— Не до соображениев, — буркнула Ведьма, — огород вскапывать надо. А что Натали скоро будеть, это правда. Мне во сне привиделся покойник, и в его глазу застряла большая рыба.

— Как оба связаны с Натали?

— Не помнишь, что ли, ее письма? Там было написано, что еды у них много, потому что они шли по лёду и видели под им покойника с этой рыбой, но колоть лед не стали. А были бы голодные, раскололи бы.

— Ну, и как это связывается с приездом Наташи?

— А лед-то над покойником таял. Во сне, я говорю, таял лед. Вот оно что.

Натали, действительно, освободили, но случилось это не раньше, чем Геца восстановили на работе, и не раньше, чем Паша, сестра Геца, уехала с фиктивным мужем в Варшаву, а оттуда в Тель-Авив. А с того времени, как Натали уже могла прибыть к Юцеру и Мали, и до того времени, когда она все же приехала, произошло еще несколько событий: Чок поступил на юридический факультет, Адина вышла замуж, а Любовь расцвела так, что ей нельзя было дать пятнадцать лет.

— Почему она не едет? — с тоской вопрошала Мали.

— Мне уж на тот свет собираться пора, а ей не к спеху! — вторила Мали Эмилия.

Но не все, вовсе не все торопили Натали с приездом. Юцер напряженно молчал. Теперь Натали часто являлась ему во снах. Один раз она появилась на бронзовом коне, только слегка напоминавшем Султана. Конь был огромен, его подковы не цокали по булыжнику, а гремели, как литавры. Гудели тяжелые поводья, гулко ударялись друг о дружку бронзовые кисти, украшавшие седло. Сама Натали тоже была из позеленевшей бронзы. Особенно раздражали Юцера ее бронзовые щиколотки, косточки которых выпирали мощными шпорами. Натали сидела в седле по-мужски. Бронзовые бриджи туго охватывали мощные икры, бронзовый камзол обтягивал гигантский бюст, медные щеки свисали на манер бульдожьих, а жокейская шапочка с заломленным козырьком с трудом держалась на копне медной стружки, собранной ветром в фигуру, напоминавшую задранный хвост скорпиона. Приглядевшись, Юцер убедился в том, что перед ним гигантский медный скорпион, посаженный на бронзовое женское тело. Тело же не было телом Натали. Не ей принадлежали бульдожьи щеки, гигантский бюст и тяжелый бронзовый зад. Но и скорпион ничем не напоминал Натали. Тогда почему он решил, что это Натали, и почему это все же была Натали, несмотря на то, что на Натали она не была нисколько похожа?

А бронзовый конь ступал не разбирая дороги, и вскоре Юцер оказался под ним. Зеленоватое брюхо позвякивало над головой, столбы ног перемещались по сторонам, даже не перемещались, а раздваивались и троились, создавая ощущение ряда движущихся колонн. Воздух порозовел, словно мимо этих колонн невидимые демонстранты несли сотни развевающихся красных знамен. И вдруг из огромной, неизвестно откуда взявшейся пушки на Юцера полился зловонный зеленовато-желтый пенный поток. В этот момент он услышал голос Натали: «В полном согласии с Филлисом, кобыл я не покупаю вовсе, поскольку они часто хвостят и мочатся под шпору». Вначале ее смех был проказливым и звонким, потом стал тяжелеть, обрастать металлическими обертонами, а в конце загудел и задребезжал, как огромный колокол. Юцер проснулся, ощупал себя и затрясся от страха. Пижама была насквозь мокрой и дурно пахла. К счастью, накануне вечером Любовь наотрез отказалась от ванны, поэтому в колонке осталась теплая вода. Юцер намыливался, смывал пену и снова намыливался, но даже третья вода воняла конской мочой и имела зеленовато-желтый оттенок.

Назавтра после этого сна Юцер заговорил об ожидаемом приезде Натали с Гецом.

— Я думаю, она понимает, насколько это все непросто, — сказал Гец. — Мы все изменились, Юцер. Ей не надо жить у вас. Пусть поселится у нас на первое время, потом найдем ей комнату.

— У нас нет места, — вмешалась София. — Чоку нужна отдельная комната для занятий. Кроме того, Гец с трудом выпутался из неприятностей. Приезд Натали к нам разбудит спящих призраков. И потом… нужно ли ей вообще приезжать сюда, Юцер? В вашем доме растет Любовь. Многие вещи будут ей непонятны. Времена слишком изменились. То, что вчера казалось естественным, сегодня выглядит безумием.

— Мали ждет ее приезда с неистовой тоской, — неуверенным голосом произнес Юцер, — она словно поставила всю свою жизнь на кон. Приезд Натали ей просто необходим.

— Субституция, — пробормотал Гец. — Может быть, мне стоит поговорить с ней?

— Попробуй.

Гец удивился вялому сопротивлению Юцера. В голосе друга не было не только следов былой страсти к Натали, в нем не было даже дружеского расположения к бывшей даме сердца. Юцер явно боялся приезда Натали и не хотел его. Это обстоятельство придало Гецу смелости. Но разговор с Мали получился такой, что лучше бы его не было.

— Ты?! — вскрикнула Мали. — Ты из всех людей? Как ты мог!

— Я пытаюсь защитить тебя, — тихо-тихо произнес Гец и взял Малины руки в свои.

При этом он пытался заставить Мали смотреть ему в глаза. Если бы это удалось, можно было попробовать что-то вроде гипноза.

— Нет! — крикнула Мали. — Это подлость! Подумай, сколько она пережила.

— Мы все много пережили.

— Как ты смеешь сравнивать. Она… она… — Мали расплакалась, и о гипнозе нельзя было даже мечтать.

— Подумай о Любови. В вашем доме опять начнется безумие.

— В нашем доме столько безумия, что приезд Натали может сделать его нормальным, — ответила Мали сквозь рыдания.

— Успокойся, ну, успокойся же, — Гец притянул Мали к себе, обхватил руками ее голову и начал покрывать ее волосы мелкими быстрыми поцелуями. — Мы все напутали. Мы все запутались. Ты должна была быть со мной. Возможно, Юцер должен был быть с Натали… или с Софией. Я не знаю. Это неважно. Но мы с тобой должны были быть вместе. Помнишь поезд, на котором мы ехали из Вены? Помнишь хромую нищенку, которая обещала нам сто лет счастья?

Мали молча кивнула и отстранилась. Она все еще тяжело дышала, но плакать перестала.

— Почему, — спросила она хрипло, — почему все получилось так странно, так плохо?

— Может быть, потому, что мы были молоды, и жизнь казалась нам вечностью?

— Глупости! — возразила Мали и хлопнула кулачком по колену. — Все получилось так, потому что нас посадили в клетку. Даже звери не хотят размножаться в неволе! А мы в неволе не умеем любить. Я хочу, чтобы Наташа приехала к нам. Она умеет высечь искру даже из мокрого кремня. В общем, зажечь подмокшие спички. В общем, я не знаю, что это за умение, но вокруг Наташи всегда бродят токи. А у меня кончилось электричество. Меня выключили, как настольную лампу. И жизнь погрузилась во тьму.

— Кто знает, осталась ли в Натали хоть капля жизненной силы, — возразил Гец. — Ей пришлось пройти через такое…

— И она жива! Ее письма приходят из другого времени. Из нашего времени.

— Как знаешь, — задумчиво ответил Гец. — У тебя свой счет с миром и свои способы его понимать.

А Юцеру снова приснился сон, и был он не лучше прежнего. Сначала во сне появился перрон. Совершенно пустой, вымытый дождем. За перроном была чугунная ограда, обвитая плющом и заросшая кустарником с большими палевыми и желтыми цветами. Таких цветов Юцер никогда не видел, разве что они попадались ему на картинках. Воздух над перроном был чистый, прозрачный и пьянящий, какой бывает после летнего дождя в лесистой местности. Воздух тоже казался палевым с желтыми наплывами, из чего Юцер заключил, что дело происходит ранним вечером. И был этот вечер легким и радостным, когда все хорошо и ничего больше не надо.

Но Юцер попал на этот перрон не случайно. Он должен был встретить Натали. Поначалу перрон был пуст, Юцер мог поклясться, что никого там не было. И вдруг он увидал посередине перрона женскую фигуру. Женщина сидела спиной к Юцеру на огромном кованом сундуке. Полоски меди, переплетенные в хитрый узор, поблескивали в косых лучах заходящего солнца. Женщина была в легком розовом платье с зеленой отделкой. Возможно, платье было сделано из муслина. Тонкого, изумительного муслина, каким торгуют только в специальных магазинах очень дорогих тканей.