одиночестве! — не сдавалась Нина. — Сегодня же и засватаем.

— Нина! Только без намеков, — вспыхнув вся, попросила Нюдля. — Ты же знаешь: Вадим Петрович спас мне жизнь. Я ему так благодарна! Может, я и в медицину-то пошла из-за этого… А ты сразу о каком-то сватовстве!

80
{"b":"826055","o":1}